Замуж за светлого властелина
Шрифт:
Из скрученных пальцев Верны выпадает каменный пестик, глухо ударяется о столешницу.
— Что?
— Марьяна была в мире светлых, узнала, чего они добиваются. Узнала, как избавиться от них. Я помогла ей рассказать, — Арна потирает ладонь, через которую незаметно, аккуратно касалась Марьяны заклинанием развязывания языка, а потом и убеждения. — Девочка совсем запуталась.
Пальцы Верны дрожат, она приподнимается на лавке, снова плюхается на неё.
— Как от них избавиться? — В глазах старой ведьмы поблёскивают слёзы. — Что надо сделать?
— Надо
— Да что там?! — Верна выходит из-за стола. — Что у них за мир? Зачем они здесь? И как мы от них избавимся?
— Завтра Марьяна приведёт своего светлого властелина к ведьминому кругу. Надо собрать остальных, тогда и расскажу.
— Но… зачем? Что? — Верна ухватывает Арну за ладонь. — Что мы будем делать?
Переведя спёртое волнением дыхание, Арна поясняет:
— Завтра светлый властелин Окты будет возле круга ведьм, будет в наиболее уязвимом положении, нам надо решить, убьём ли мы его сразу, пользуясь тем, что он не ожидает с нами столкнуться, или попытаемся договориться. Нужно собрать всех, немедленно.
— Но почему завтра? Почему так скоро?
— Пока Марьяна согласна его привести, пока она не обдумала всё спокойно, пока не передумала.
— Ты ей не доверяешь? Думаешь, Марьяна может нас предать? — Верна заглядывает в лицо Арны, и та хмурится:
— Она добрая. Я боюсь, что она может просто его пожалеть.
— Его?! — Верну перекашивает, в глазах вспыхивают зеленоватые отсветы, она стучит пальцем по лбу, по восьмигранной печати лицензии. — Того, кто велел клеймить нас, как скот? Того, кто разрушил наш мир?
— Иногда ты забываешь, что Марьяна нашего мира не знала, она знает только тот, в котором есть светлый властелин, их порядок, он сам. — Арна чуть снисходительно улыбается. — Не надо требовать от девочки больше, чем она может сделать.
— Хорошо, тогда не будем тратить время на пререкания. — На лицо Верны находит выражение надменного величия, она накрывает печать на своём лбу ладонью, второй очерчивает круг, и прямо перед старыми ведьмами, вспоров пространство, выстраивается тайная тропа в лесную деревушку.
Тяжело до тошноты, словно я опять заперта в Метрополии, гонюсь по бесконечным улицам, но не могу вырваться. Предложение Арны разумно: говорить с Октавианом там, где она сможет защититься от него, а я должна скрыть истинную цель путешествия в круг ведьм, чтобы он не привёл подмогу, не приготовился заранее схватить её.
Может, мне всё же попытаться с ним договориться? Но Арна права, если он откажется, больше выманить его к кругу ведьм не получится, а лишь там Октавиана можно шантажировать моей жизнью. План ведь в целом хорош: я вхожу в круг, Арна и Верна приставляют к моей шее нож и требуют уничтожить основу башни — связь с его миром — в обмен на мою жизнь. Круг должен удержать светлую магию и Октавиана на расстоянии, поставить его в безвыходное положение…
Вот только после знакомства с Метрополией я сильно сомневаюсь, что кто-то может быть настолько дорог Октавиану, что он способен испытывать эмоции хотя бы близкие к нашим. Но попытаться нужно — и просьбой, и шантажом. Только если из этого ничего не получится, потребуются более решительные меры, и тогда…
Думать не хочется, что начнётся, если Октавиан откажется нам помогать, но и стоять в стороне, когда могу повлиять, могу что-то сделать — нельзя, нельзя бездействовать!
Надо быть жёстче, придушить сомнения, действовать, только… Октавиан лично мне ничего плохого не сделал, он… есть в нём что-то живое, но именно на это живое и надежда.
Направляю коня по просеке. Белая башня поднимается впереди. Мне надо обмануть Октавиана, выманить в круг ведьм так, чтобы он не догадался об истинной причине приглашения. Как его убедить в моём внезапном желании заключить брак? Или не обещать ему этого, а просто предложить проехаться до круга, посмотреть на него?
Цокот копыт гаснет среди шелестящих деревьев. Сердце всё тревожнее стучит в груди, будто с запинкой. Как начать разговор? Как убедить во внезапно вспыхнувших чувствах?
В стене раскрываются ворота, пропускают меня в пустой двор. Коня я оставляю прямо здесь. Поднимаюсь по ступеням крыльца.
— Смотри, она даже не подумала его в конюшню увести! — возмущённо фыркает из-под крыльца Бука.
— У неё печаль, погоди, так-то она работящая, — шепчет в ответ Жор.
Вот ведь… повезло им: никаких сложных решений, отдыхают себе, болтают, а я… Захлопываю за собой дверь. Эхо отдаётся под высоким сводом холла, я вскидываю взгляд — и натыкаюсь на выходящего со стороны кабинета и своей комнаты Октавиана. Белые волосы, бледная кожа, чёрные глаза, ничего не выражающее лицо. Мороз пробирает по коже.
— Проголодалась? — Октавиан подходит чуть ближе. — Поужинаем в Окте?
И кажется, что застывшие мышцы его лица всё же принимают какое-то чуть иное выражение. Или это самообман?
Есть не хочется, но совместный ужин — отличное начало для того, чтобы пригласить Октавиана в круг ведьм.
— Поужинаем, — обречённо соглашаюсь я.
— Ты не хочешь? — Октавиан опирается на перила. — Если не хочешь…
— Хочу. Я хочу с тобой поужинать, мне… мне очень одиноко сейчас, я хочу, чтобы ты был рядом.
Смятение Марьяны не остаётся для Октавиана тайной, но его причиной он считает только знакомство с Метрополией, и не знает, как подступиться, как ещё утешить её кроме известия, что полная трансформация Агерума случится не при их жизни.
Он смотрит на Марьяну, застывшую над тарелкой с остывающим ужином, и пытается подобрать слова утешения, но невозможно найти слова к тому, чего не знаешь. Самому Октавиану кусок в горло не лезет. За пределами отгородившей их кабинки кипит жизнь, внизу кто-то что-то празднует, сквозь стены доносятся радостные восклицания, смех, песни, а здесь, в этом замкнутом пространстве, озарённом сиянием масляных светильников, невыносимая, давящая тоска.