Замыкание
Шрифт:
— Что вам эта душонка? — Распахнул он шубу, показав ожерелье с мелкими декоративными черепками.
Взял один черепок из нанизанных на общую нить и с недовольным выражением лица сломал его.
На пожухлой траве дернулся Ломов, приподнялся на руках, пару раз тряхнув головой и приходя в себя. Затем кое-как поднялся, огляделся по сторонам, с радостью посмотрел на стоящего рядом Мбаку и принялся громко считать, тыкая каждого из «виртуозов» пальцем.
— Раз, два, три…. Шесть, семь… Девять, десять… Где одиннадцатый! —
— Где вы нашли этого отморозка? — Шепнул мне Давыдов.
Я со значением поиграл бровями и шепнул в ответ.
— Князь, тысяча извинений, но по утру я обнаружил ключ от наручников в своей камере. И так совпало, что именно такой ключ не обнаружила ваша дама…
Давыдов прислушался, осознал и тревожно повел усами.
— Она, наверное, была недовольна?.. –
— Очень. — Постарался я выразить тоном всю глубину недовольства.
— Ну, раз мы завершили, — громко произнес Давыдов. — И не имеем друг к другу претензий? — Приподнял он бровь, глядя на Кри.
Тот неохотно кивнул.
— Ваше высочество, разрешите, я сопровожу Самойлова в камеру! — Вызвался Давыдов, деловито положив руку на мое плечо.
— Нет, князь. — Ответил отрицательно цесаревич. — Господа, — обратился он к комиссии. — Прошу пожаловать в мою резиденцию, машины ожидают вас, — указал он на многочисленный кортеж, ожидавший вдоль Москворецкой улицы.
И только после того, как заморские «виртуозы» удалились, жестко посмотрел на гусара.
— Я запрещаю вам освобождать, устраивать побег или всячески потворствовать бегству Самойлова! Самойлов, вы! — Обратился он ко мне. — Вы доигрались. Не ждите милости и прощения. Если вы виновны в смерти моего дяди, вас ожидает казнь.
— Что значит казнь?! — Возмутился Давыдов. — Ваше высочество, вы же видите — у человека талант, ему надо получать юридическое образование!
— Давыдов!!
— Да пожалуйста, я уже два раза умирал. — Пожал я плечами. — Только пусть не задерживаются с последним ужином. Господин полковник, на вас брать?
— Две порции! И если с кухни его высочества, то три бутылки Каберне Совиньон шестьдесят восьмого года, только с южного склона! В тот год была холодна весна, но каков получился букет!
— Князь!! — Не сдержался цесаревич. — Чтобы вашего духу не было возле тюрьмы!
— Но мне туда очень надо! — Приложил Давыдов руку к груди. — Вы поймите, сердечное дело!
— Самойлов? — Не понимая и с определенным сомнением глянул Сергей Дмитриевич на меня.
— Нас — в разные камеры! — Тут же решительно отмел я, в ответ с укором посмотрев на цесаревича.
— Тогда с чего бы взяться сердечному делу? — Недоумевал его высочество.
— Понимаете,
— Как вы вообще провели ее в тюрьму?!
— А почему нет?! У нее столько пороков, я лично проверил! — С горячностью заверил князь.
— Кто она?
— Я гусар! Честь дамы для меня превыше всего! — Категорично отказались разглашать имя.
— Тогда почему она осталась там, а вы — здесь? — Хмурился цесаревич.
— Вышла досадная накладка… — Замялся господин полковник.
— Давыдов!!
— Слушайте, ну кто из нас не забывал пристегнутую наручниками женщину? — Несмело улыбнулся Давыдов, ожидая увидеть в глазах его высочества поддержку.
Но увидел только шок и ужас.
Давыдов в надежде перевел взгляд на меня.
— Я как-то оставлял в метро, прикрепленной чемоданом магнитов к полу, — покивал я в знак поддержки.
— Вот! — Указал на меня Давыдов.
— Гусары!!
— Я!! — Мы оба встали по стойке смирно.
— Так! — гаркнул его высочество. — Месяц заточения вам, князь.
— Как — месяц?! Почему? А как же дама?! Я должен ее вывести!
— После такого, вы обязаны жениться. Считайте медовым месяцем.
— В тюрьме?!
— Будет вам уроком.
— Послушайте, ладно я — но как же леди!!
— Если она откажется за вас выходить на таких условиях, ее отпустят в тот же миг.
Князь воспрянул и огладил усы. Затем призадумался. Потом хотел сказать что-то, но осекся и притих.
— Может быть, у вас будет сын. Может быть, захотите назвать Максимом. — Завершил Сергей Дмитриевич. — И это все, что вы можете сделать для Самойлова. Вам ясно?
— Так точно. — Понурил голову Давыдов.
— Самойлов. В случае побега, вас повесят вместе с голытьбой. Позолоченный меч еще надо заслужить. И спасибо вам, Самойлов. — Коротко бросил мне цесаревич, отворачивая и поспешая к машине.
Позади, словно по команде, приблизились конвоиры с кандалами.
— Рядовой Ломов! — Окрикнул я отдыхающего сидя на траве рядового.
— Я! — Подхватился он, мигом приблизившись. — Господин полковник! — Отдал он честь Давыдову.
— Благодарю за службу, рядовой Ломов!
— Виват!
— Ставлю задачу — изображать скорбный вид, распространять весть о скорой моей смерти. Поставить свечи за упокой.
— Примета плохая, — категорично отозвался шеф.
— Тогда ходить из бара в бар и требовать выпить за штабс-ротмистра ДеЛара. Драться умеренно. — Заметил я.
— Так точно! — Отрапортовал Ломов. — А вас точно завтра… Ну, повесят. — Растерянно тронул он затылок.
— Ну повесят — что теперь, волноваться что ли? — Приобнял я рядового, глядя на деликатно замерших конвоиров. — Ты главное жене моей не говори.
— Я бы сказал, — откашлялся Давыдов. — Все-таки, не чужой человек.