Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
"Заране было устроено, что преступникъ, при первомъ позволеніи, станетъ писать къ своей матери, и что письма его будутъ адресованы на мое имя. Отецъ положительно отказался отъ своего сына, лишь только отвели его въ тюрьму, и для него было все равно, живъ онъ или нтъ.
"Прошло два-три года: о молодомъ Эдмондс не было ни слуха, ни духа. Въ продолженіе семи лтъ, то-есть половины срока его ссылки, я не получилъ отъ него ни одного письма. Оставалось придти къ вроятному заключенію, что онъ погибъ или умеръ.
"Нтъ, однакожъ. По прибытіи на мсто ссылки Эдмондсъ былъ отправленъ въ одну изъ самыхъ отдаленныхъ колоній, и этимъ обстоятельствомъ объясняется тотъ фактъ, что ни одно изъ его писемъ не дошло до моихъ рукъ, хотя писалъ онъ довольно часто. Вс четырнадцать лтъ пробылъ онъ на одномъ и томъ же мст. По истеченіи этого срока,
"Въ прекрасный воскресный вечеръ, въ половин августа, Джонъ Эдмондсъ подходилъ къ той самой деревн, которую, за четырнадцать лтъ, онъ оставилъ съ такимъ позоромъ и стыдомъ. Ближайшій его путь лежалъ черезъ кладбище. Какъ сильно забилось сердце въ его груди, когда онъ подошелъ къ церковной оград! Высокіе тополи и липы, озаренные послдними лучами заходящаго солнца, пробудили въ его душ воспоминанія давно прошедшихъ дней. Онъ представлялъ себ, какъ, бывало, смотрлъ на ея блдное лицо, и какъ глаза ея наполнялись слезами, когда она любовалась на его черты. Случалось иногда, эти слезы падали на его щеки, когда мать наклонялась цловать своего любимца; невинный малютка плакалъ и самъ, хотя не понималъ, отчего и зачмъ. И вспомнилъ Джонъ Эдмондсъ, какъ часто онъ рзвился со своими сверстниками по этому зеленому дерну, оглядываясь по временамъ назадъ, чтобъ уловить улыбку матери или услышать ея ласковое слово. Но вотъ декорація перемнилась, младенчество и первыя лта юности прошли: наступилъ періодъ нравственнаго омраченія, періодъ униженія, стыда, неблагодарности, позора… все припомнилъ Джонъ Эдмондсъ, и замеръ духъ въ немъ, и сердце облилось кровью…
"Онъ вошелъ въ церковь. Вечерня кончилась, народъ расходился, но двери еще не были заперты. Глухо раздались его шаги по чугунному полу, и онъ почти ороблъ отъ этого звука. Все было тихо и спокойно. Онъ оглянулся вокругъ. Ничего не измнилось: все т же старые памятники, на которые тысячу разъ смотрлъ онъ съ дтскимъ благоговніемъ въ бывалые годы; тотъ же маленькій налой съ полинялой пеленою, тотъ же алтарь, передъ которымъ такъ часто повторялъ онъ символъ вры и десять заповдей. Онъ подошелъ къ старой лож, гд такъ часто въ воскресные дни сиживалъ подл матери: ложа была заброшена, и обличала продолжительное отсутствіе особы, которой она могла принадлежать. Не было здсь ни Библіи, ни маленькой подушки, гд лежала священная книга. Быть можетъ, мать его занимала теперь другую, бднйшую ложу, или была такъ слаба, что не могла дойти до церкви одна, или… но онъ боялся подумать о томъ, что могло быть врне всего. Холодный потъ пробился изъ всхъ его поръ, и онъ страшно задрожалъ при выход изъ церкви.
"На церковной паперти онъ встртилъ старика и отступилъ назадъ при взгляд на него: то былъ могильщикъ, и Джонъ Эдмондсъ, въ бывалые годы, часто видлъ его съ заступомъ въ рукахъ. что-то теперь онъ скажетъ воротившемуся Джону? Старикъ поднялъ глаза на лицо незнакомца, проговорилъ "добрый вечеръ" и медленно побрелъ на кладбище. Онъ забылъ Джона Эдмондса.
"Спустившись съ холма, Джонъ Эдмондсъ пошелъ въ деревню. Погода была теплая. Поселяне сидли y воротъ своихъ домовъ, когда онъ проходилъ, или бродили въ своихъ маленькихъ садахъ, наслаждаясь ясностью вечерней погоды и отдыхая отъ трудовъ. Многіе взоры обращались на него, и не разъ онъ самъ бросалъ на об стороны пытливые взгляды, боясь и желая удостовриться, мотъ ли кто-нибудь угадать его въ этомъ мст. Почти въ каждомъ дом попадались ему незнакомыя лица; въ нкоторыхъ, однакожъ, угадывалъ онъ своихъ старыхъ товарищей по школ, бывшихъ мальчиками, когда онъ видлъ ихъ послдній разъ; но теперь они были окружены толпою веселыхъ дтей, народившихся посл его ссылки. Въ чертахъ одного старика, тщедушнаго и слабаго, сидвшаго съ костылемъ въ рукахъ на скамейк y воротъ, Джонъ Эдмондсъ угадалъ бывшаго земледльца, здороваго и сильнаго, какимъ онъ зналъ его за четырнадцать лтъ. Но вс, ршительно вс, забыли воротившагося Джона, и никто не привтствовалъ его ни поклономъ, ни ласковымъ словомъ.
