Замок Эйвери
Шрифт:
– Откуда ты знаешь о Посмертии столько?
– Читал, - голос его блекнет, а потом снова вспыхивает:
– Сев, еда уже остыла.
– А я сейчас разогрею её. Берётся смесь стихий Огня и Земли и разбавлется Воздухом, вот так.
Теперь всё словно только что изготовлено.
– Я испугался, когда ты смешал дружественные сихии - мне показалось, Огонь, подпитываемый Воздухом, всё спалит.
– Проверено годами, Блейз. А теперь - есть. Ты же не хочешь обессилеть от голода и любви этой ночью?!
– От любви? Прости меня, Сев, но у меня всё тело ноет отчего-то.
– Запомни, Блейз, - почти шиплю я, схватив его за отвороты сюртука, - ты… в этом доме… ничего… никогда не замараешь, - я отпускаю его, и он молча закрывает лицо ладонями.
– Ой, Блейз, я… Я не хотел поступить с тобой так, умоляю - забудь, - я снова не извиняюсь.
Тот отнимает совершенно сухое лицо от ладоней и говорит медленно:
– И я снова говорю тебе, Сев - ты не виноват, а во всех недоразумениях меж нами - только моя… беда - бесчестие.
Я пойду, прилягу, если ты настолько уж великодушен, в твоей спальне и посплю час-другой, а ты, Сев, - он нежно касается пальцем уголка моих губ, - уж поужинай хорошенько, за нас обоих. А то мало ли, какой окажется ночь.
– Эй, Блейз, возлюбленный, объясни мне хоть что-нибудь о предстоящей ночи.
Тот стоит и загадочно смотрит на меня ярко-зелёными звёздными очами.
– Ты… после всего, что я тебе наговорил здесь, имеешь какие-то планы на ночь?
– ошарашенно вопрошаю я.
– Но ведь ты так и не поел!
– У меня вдруг пропал аппетит, такое бывает, знаешь? Особенно, когда в начале кажется - пегаса съешь вместе с крыльями, - отшучивается Блейз беззлобно, как всегда.
– Так если ты-таки простил меня, может, хоть один, всего один пельмень съешь?
– я робко, да, робко спрашиваю.
– Давай выясним отношения перед сном, нашим общим, - проговаривается он.
Ну, уж мне-то не спать сегодняшней ночью, а поглощать строку за строкой книги викторианской ещё эпохи, раз в доме Блэков не нашлось ничего посвежее.
Но сначала нас навестит Дама Любовь, - при одной мысли об этом сладко щемит сердце, и к паху приливает кровь.
Я провожаю Блейза до спальни, галантно помогая раздеться, и укладываю его в свежую постель, уходя, прозношу: «Nox» и слышу… как в наступившей темноте стучат его зубы, возвращаясь, спрашиваю Блейза:
– Тебе холодно, возлюбленный?
– Д-да-а, оч-ч-ч-ень.
– Я сейчас!
Стрелой вылетаю на кухню, где на холодильнике - домашняя маггловская аптечка, достаю термометр и бегу обратно:
– Вот, сунь подмышку и держи, да посильнее, - но он уже, судя по спокойному дыханию, спит, и всё же термометр я ему аккуратно вкладываю между рёбрами (боги, как же они выпирают теперь!) и прижатой левой рукой, засекаю по маггловским, светящимся в темноте, часам время.
Потом вынимаю аппарат и несу в столовую, равнодушно бросая взгляд на многочисленные, но так и не испробованные блюда.
Щелчком пальцев вызываю Линки, шёпотом, но строго говоря ему:
– Утку и навар можешь съесть, остальное - на быструю заморозку!
– Добрый Хозяин!
– вопит от
Но ведь и рядом с книгой в руках можно посидеть в кресле, отлевитированном к кровати, и когда Блейзу будет становиться хуже, приносить ему воды, быстродействующих маггловских пилюль, да и просто ложиться рядом и обнимать, согревая, чтобы он не мучался, а засыпал скорее. Неужели болезнь выедает его плоть и вырывает жар его сердца? Глупый вопрос, конечно, она…
Я дотягиваюсь до кармана халата, увеличиваю и без того небольшую книгу, просматриваю Оглавление.
Последний параграф - «Смерть», с него и начнём.
«Смерть больного (ой) происходит в результате общей слабости и нерезистентности болящего (ей) и представляет собой», так, так… дальше, это я уже просмотрел, а, вот «Умирающий (ая) тихо засыпают, чтобы боле никогда не проснуться. Присутствующим родственникам следует воздать хвалу Мерлину всебл…» Всё ясно, изъеденные болезнью - отхаркиванием клочков лёгких, приступ за приступом, всё более жестокие и длительные, они приводят к физической немощи организма, и смерть наступает в одно из особо затяувшихся «затиший» между приступами, визуально описывающаяся, как «засыпание».
Теперь, главное, посмотреть две вещи: от чего стоит воздерживаться чахоточному и как ухаживать за ним на последних стадиях болезни, когда приступы особенно изматывающие и следуют один за другим - в Оглавлении есть всего один параграф, способный удовлетворить моё любо… нет, жажду, настоятельную жажду знать - «Питание и уход за тяжелобольным (ой) магическим туберкулёзом».
Вот вылезу из ванны, усядусь рядом со спящим Блейзом и дочитаю…
Я иду в спальню, и не осталось в ней следов времён нашей жизни с… Люпином. Наверное, потому, что совсем темно, и я двигаюсь наощупь… ну, почему, о, боги, вы не отняли у него магическую силу тогда, когда он, заплетающимся языком «опробовал» это страшное проклятье на моём, уже тогда моём Блейзе?! Иногда мне хочется аппарировать к его домику и убить, голыми руками придушить, ну, или, хотя бы не оставляющей следов Авадой прикончить тварь - не человека и не мага, а так, что-то гаденькое! Или сжечь заклинанием Огня, как ту храбрую, но неопытную девчонку - стихийную ведьму перед Лордом и его приспешниками! С этими упоительными картинами расправы над сквибом я, задумавшись, стукаю левитируемое кресло об изножье кровати и двигаю кресло в пространстве тёмной комнаты неизвестно, в каком направлении…