Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Вотъ они!
М-ръ Пикквикъ высунулъ свою голову изъ окна. Гакъ точно: карета, заложенная четверкой лошадей, мчалась во весь галопъ не въ дальнемъ разстояніи отъ нихъ.
— Живй, ребята, живй! — По гине на брата!
Быстроногіе кони первой кареты мчались во весь опоръ; кони м-ра Уардля вихремъ летли по ихъ слдамъ.
— Я вижу его голову! — воскликнулъ раздражительный джентльменъ. — Вонъ она, чертова башка!
— И я вижу, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Вонъ онъ, проклятый Джингль!
М-ръ Пикквикъ не ошибся. Лицо кочующаго актера, совершенно залпленное грязью, явственно выставлялось изъ кареты, и можно было различить, какъ
Завязалась отчаянная борьба. Деревья, заборы и поля пролетали передъ ними съ быстротой вихря, и черезъ нсколько минутъ путешественники наши были почти подл первой кареты. Они слышали даже, какъ дребезжалъ охриплый голосъ Джингля, кричавшаго на ямщиковъ. Старикъ Уардль бсновался и выходилъ изъ себя. Онъ дюжинами посылалъ впередъ энергическія проклятія всхъ возможныхъ видовъ и родовъ, сжималъ кулаки и грозно обращалъ ихъ на предметъ своихъ негодованій; но м-ръ Джингль отнюдь не позволялъ себ выходить изъ предловъ джентльменскихъ приличій: онъ исподволь бросалъ на своего преслдователя презрительную улыбку и отвчалъ на его угрозы торжественнымъ крикомъ, когда лошади его, повинуясь убдительнымъ доказательствамъ кнута, ускоряли быстроту своего бга.
Лишь только м-ръ Пикквикъ услся на свое мсто, и м-ръ Уардль, надсадившій свою грудь безполезнымъ крикомъ, всунулъ свою голову въ карету, какъ вдругъ страшный толчокъ заставилъ ихъ судорожно отпрянуть отъ своихъ относительныхъ угловъ. Раздался сильный трескъ, крикъ, гвалтъ, — колесо покатилось въ канаву — карета опрокинулась на бокъ.
Черезъ нсколько секундъ общей суматохи — барахтанья лошадей и дребезжанья стеколъ — м-ръ Пикквикъ почувствовалъ, какъ высвободили его изъ-подъ руинъ опрокинутаго экипажа и какъ, наконецъ, поставили его на ноги среди грязной дороги. Высвободивъ свою голову изъ капюшона шинели и поправивъ очки на своихъ глазахъ, великій мужъ поспшилъ бросить орлиный взглядъ на окружающіе предметы.
Старикъ Уардль, въ изорванномъ плать и безъ шляпы, стоялъ подл м-ра Пикквика, любуясь на обломки опрокинутаго экипажа. Ямщики, ошеломленные паденіемъ съ козелъ и облпленные толстыми слоями грязи, стояли подл своихъ измученныхъ коней. Впереди, не дальше какъ въ пятидесяти шагахъ, виднлся другой экипажъ, придержавшій теперь своихъ лошадей. Кучера съ грязными лицами, обращенными назадъ, ухмылялись и оскаливали зубы, между тмъ какъ м-ръ Джингль съ видимымъ удовольствіемъ смотрлъ изъ окна кареты на пораженіе своихъ преслдователей. Темная ночь уже смнилась разсвтомъ, и вся эта сцена была совершенно видима для глазъ при блдномъ утреннемъ свт.
— Э-гой! — заголосилъ безстыдный Джингль. — Перекувырнулись, господа? Жаль. Какъ ваши кости?… Джентльмены пожилые… тяжелые… съ грузомъ… очень опасно!
— Ты негодяй! — проревлъ въ отвтъ м-ръ Уардль.
— Ха, ха, ха! Благодаримъ за комплиментъ… сестрица вамъ кланяется… благополучна и здорова… проситъ не безпокоиться… хать назадъ… поклонъ олуху Топману. Ну, ребята!
Ямщики взмахнули бичами, отдохнувшіе кони помчались съ новой быстротой, м-ръ Джингль махнулъ на прощанье блымъ платкомъ изъ окна своей кареты.
