Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Съ удовольствіемъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ;- мн будетъ очень пріятно.
— И мн,- сказалъ м-ръ Алфредъ Джингль, подавая одну руку м-ру Пикквику, другую — м-ру Уардлю, и говоря потомъ втихомолку на ухо перваго джентльмена: — обдъ превосходный… заглядывалъ сегодня въ кухню… куры, дичь, пироги — деликатесъ! Молодые люди хорошаго тона… народъ веселый, разбитной — отлично!
Такъ какъ предварительныя распоряженія были приведены заране къ вожделнному концу, то вся компанія, раздленная на маленькія группы, поворотила изъ палатокъ на главную улицу Моггльтона, и черезъ четверть часа господа криккетисты съ своими гостями уже засдали въ большой зал "Голубого Льва" подъ предсдательствомъ м-ра Домкинса, и товарища его, вице-президента Лоффи.
Дружно поднялся за огромнымъ столомъ говоръ веселыхъ гостей, дружно застучали ножи, вилки и тарелки, хлопотливо забгали взадъ и впередъ расторопные офиціанты, и быстро стали исчезать, одно за другимъ, лакомыя блюда. М-ръ
Наступили минуты сердечныхъ изліяній и общаго восторга. Среди одушевленнаго говора безмолвствовалъ только одинъ маленькій джентльменъ съ длиннымъ носомъ и сверкающими глазами. Скрестивъ руки на груди, онъ путешествовалъ по зал медленными и ровными шагами, оглядываясь по временамъ вокругъ себя и откашливаясь съ какою-то необыкновенною энергіей выразительнаго свойства. Наконецъ, когда бесда приняла на минуту боле ровный и спокойный характеръ, маленькій джентльменъ провозгласилъ громко и торжественно:
— Господинъ вице-президентъ!
Среди наступившей тишины взоры всхъ и каждаго обратились на вице-президента. М-ръ Лоффи выступилъ впередъ и произнесъ торжественный отвтъ:
— Сэръ!
— Я желаю сказать вамъ нсколько словъ, сэръ: пусть почтенные джентльмены благоволятъ наполнить свои бокалы.
М-ръ Джингль сдлалъ выразительный жестъ и произнесъ энергическимъ тономъ:
— Слушайте, слушайте!
Когда бокалы наполнились искрометной влагой, вице-президентъ, принимая глубокомысленный видъ, сказалъ:
— М-ръ Степль.
— Сэръ, — началъ миніатюрный джентльменъ, выступивъ на середину залы, — я желалъ бы обратить свою рчь собственно къ вамъ, a не къ нашему достойному президенту, потому что, такъ сказать, нашъ достойный президентъ находится въ нкоторой степени… можно даже сказать, въ весьма значительной степени… между тмъ какъ предметъ, о которомъ хочу я говорить, или лучше… правильне то есть… или… или…
— Разсуждать, — подсказалъ м-ръ Джингль.