"Уже послдніе лучи заходящаго солнца падали на землю, отбрасывая яркое зарево на желтые снопы сжатой пшеницы и растягивая на огромное пространство тни огородныхъ деревъ, когда Джонъ Эдмондсъ остановился, наконецъ, передъ старымъ домомъ, гд прошли его младенческія лта, и куда стремился онъ съ неописанной тоской въ продолженіе безконечныхъ годовъ своего заточенія и тяжкой
"Онъ постучался; когда отворили дверь, изъ комнаты повысыпала цлая толпа маленькихъ дтей, веселыхъ и буйно рзвыхъ. Отецъ, съ младенцемъ на рукахъ, появился на порог; дти обступили его со всхъ сторонъ, захлопали своими крошечными руками и дружно начали тащить его назадъ, приглашая принять участіе въ ихъ шумныхъ забавахъ. Съ замираніемъ сердца Джонъ припомнилъ, какъ часто, бывало, въ старину, на этомъ самомъ мст, онъ отскакивалъ отъ своего буйно-пьянаго отца. И припомнилъ онъ, какъ часто случалось ему, скрытому въ подушкахъ маленькой постели, слышать грубыя слова и за ними — плачъ, стоны, крикъ и рыданія бдной женщины… Подавленный мучительной тоской, Джонъ опрометью бросился изъ дома, заплакалъ, застоналъ, зарыдалъ, но кулаки его были сжаты, зубы стиснуты, и палящая тоска сверлила его грудь.
"Таково было первое впечатлніе возвращенія на родину посл продолжительной ссылки. Этого ли ожидалъ несчастный, когда тамъ, за океаномъ, представлялъ себ родительскій домъ, изъ-за котораго вытерплъ невыносимыя муки въ продолженіе своего пути? Свиданіе, радушная встрча, прощеніе, радостныя слезы, спокойный пріютъ. — Увы! — все это мечты, мечты, дикія мечты! Нтъ боле материнской хижины, и онъ одинокъ въ своей старой деревн. Что значило его прежнее одиночество среди дремучихъ лсовъ, никогда не видавшихъ человческаго лица?…
"Онъ почувствовалъ и понялъ, что тамъ, за океаномъ, въ стран безславія и позора, родина рисовалась въ его воображеніи съ обстановкой его младенческихъ лтъ, но не такою, какою могла она быть посл его возвращенія домой. Печальная дйствительность сразила его сердце и погубила въ немъ остальной запасъ нравственнаго мужества и силы. Онъ не смлъ разспрашивать и былъ далекъ отъ надежды, что можетъ кто-нибудь принять его здсь съ чувствами состраданія и радушнаго участія къ его судьб.
"Медленнымъ и нершительнымъ шагомъ пошелъ онъ впередъ, склонивъ голову на грудь и не смя питать никакихъ опредленныхъ желаній. Одна, только одна мысль тускло мерцала въ его мозгу — бжать отъ общества людей куда бы то ни было. Онъ вспомнилъ про зеленый лугъ на конц деревни, и туда направилъ свои шаги. Достигнувъ этого мста, онъ бросился на траву и закрылъ лицо обими руками.
"Онъ не замтилъ, что на холм подл него лежалъ какой-то человкъ: его платье зашелестило, когда онъ обернулся и взглянулъ на новаго пришельца. Эдмондсъ поднялъ голову.
"Человкъ услся на томъ же холм, поджавъ ноги подъ себя. Его волосы были всклокочены, спина согнута, желтое лицо взрыто глубокими морщинами. Судя по платью, можно было догадаться, что онъ жилъ въ богадльн. Онъ казался дряхлымъ старикомъ; но эта дряхлость могла быть скоре слдствіемъ разврата и болзней, чмъ естественнымъ дйствіемъ прожитыхъ годовъ. Онъ принялся смотрть на незнакомца: его глаза, сначала впалые и безжизненные, засверкали дикимъ блескомъ и приняли бурно тревожный видъ, когда, повидимому, онъ вглядлся въ предметъ своихъ наблюденій. Еще минута и, казалось, эти глаза готовы будутъ выпрыгнуть изъ своихъ орбитъ. Эдмондсъ мало-помалу приподнялся на свои колна, и пристально началъ всматриваться въ лицо старика. Они глядли другъ на друга, молчали и были неподвижны.
"Блдный, какъ смерть, и страшный, какъ выходецъ съ того свта, старикъ медленно привсталъ и зашатался. Эдмондсъ быстро вскочилъ съ своего мста. Старикъ отступилъ назадъ: Джонъ послдовалъ за нимъ.
"– Кто ты, старикъ? — сказалъ онъ глухимъ, прерывающимся голосомъ. — Дай услышать твой голосъ.
"— Прочь! — закричалъ старикъ, сопровождая страшными проклятіями свое восклицаніе.
"Джонъ ближе подошелъ къ нему.
"— Прочь! прочь!
"И дряхлый старикъ, волнуемый неистовою злобой, поднялъ палку.