Замок Эйвери
Шрифт:
Зато я свободен любить, кого захочу, и делить с ним ложе настолько, насколько хватит силы Любви.
– Вот это-то меня и смущает - ты предлагаешь временные отношения, а я - сторонник единственной на всю жизнь любви. Потому-то и не могу быть с тобой, зная, что когда я тебе надоем, ты преспокойно выставишь меня за дверь, невзирая на мои чувства. Теперь ты понимаешь, почему я так привязан к Ремусу? Да потому, что его чувства ко мне - мой маяк во тьме внешней, откуда есть только один, не приемлемый мною выход - одиночество.
Ты же не знаешь, Блей, что семь лет он
– Правда? Мне даже не верится, что человек, тьфу, нелюдь…
– Не называй Рема нелюдью, это оскорбляет мой слух. Я знаю его давно и уверяю тебя - он точно такой же человек, волшебник, как и мы с тобой. Он испытывает те же эмоции, у него такая же организация ума, за исключением нескольких дней Большой Луны, когда он немощен из-за полнолуния. Я зову его «человек-волк», и его это вполне устраивает. Так что и ты называй его либо по имени, либо, как я.
– Я не могу, просто не в силах последовать твоим словам. Оборотни - нелюди, у них нет души.
– Не забывай, что Ремус - уникальный цивилизованный вервольф, занимающий должность выше нашей с тобой.
– Может, у него было что-то с Минни?
– Нет, это невозможно, Рем - не бисексуал, с юности, ещё со Школы. Просто он заслужил эту должность своей работоспособностью, тактичностью в переговорах с министерскими служащими и определённой заинтересованностью в том, чтобы в Школе не было изгоев, подвергающихся травле, в любом из Домов.
– Так, может, он любил мальчиков? Или… нет, девочек он не любит по твоим словам.
– Прекрати, Блейз. Мальчиков любил Альбус.
– Оп-п-аньки, Великий Д-директор был геем и растлевал хорошеньких мальчиков, это правда?
– Истинная, я был свидетелем одного неудавшегося растления, причём мальчик просил о продолжении банкета. Дамблдор, старый лис, приглашал мальчика и угощал его чаем с «приправой», так что потом подросток ничего не помнил, просто болел растянутый анус по неизвестной ему причине, а о таких проблемах подростки редко говорят даже друзьям.
Альбус же называл свои действия Посвящением, представь себе.
– Представляю себе эту картину - старый Альбус со своей длинной бородой на прищепке склоняется над пацаном, стонущим от афродизиака, затмевающего, к тому же, память, распростёртом на столе с магическими побрякушками.
Блейз откровенно хохочет, видимо, не верит моим словам. Ну что ж, это его право - верить мне или нет…
– Так ты не веришь мне?
– вопрошаю я нарочито грозно.
– Ни капельки, но я хочу от тебя одного - поцелуя. Надеюсь, Люпин не почувствует его?
– Я тоже на это надеюсь. Иди ко мне, Фома неверующий, любитель коротких романов.
Ну, целуй же меня.
– Сначала я разденусь.
– Зачем ещё?
– Чтобы ты полюбил меня также сильно, как люблю тебя я.
– Не надо, Блейз!
– кричу я почти что в панике
Увидеть нагого Блейза - значит сделать ещё один шаг к измене, но тот уже произносит раздевающее заклинание, причём для нас обоих. Я в ужасе - что теперь делать?
Изменить Рему?! Но это равносильно
Руки тянутся к соскам, животу, пупку, паху, разгорячённому желанием…
Он быстро переворачивается на живот, предоставляя моему взору округлые, поджарые, смуглые ягодицы.
Слышится едва различимый шёпот:
– Ну же, Север, возьми меня, ведь я весь перед тобой.
Он поворачивает голову, подставляя губы для жаркого поцелуя, и получает его. Я снова сбиваюсь с дыхания, стараюсь восстановить его, но у меня, как всегда, плохо получается.
Я, растягивая маленький от долгого воздержания анус, вхожу медленно и аккуратно, изо всех сил сдерживая порыв как можно скорее овладеть этим прекрасным, бронзовым телом, но контролирую своё продвижение разумом, а, значит, Блейзу нечего бояться. Он выгибается дугой, когда я вхожу до половины, и подставляет прекрасное лицо со звёздными глазами для поцелуев:
– Какой ты… нежный, - шепчет он так, что слышно, кажется, по всему замку, но мне всё равно - нас двое в этом мире, и никто другой не может нам помешать. Я целую его веки, он стонет, я вхожу глубже; целую брови, он шепчет что-то по-итальянски, оказываюсь в нём почти весь;
целую в губы - жарко, требовательно, как целовал когда-то Гарри - Рема так не поцелуешь, вхожу полностью и замираю на миг, прежде, чем начать двигаться в нём; не отрываясь от упоительных губ, начинаю двигаться, он подаёт бёдрами знак, что хочет быстрее. Пожалуйста - это твой ритм? Двигаюсь отчаянно, рывками, так, как он хочет, нахожу его напряжённый член - два совместных движения, и мы кончаем…Моя душа взлетает куда-то высоко-высоко, и тело, непослушная бренная оболочка стремится вслед за душой, куда-то прочь из этого мира… Куда, я не знаю - со мной никогда ещё не было… так, мне ни разу не было настолько великолепно, я просто чувствую себя живым, как никогда, в этих простых движениях заключена некая тайна, непостижимая мною.
… Я произношу очищающее заклинание для нас обоих и устало падаю на кровать рядом с Блейзом. У меня перед глазами - всё ещё красноватая пелена с переливающимися всеми оттенками разноцветными кругами, а что чувствует сейчас Блейз? Но я молчу, наслаждась произошедшим.
Так мы лежим некоторое время, молча, переживая случившееся заново.
– Сев, о, Сев…
– Что, воэлюбленный? Ты хочешь что-то сказать?
– Да - я люблю тебя и не напрасно ждал весь предыдущий год… Сев, ты ведь мой теперь? Ну, хотя бы чуточку?
– Чуточку твой - ровно на одну ночь. Так давай сделаем так, чтобы она нескоро забылась, согласен?
– О-о, да-а.
– Скажи, тебе… понравилось?
– с затаённым ожиданием спрашиваю я.
– Я уже сказал, что не напрасно ждал, когда ты сам возжелаешь меня. Но я и представить не мог, что будучи сверху, можно быть таким нежным и терпеливым, а потом вдруг страстным, сжигающим все барьеры, как огонь, поглощающий пергамент, и на пике наслаждения не забыть о том, с кем занимаешься любовью…