— Такъ точно разсуждать, — продолжалъ миніатюрный джентльменъ. — Благодарю за такое поясненіе мысли моего почтеннаго друга, если онъ позволитъ мн называть его такимъ именемъ (Слушайте, слушайте! — М-ръ Джингль суетится больше всхъ). Итакъ, сэръ, объявляю, что я имю честь быть криккетистомъ изъ Дингли, то есть изъ Дингли-Делль (громкія рукоплесканія). Само собою разумется, что я отнюдь не могу обнаруживать притязаній на высокую честь принадлежать къ почтенному сословію моггльтонскихъ гражданъ, и вы позволите мн замтить откровенно, сэръ, что я не ищу, не домогаюсь и даже нисколько не желаю этой чести (Слушайте, слушайте!). Уже давно продолжается похвальное соревнованіе на пол національнаго игрища между Моггльтономъ и Дингли-Деллемъ, — это извстно всему свту, сэръ, и, конечно, никто не станетъ оспаривать, что европейскій континентъ иметъ высокое мнніе о криккетистахъ… Могучъ и славенъ городъ Моггльтонъ, и всюду гремитъ молва о великихъ подвигахъ его гражданъ; но тмъ не мене я — дингли-деллеръ и горжусь этимъ наименованіемъ вотъ по какой причин (Слушайте, слушайте!). Пусть городъ Моггльтонъ гордится всми своими отличіями, — на это, конечно, онъ иметъ полное право: достоинства его многочисленны, даже, можно сказать, безчисленны. Однакожъ, сэръ, если вс мы твердо помнимъ, что Моггльтонъ произвелъ на свтъ знаменитыхъ героевъ, Домкинса и Поддера, то, конечно, никто изъ насъ не забудетъ и не можетъ забыть, что Дингли-Делль, въ свою очередь, можетъ достойно превозноситься тмъ, что ему одолжены своимъ бытіемъ не мене знаменитые мужи: Лоффи и Строггльсъ (Дружныя и громкія рукоплесканія). Унижаю ли я черезъ это честь и славу моггльтонскихъ гражданъ? Нтъ, тысячу разъ нтъ. Совсмъ напротивъ: я даже завидую при этомъ случа роскошному изліянію ихъ національныхъ чувствъ. Вс вы, милостивые государи, вроятно хорошо знаете достопамятный отвтъ, раздавшійся нкогда изъ бочки, гд имлъ мстопребываніе свое великій философъ древней Греціи, стяжавшій достойно заслуженную славу въ классическомъ мір: "если бы я не былъ Діогеномъ," сказалъ онъ, "то я желалъ бы быть Александромъ". — Воображаю себ, что господа, здсь предстоящіе, могутъ въ свою очередь сказать: "не будь я Домкинсъ, я бы желалъ быть Лоффи", или: "не будь я Поддеръ, я желалъ бы быть Строггльсомъ" (Общій восторгъ). Къ вамъ обращаюсь, господа, почтенные граждане Моггльтона: одинъ ли криккетъ упрочиваетъ за вами громкую извстность? Разв вы никогда не слышали о Домкинс и его высокихъ подвигахъ, имющихъ непосредственное отношеніе къ вашей національной слав? Разв вы не привыкли съ именемъ Поддера соединять понятіе о необыкновенной ршительности и твердости характера въ защит собственности? Кому еще такъ недавно пришла въ голову счастливая мысль относительно увеличенія нашихъ привилегій? Кто такъ краснорчиво ратовалъ въ пользу нашей церкви? Домкинсъ. Итакъ, милостивые государи, приглашаю васъ привтствовать съ общимъ одушевленіемъ почтенныя имена нашихъ національныхъ героевъ: да здравствуютъ многая лта Домкинсъ и Поддеръ!»
Отъ громкихъ рукоплесканій задрожали окна, когда миніатюрный джентльменъ кончилъ свою рчь. Весь остатокъ вечера прошелъ чрезвычайно весело и дружелюбно. Тосты слдовали за тостами, и одна рчь смнялась другою: краснорчіе господъ криккетистовъ обнаружилось во всей своей сил и слав. М-ръ Лоффи и м-ръ Строггльсъ, м-ръ Пикквикъ и м-ръ Джингль были каждый въ свою очередь предметомъ единодушныхъ прославленій и каждый, въ свое время, долженъ былъ въ отборныхъ выраженіяхъ благодарить почтенную компанію за предложенные тосты.
Какъ соревнователи національной славы, мы весьма охотно согласились бы представить нашимъ читателямъ полный отчетъ обо всхъ подробностяхъ знаменитаго празднества, достойнаго занять одно изъ первыхъ мстъ въ лтописяхъ великобританскихъ торжествъ; но, къ несчастію, матеріалы наши довольно скудны, и мы должны отказаться отъ удовольствія украсить свои страницы великолпными образчиками британскаго витійства. М-ръ Снодграсъ, съ обычной добросовстностью, представилъ значительную массу примчаній, которыя, нтъ сомннія, были бы чрезвычайно полезны для нашей цли, если бы, съ одной стороны, пламенное краснорчіе, съ другой — живительное дйствіе вина не сдлали почеркъ этого джентльмена до такой степени неразборчивымъ, что рукопись его въ этомъ мст оказалась почти совершенно неудобною для ученаго употребленія. Мы едва могли разобрать въ ней имена краснорчивыхъ ораторовъ и весьма немного словъ изъ псни, проптой м-ромъ Джинглемъ. Попадаются здсь выраженія въ род слдующихъ: "изломанныя кости… пощечина… бутылка… подзатыльникъ… забубенный"; но изъ всего этого намъ, при всемъ желаніи, никакъ не удалось составить живописной картины, достойной вниманія нашихъ благосклонныхъ читателей.
