Замок Эйвери
Шрифт:
Не вспомнишь ли, почему?
– Да помню я, помню.
– Хорошо, я промолчу.
– А я, я обойдусь.
Прислушиваюсь - оказывается, я пропустил весь остальной консилиум мимо ушей, войдя во вкус спора самого с самим.У меня такое в последнее время случается.
Зато на этот раз внутренний диалог приносит плоды - я осознаю порядок действий по излечению Блейза.
Выхожу из «укрытия» в палату.
–
– Умер вчера от группового изнасилования. Не смог аппарировать, его нашли магглы, отвезли в госпиталь, а у него ни фунта нет. Ну, его подшили из жалости, вот у него и хватило сил только на то, чтобы аппарировать в Мунго, при этом рана раскрылась и вот, вчера… от потери крови, не приходя в сознание.
– Жаль. Но вот что-то раньше среди магов не было обычая насиловать жертву, только в Большом Круге, да и то - изредка, а так - всё больше проклятья.
– Так то ж прежде, а сейчас грязнокровку всякий чистокровный обидеть может, не гнушаются и физического насилия. Грязнокровка-то - «шваль», его даже на Диагон Аллее избить могут до полусмерти, и никто из прохожих или продавцов не поможет жертве. Кому же охота за «шваль» подставляться?
– А ты, похоже, иного мнения, Блейз?
– Я же говорил тебе, что отношусь даже к магглам, как к почти полноценным людям.
– Поверь мне, живущему всё, ну или часть лета, а также наездами на праздники, среди них - в магглах нет ни капли чести и уважения к собственному и, особенно, чужому, достоинствам.
– Тогда, может быть, я идеализирую магглов.
– Именно, равно, как и грязнокровок. Они действительно шваль.
– Странно слышать такое пошлое расхожее мнение о волшебниках, пусть и магглорождённых, и полукровках, от мага, известного независимым взглядом практически на все аспекты жизни магического общества и, вообще, человека широких взглядов на всё человечество.
– Это кто же тебе так меня описал?
– Неважно, быть может, я и сам пришёл к такому выводу.
– Ты? Неужели за преподавательским столом во время приёма пищи?
– откровенно смеюсь я, но испуганно закрываю рот рукой - вдруг меня услышат из коридора.
– Ну вот ты и улыбнулся, рад за нас обоих, но не волнуйся - здесь на всех дверях Заглушающие заклинания, чтобы пациенты не мешали работе колдомедиков своими криками и стонами, - говорит он спокойно, будто бы это естественно - запирать беспомощных больных, да ещё и лишать их голоса. Видно, к Поттеру отнеслись по высшей шкале терпимости, напротив, наложив на его дверь паутину Запирающих заклинаний, хотя… я вспомнил отсутствие колдомедиков на этаже с умирающими, запах прелого, немытого тела Гарри и откровенно грязного постельного белья…
… На этот раз Блейз опять вскакивает, успокаивая мою горящую Огнём руку, но я только шиплю ему через сжытые зубы:
– Ляг! Сейчас же! Ишь герой - разбегался, сейчас ведь по ногам потечёт…
Он отрывает полосу от больничной куртки, обнажая живот, и засовывает её, свернув, между ягодицами,
– и возвращается утешать меня, я отворачиваюь, может, потому, что не хочу видеть его соблазнительный пупок?
Блейз разочарованно вздыхает:
– Ну, раз я уж так… противен тебе, то прости, что прикоснулся…
И хоть сейчас мне не до сантиментов, я провожу по его спине здоровой рукой и шепчу, превозмогая боль:
– Нет, Блейз, уволь старика от извинений - всё равно не принесу, но поверь, мне легче справиться в одиночку…
– Да ты никакой не старик, и тебе больно из-за меня, снова, а я хотел лишь помочь тебе объятием. Можно?
Мы садимся на кровать.
– Да можно, можно, только скоро уже я сожгу боль и… буду лечить тебя дальше.
Он осторожно, не касаясь горящей руки, приобнимает меня и… начинает гладить по груди, животу, бёдрам, потом мягко, но глубоко целует меня:
– Когда всё… это кончится, мы будем вместе?
– робко, неуверенно, ожидая какой угодно реакции, спрашивает он, не теряя, впрочем, надежду.
Я дожигаю остатки боли в кулаке, и говорю, обхватывая его за бёдра:
– Будем, Блейз, но… как же твои дети?
– О, они уже большие, и я аппарирую к ним по выходным, а ты развивай своего наследника.
– Мне сейчас нужен не наследник, но только ты. И я хочу, чтобы ты был со мною, а не где-то ещё. Ведь терять двое суток равносильно убийству любви, - я жарко дышу на его губы.
– Я, право, не думал как-то об этой строне вопроса. Дело в том, что аппарировать к детям я не мог из-за отсутствия волшебной палочки, отобранной у меня Гортом, но я очень скучал по ним, правда. А Клодиус вместе со мной аппарировал к моим детям - своими он ещё не успел обзавестись…
– То есть, на первое же моё пожелание ты отвечаешь отказом?!
– Д-да, то есть, нет, нет, я буду оставаться с тобой, пока тебе самому не надоест моя близость, и ты не отпустишь меня к ним.
– Ты ещё о-о-чень нескоро «надоешь» мне, это я тебе обещаю.
– Я… я согласен.
– Тогда ложись на живот…
…Только к рассвету следующего дня я полностью справился с проблемой Блейза, целиком исчерпав собственные силы. Да и ко всем чертям! Силы-то восстановятся - надо превратиться в ворона и утащить какой-нибудь пирожок у уличного торговца-индуса из Ист-Энда, вот только слишком рано сейчас даже для индусов, ещё только выпекающих пирожки.
Блейз, утомлённый целительством, спит.
Мне бы тоже поспать, ложусь на перестеленную, чистую койку того, умершего, хоть после смерти за больными убирают, и то какая польза им от этого, зато мне - чистая постель, приходит запоздалая мысль - я ж им всё бельё испачкаю кровью, да ещё и помну накрахмаленные просты… всё… спать…
Сплю я до завтрака, когда Блейз будит меня:
– Сейчас завтрак разносить будут, тебя могут увидеть. Вставай, Сев, прости, но это - больничные порядки.