Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Что мн длать? что мн длать? — завопила бдная два, заливаясь горькими слезами. — Братъ разсердится ужасно!
— Разсвирпетъ… иначе нельзя… фамильная обида.
— Что-жъ мн сказать ему, м-ръ Джингль? — всхлипывала двствующая тетка, терзаемая страшнымъ припадкомъ отчаянія. — Научите, присовтуйте!
— Скажите, что ему пригрезилось, и больше ничего, — холодно отвчалъ м-ръ Джингль.
Лучъ надежды озарилъ страждущую душу горемычной двы. Замтивъ это, м-ръ Джингль смле началъ развивать нить своихъ соображеній.
— Все вздоръ, сударыня…
Была ли двствующая тетка обрадована разсчитанной вроятностью ускользнуть отъ опасныхъ слдствій сдланнаго открытія или, быть можетъ, приписанный ей титулъ красавицы значительно умягчилъ жестокость ея печали, утвердительно сказать мы не можемъ ни того, ни другого. Какъ бы то ни было, ея щеки покрылись яркимъ румянцемъ, и она бросила благодарный взглядъ на м-ра Джингля.
Понимая въ совершенств свою роль, м-ръ Джингль испустилъ глубокій вздохъ, вперилъ на пару минутъ свои глаза въ желтое лицо старой двы, принялъ мелодраматическую позу и внезапно устремилъ свой взоръ на небеса.
— Вы, кажется, страдаете, м-ръ Джингль, — сказала сострадательная леди жалобнымъ тономъ, — вы несчастны. Могу ли я, въ благодарность за ваше великодушное участіе, вникнуть въ настоящую причину вашихъ страданій? Быть можетъ, мн удастся облегчить ваше горе?
— Облегчить? Ха, ха, ха! И это говорите вы, миссъ Уардль? вы говорите, тогда какъ любовь ваша принадлежитъ человку, неспособному понимать свое счастье, человку, который даже теперь разсчитываетъ на привязанность племянницы того самаго созданія… который… но нтъ!.. нтъ! онъ мой другъ: я не буду выставлять на позоръ его безнравственныя свойства. Миссъ Уардль — прощайте!
Въ заключеніе этой рчи, принявшей, быть можетъ, первый разъ на его язык послдовательную логическую форму, м-ръ Джингль приставилъ къ своимъ глазамъ коленкоровый лоскутъ суррогатъ носового платка и сдлалъ ршительный шагъ къ дверямъ.
— Остановитесь, м-ръ Джингль! — возопила двствующая тетка. — Вашъ намекъ относится къ м-ру Топману: объяснитесь.
— Никогда! — воскликнулъ м-ръ Джингль театральнымъ тономъ. — Никогда!
И въ доказательство своей твердой ршимости онъ придвинулъ стулъ къ двствующей тетк и услся рядомъ съ нею.
— М-ръ Джингль, — сказала цломудренная два, — я прошу васъ, умоляю, заклинаю… откройте ужасную тайну, если она иметъ какую-нибудь связь съ моимъ другомъ.
— Могу ли я, — началъ м-ръ Джингль, пристально вперивъ глаза въ лицо двствующей тетки, — могу ли я видть, какъ безжалостный эгоистъ приноситъ въ жертву прелестное созданіе… Но нтъ, нтъ! Языкъ отказывается объяснить…
— Именемъ всего, что дорого для вашего растерзаннаго сердца, — вопила цломудренная два, — умоляю, объясните.
М-ръ Джингль, казалось, нсколько секундъ боролся съ собственными чувствами и потомъ, преодолвъ внутреннее волненіе, произнесъ твердымъ и выразительнымъ тономъ:
— Топманъ любитъ только ваши деньги!
— Злодй! — воскликнула миссъ Уардль, проникнутая насквозь страшнымъ негодованіемъ.
Сомннія м-ра Джингля ршены: y двствующей тетки были деньги.
— Этого мало, — продолжалъ кочующій актеръ, — Топманъ любитъ другую.
— Другую! — возопила тетка. — Кого же?
— Смазливую двушку съ черными глазами, вашу племянницу — Эмилію.
Продолжительная пауза.
Съ этого мгновенія въ груди старой двы заклокотала самая непримиримая ненависть къ миссъ Эмиліи Уардль. Багровая краска выступила на ея лиц и ше; она забросила свою голову назадъ съ выраженіемъ самаго отчаяннаго презрнія и злобы. Закусивъ, наконецъ, свои толстыя губы и вздернувъ носъ, она прервала продолжительное молчаніе такимъ образомъ:
— Нтъ, этого быть не можетъ. Я не врю вамъ, м-ръ Джингль.
— Наблюдайте за ними, — отвчалъ кочующій актеръ.
— Буду.
— Замчайте его взоры.
— Буду.
— Его шопотъ.
— Буду.
— Онъ сядетъ за столъ подл нея.
— Пусть его.
— Будетъ любезничать съ нею.
— Пусть.
— Станетъ расточать передъ нею всю свою внимательность.
— Пусть.
— И онъ броситъ васъ съ пренебреженіемъ.
— Меня броситъ! — взвизгнула двственная тетка, — меня!
И въ припадк бшеной злобы, она заскрежетала зубами. Глаза ея налились кровыо.
— Убдитъ ли это васъ?
— Да.
— Вы будете равнодушны?
— Да.
— И вы оставите его?
— Да.
— Онъ не будетъ имть мста въ вашемъ сердц?
— Да.
— Любовь ваша будетъ принадлежать другому?
— Да.
— Честное слово?
— Честное слово.
М-ръ Джингль бросился на колни и пять минутъ простоялъ y ногъ цломудренной леди: ему общали подарить неизмнно вчную любовь, какъ скоро будетъ приведена въ извстность гнусная измна Топмана.
Въ этотъ же самый день, за обдомъ, блистательнымъ образомъ подтвердились слова м-ра Альфреда Джингля. Двственная тетка едва врила своимъ глазамъ. М-ръ Треси Топманъ сидлъ подл Эмиліи Уардль напротивъ м-ра Снодграса, улыбаясь шепталъ, смялся и выдумывалъ поэтическіе комплименты. Ни однимъ взглядомъ, ни однимъ словомъ не удостоилъ онъ владычицы своего сердца, которой такъ недавно клялся посвятить всю свою жизнь.
— Чортъ побери этого болвана! — думалъ про себя м-ръ Уардль, знавшій отъ своей матери вс подробности романтической исторіи. — Жирный толстякъ, вроятно, спалъ или грезилъ на яву. Все вздоръ!
— Извергъ! — думала про себя двственная тетка, — о, какъ я ненавижу его! Да, это ясно: милый Джингль не обманывалъ меня.
Слдующій разговоръ объяснитъ нашимъ читателямъ непостижимую перемну въ поведеніи м-ра Треси Топмана.
Время дйствія — вечеръ; сцена — садъ. Двое мужчинъ гуляютъ по уединенной тропинк: одинъ низенькій и толстый, другой сухопарый и высокій. То были: м-ръ Треси Топманъ и м-ръ Альфредъ Джингль. Бесду открылъ толстый джентльменъ:
— Ну, другъ, хорошо я велъ себя?