Возвращаясь теперь къ раненому м-ру Топману, мы считаемъ своей обязанностью прибавить только, что за нсколько минутъ до полуночи въ трактир "Голубого Льва" раздавалась умилительная мелодія прекрасной и страстной національной псни, которая начинается такимъ образомъ:
Пропируемъ до утра,Пропируемъ до утра,Пропируемъ до утра,Гей, гой! до утра!Глава VIII. Объясняетъ и доказываетъ извстное положеніе, что "путь истинной любви не то, что желзная дорога"
Безмятежное пребываніе на хутор Дингли-Делль, чистый и ароматическій воздухъ, оглашаемый безпрерывно пніемъ пернатыхъ, присутствіе прелестныхъ представительницъ прекраснаго пола, ихъ великодушная заботливость и безпокойство: все это могущественнымъ образомъ содйствовало къ благотворному развитію нжнйшихъ чувствъ, глубоко насажденныхъ самою природою въ сердц м-ра Треси Топмана, несчастнаго свидтеля птичьей охоты. На этотъ разъ его нжнымъ чувствамъ было, повидимому, суждено обратиться исключительно на одинъ обожаемый предметъ. Молодыя двушки были очень милы, и обращеніе ихъ казалось привлекательнымъ во многихъ отношеніяхъ; но двственная тетка превосходила во всемъ какъ своихъ племянницъ, такъ и всякую другую женщину, какую только видлъ м-ръ Топманъ на своемъ вку. Было какое-то особенное великолпіе въ ея черныхъ глазахъ, особенное достоинство въ ея осанк, и даже походка цломудренной двы обличала такія сановитыя свойства, какихъ отнюдь нельзя было замтить въ молодыхъ миссъ Уардль. Притомъ не подлежало ни малйшему сомннію, что м-ръ Треси Топманъ и двственная тетка увлеклись другъ къ другу съ перваго взгляда непреодолимою симпатіею; въ ихъ натур было что-то родственное, что, повидимому, должно было скрпить неразрывными узами мистическій союзъ ихъ душъ. Ея имя невольно вырвалось изъ груди м-ра Топмана, когда онъ лежалъ на трав, плавая въ своей собственной крови, и страшный истерическій хохотъ двствующей тетки былъ первымъ звукомъ, поразившимъ слухъ счастливаго Треси, когда друзья подвели его къ садовой калитк. Чмъ же и какъ объяснить это внезапное волненіе въ ея груди? Было ли оно естественнымъ изліяніемъ женской чувствительности при вид человческой крови, или, совсмъ напротивъ, источникъ его заключался въ пылкомъ и страстномъ чувств, которое только онъ одинъ изъ всхъ живущихъ существъ могъ пробудить въ этой чудной дв? Вотъ вопросы и сомннія, терзавшіе грудь счастливаго страдальца, когда онъ былъ распростертъ на мягкой соф передъ пылающимъ каминомъ. Надлежало разршить ихъ во что бы ни стало.
Былъ вечеръ. Изабелла и Эмилія вышли погулять въ сопровожденіи м-ра Трунделя; глухая старая леди полулежала въ забытьи въ своихъ спокойныхъ креслахъ; жирный и толстый дтина храплъ y очага въ отдаленной кухн; смазливыя горничныя вертлись y воротъ, наслаждаясь пріятностью вечерней погоды и любезностью сельскихъ кавалеровъ, изливавшихъ передъ ними свои пылкія чувства. Треси Топманъ и Рахиль Уардль сидли другъ подл друга, не обращая ни малйшаго вниманія на окружающіе предметы. Они мечтали о взаимной симпатіи душъ, мечтали и молчали.