Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Только то? — сказалъ м-ръ Снодграсъ, почувствовавшій въ эту минуту, будто гора свалилась съ его плечъ. — Поздравляю васъ, м-ръ Уардль. Здоровъ ли Джой?
— Какъ откормленный быкъ. Спитъ напропалую съ утра до ночи.
— A ваша матушка? пасторъ? все ваше семейство?
— Вс здоровы, какъ нельзя больше.
— A гд, позвольте васъ спросить, — сказалъ м-ръ Топманъ, длая надъ собою нкоторое усиліе, — она? гд, сэръ?
Предложивъ этотъ вопросъ, м-ръ Топманъ отворотилъ голову и закрылъ руками лицо.
— Она! — воскликнулъ пожилой джентльменъ,
М-ръ Топманъ, перегибаясь и переминаясь, долженъ былъ произнести имя прелестной Рахили.
— Ея ужъ нтъ съ нами, — сказалъ пожилой джентльменъ. — Она живетъ y дальней родни, за нсколько сотъ миль отъ Дингли-Делль. Общество молодыхъ двицъ не нравилось моей сестр, и мы снарядили ее въ путь-дорогу. — Но вотъ готовъ и обдъ. Вроятно, вы проголодались. Садитесь, господа.
За столомъ м-ръ Пикквикъ, къ величайшему ужасу и негодованію своихъ друзей, разсказалъ подробно исторію своихъ несчастныхъ похожденій въ двичьемъ саду, причемъ вс единодушно и единогласно подвергли проклятію мошенника Джингля.
— И вотъ, господа, — заключилъ м-ръ Пикквикъ, — теперь я принужденъ хромать на одну ногу.
— Со мной вдь тоже случилась довольно забавная исторія, — сказалъ улыбаясь м-ръ Винкель.
И по требованію м-ра Пикквика онъ представилъ подробности относительно гнуснаго пасквиля, напечатаннаго въ безсовстной итансвилльской газет.
Чело м-ра Пикквика постепенно хмурилось и приняло самое мрачное выраженіе подъ конецъ непріятнаго разсказа. Замтивъ это, почтительные сочлены хранили глубокое молчаніе, не осмливаясь представить съ своей стороны никакихъ замчаній. Наконецъ, м-ръ Пикквикъ сжалъ кулакъ и, выразительно ударивъ по столу, произнесъ слдующую рчь:
— Не странно ли, господа, не удивительно ли, что судьба, повидимому, предназначила намъ везд разстраивать спокойствіе честныхъ людей, предлагающихъ намъ гостепріимство? Отчего это происходитъ? Не доказываетъ ли это, въ нкоторой степени, нескромность, криводушіе, наглость или, — что всего хуже, — низкую неблагодарность моихъ спутниковъ, готовыхъ безстыдно возмущать спокойствіе женскихъ сердецъ подъ всякой кровлей, гд бы имъ ни было оказано радушное гостепріимство? Не значитъ ли это, спрашиваю я…
М-ръ Пикквикъ, нтъ сомннія, представилъ бы своимъ сочленамъ образчикъ великолпной рчи, если бы въ эту самую минуту не явился въ комнату Самуэль Уэллеръ съ письмомъ въ рукахъ. Прерванный такимъ образомъ на самомъ краснорчивомъ мст, ученый мужъ взялъ и вытеръ очки, надлъ ихъ на носъ и проговорилъ ласковымъ тономъ:
— Чего вамъ надобно, Самъ?
— Бгалъ сейчасъ на почту и получилъ письмо, адресованное на ваше имя, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ. — Запечатано облаткой, сэръ.
— Почеркъ незнакомый, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, открывая письмо. — Великій Боже! что это такое? Ну, да… быть не можетъ… да, да, это чья-нибудь шутка и больше ничего.
— Что это за письмо? — вскричали пикквикисты въ одинъ голосъ.
— Не умеръ ли кто-нибудь? — спросилъ старикъ Уардль, пораженный страшнымъ безпокойствомъ, выразившимся на лиц м-ра Пикквика.
Не отвчая ничего, м-ръ Пикквикъ бросилъ письмо черезъ столъ и приказалъ Топману читать вслухъ. Страшно было въ эту минуту смотрть на физіономію великаго человка, забросившаго свою голову на спинку креселъ.
М-ръ Топманъ дрожащимъ и прерывающимся голосомъ началъ читать слдующее письмо, написанное красивымъ почеркомъ:
"Господину Самуилу Пикквику.
"Корнгильское подворье. Августа 28.
"Годъ 1827.
"Вдова Бардль противъ Пикквика.
"Милостивый государь.
"Уполномоченные вдовою м-съ Мартою Бардль завести съ вами тяжбу по поводу нарушенія вами формальнаго общанія вступить съ нею въ законный бракъ, мы имемъ честь извстить васъ, что м-съ Бардль полагаетъ свои убытки въ тысячу пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ. Жалоба на законномъ основаніи уже поступила противъ Васъ въ Судъ, гд будетъ производиться это дло по существующимъ законамъ. Благоволите, милостивый государь, извстить насъ по почт объ имени Вашего лондонскаго адвоката, которому вы имете поручить ходатайство по вышеозначенному иску.
"Съ глубочайшимъ почтеніемъ, милостивый
"государь, имемъ честь быть
"Вашими покорнйшими слугами,
"Додсонъ и Фоггъ".
Никакое перо не въ состояніи изобразить нмого изумленія, съ какимъ вс почтенные гости и сочлены пересматривались другъ на друга и бросали потомъ изумленные взоры на достопочтеннаго президента. У всхъ какъ будто отнялся языкъ, и торжественное молчаніе продолжалось нсколько минутъ. М-ръ Топманъ первый началъ рчь:
— Додсонъ и Фоггъ! — повторилъ онъ машинально.
— Вдова Бардль и Пикквикъ! — сказалъ м-ръ Снодграсъ, погруженный въ глубокое раздумье.
— Возмущать спокойствіе женскихъ сердецъ! — бормоталъ м-ръ Винкель съ разсяннымъ видомъ.
— Это заговоръ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, получивъ способность говорить, — низкій заговоръ между этими алчными сутягами… какъ бишь ихъ?
— Додсонъ и Фоггь! — повторилъ м-ръ Топманъ.
— Безсовстные крючки! — продолжалъ м-ръ Пикквикъ. — Это ихъ зати, иначе быть не можетъ. М-съ Бардль къ этому неспособна, я въ этомъ увренъ. Сердце y нея мягкое, робкое. Смшно, право смшно!
— Ну, конечно, вы можете лучше всхъ судить о сердц м-съ Бардль, — проговорилъ старикъ Уардль съ насмшливой улыбкой. — Нтъ, почтеннйшій, я готовъ присягнуть, что Додсонъ и Фоггъ получше нась съ вами знаютъ женскія сердца.
— Чего-жъ они хотятъ отъ меня? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Повыцарапать денегъ изъ вашего кармана — вотъ и все тутъ, — сказалъ м-ръ Уардль.
— Удивительная наглость! И кто слышалъ когда, чтобы я говорилъ съ нею иначе, какъ обыкновенно говоритъ жилецъ со своей хозяйкой? — продолжалъ м-ръ Пикквикъ. — Кто когда-либо видлъ меня съ нею? Даже мои друзья, почтенные члены моего клуба…