Ничто во всей исторіи, ни даже самое паденіе, не могло поколебать невозмутимаго и плавнаго теченія мыслей въ крпкой голов президента Пикквикскаго клуба. Но отчаянная дерзость шарлатана, занявшаго сперва деньги y его любезнаго ученика и потомъ въ благодарность осмлившагося назвать его олухомъ… нтъ, это было невыносимо, нестерпимо! М-ръ Пикквикъ съ трудомъ перевелъ свой духъ, покраснлъ чуть не до самыхъ очковъ и произнесъ весьма медленнымъ, ровнымъ и чрезвычайно выразительнымъ тономъ:
— Если я гд-нибудь и когда-нибудь встрчу этого человка, я… я… я…
— Да, да, все это очень хорошо, — возразилъ м-ръ Уардль, — но пока мы здсь стоимъ и говоримъ, они успютъ выпросить позволеніе и обвнчаться.
М-ръ Пикквикъ пріостановился и крпко закупорилъ мщеніе въ своей богатырской груди.
— Далеко ли до станціи? — спросилъ м-ръ Уардль одного изъ ямщиковъ.
— Шесть миль или около того: такъ, что ли, Томми?
— Нтъ, братъ, врешь: слишкомъ шесть миль. Онъ вретъ, сэръ, до слдующей станціи будетъ гораздо больше шести миль.
— Длать нечего, Пикквикъ; пойдемте пшкомъ.
— Пойдемте, пойдемте! — отвчалъ этотъ истинно-великій человкъ.
Одинъ изъ ямщиковъ поскакалъ верхомъ за новыми лошадьми и экипажемъ; другой остался среди дороги караулить усталыхъ коней и разбитую карету. М-ръ Пикквикъ и м-ръ Уардль бодро выступали впередъ, окутавъ напередъ свои головы и шеи огромными платками для предохраненія себя отъ крупныхъ капель дождя, который лилъ теперь обильнымъ потокомъ на грязную землю.
Глава X. Чудное безкорыстіе и нкоторыя другія весьма замчательныя черты въ характер м-ра Альфреда Джингля
Есть въ Лондон нсколько старинныхъ гостиницъ, служившихъ нкогда главными квартирами для знаменитыхъ дилижансовъ, — въ т счастливые дни, когда дилижансы играли главную и существенную роль въ исторіи сухопутныхъ путешествій. Въ настоящее время, посл всесильнаго владычества желзныхъ рельсовъ, осиротлыя гостиницы превратились въ скромныя подворья для сельскихъ экипажей, и столичный житель почти знать не хочетъ о ихъ существованіи, исключительно полезномъ для однихъ провинціаловъ.
Въ модныхъ частяхъ города ихъ нтъ и быть не можетъ при настоящемъ порядк вещей, и путешественникъ, отыскивая какой-нибудь изъ подобныхъ пріютовъ, долженъ забраться въ грязныя и отдаленныя захолустья, оставшіяся здравыми и невредимыми среди всеобщаго бшенства къ нововведеніямъ всякаго рода.
Въ квартал Боро за Лондонскимъ мостомъ вы можете, если угодно, отыскать полдюжины старыхъ гостиницъ, въ совершенств удержавшихъ свою физіономію давно прошедшихъ временъ. Это большія, длинныя, закоптлыя кирпичныя зданія съ галлереями и фантастическими переходами, способными доставить цлыя сотни матеріаловъ для страстныхъ и страшныхъ повстей въ сантиментальномъ род, и мы не преминули бы обратиться къ этому обильному источнику, еслибъ намъ пришло въ голову разсказать фантастическую сказку.
Поутру на другой день посл событій, описанныхъ въ послдней глав, на двор гостиницы "Благо Оленя", что за Лондонскимъ мостомъ, на соррейской сторон, долговязый малый, перегнутый въ три погибели, ваксилъ и чистилъ щеткой сапоги. Онъ былъ въ черной коленкоровой куртк съ синими стеклянными пуговицами, въ полосатомъ нанковомъ жилет и срыхъ брюкахъ изъ толстаго сукна. Вокругъ его шеи болтался красный платокъ самаго яркаго цвта, и голова его украшалась блою шляпой, надтой набекрень. Передъ нимъ стояли два ряда сапоговъ, одинъ вычищенный, другой грязный, и при каждомъ прибавленіи къ вычищенному ряду, онъ пріостанавливался на минуту отъ своей работы, чтобъ полюбоваться на ея блестящій результатъ.