Западноевропейская поэзия XХ века. Антология

Коллектив авторов

ДИЛАН ТОМАС

Дилан Томас(1914–1953). — Родился и получил образование в Суонси; работал репортером. В 1934 г. вышла в свет первая книга Д. Томаса — «18 стихотворений». Уже здесь наметились темы, к которым поэт будет возвращаться в течение всей своей жизни: философское осмысление бытия, миф об Адаме, созидающее слово. Подлинный демократизм творчества Д. Томаса, утверждение им жизни как величайшего блага сделали его ведущим поэтом 40-х годов. Его выступления по радио во время второй мировой войны пользовались чрезвычайной популярностью. После войны он стал одним из создателей Английского объединения писателей в защиту мира. Поэт сложных образов и конструкций, Д. Томас много экспериментировал в области стихосложения. Для него характерен эмоционально и образно насыщенный, интонационно напряженный стих. В целом творчество Д. Томаса как «поэзия чувства» обычно противопоставляется «интеллектуальной поэзии» Т.-С. Элиота. В 1946 г. вышел в свет сборник стихов «Смерти и рождения», написанных в основном в годы войны; затем последовали «Портрет художника как молодой собаки» (1950) и «Избранные стихи» (1952), куда Д. Томас включил восемьдесят девять лучших своих стихотворений.

На русском языке стихи Д. Томаса печатаются впервые.

ОТ АВТОРА [40]

Перевод А. Сергеева

Этот день подходит к концу, А господь погоняет лето В лососевом струенье солнца, В моем потрясенном прибоем Доме на сколах скал, Перемешанных с птичьим пеньем, Плавниками, плодами, пеной, Перед прыткой подковой леса, Над песками мокрых медуз И вдовьих рыбацких крестов, Над чайками и парусами, Где люди, черней ворон, Опускаются на колени, С облаками в обнимку тянут Сети заката,

а цапли И гуси почти в небе, И мальчишки кричат, и ракушки Говорят о семи морях, Вечных водах вдали От девятидневной ночи Городов, чьи башни взметутся Под ветхозаветным ветром, Словно стебли сухой соломы, — В моем непокойном доме Я пою для вас, посторонних. (Хотя песня жжется, вздымает Мои косолапые звуки, Как пламя птиц — повернувшийся К осени лес мирозданья). Я пою по хрупким листкам С отпечатками пальцев моря — Листки эти скоро сорвутся, Опадут, как листва с деревьев, Рассыплются и пожухнут Ночью на черный день. В море всосан лосось, Соскользнуло солнце, немые Лебеди бьют синеву В исклеванных сумерках бухты, А я сшиваю бессвязные Явленья, и вы узнайте, Что я, переменчивый я, Славлю звезду, оглушенную Чайками, морем рожденную, Истерзанную человеком, Благословленную кровью. Вслушайтесь: это же мой Голос у рыб и обрывов! Всмотритесь: это же я Сочиняю мычащий ковчег Для врученного мне Уэльса — Белые, словно овцы, Покорные фермы готовы Погрузиться в ревущие воды, Ибо красная ярость и страх Растопила льды на горах. Эй, забившиеся под своды Властные гулкие совы, Лучи ваших лунных глаз Озаряют загоны, пронзают Поросших покоем предков! Эй, нахохленный голубь, В сумраке темный, почти Как наш валлийский язык Или почтительный грач, С ветвей твое воркованье, Голубой колобродящий голос Тоже слава лесам Для севших в лугах бекасов! Эй. щебечущий мир, Разинувший клювы от страха По осажденным отрогам! Эй, вбежавший в пятнистый Свет на седле пригорка Прыткий заяц, ты слышишь Гул корабельной стройки, Топор мой, пилу и молот? (Песня моя — бессвязный Грохот и визг, язык мой — Трухлявый гриб-дождевик). Но на изломах мира Звери глупы и глухи (Хвала звериной природе!). И спят глубоко и чутко В лесах по хребтам холмов! Скирды ферм под напором Потоков сбиваются в стаи, Кудахчут, на крышах амбаров Петухи кричат о войне! О соседи мои с опереньем, Плавниками и мехом, спешите В мой лоскутный ковчег, Ко мне, безумному Ною: В глубине колокольца овец И колокола церквей Возвещают худой мир, А солнце садится, и тени Выстилают мои святыни. Мы пустимся в путь одни И вдруг под звездами Уэльса Увидим кочевья ковчегов! Над землей, покрытой водой, Направляемые любовью От горы к горе поплывут Деревянные острова. Смелей, путеводный голубь! Вы стали морскими волками, Синица, лиса и мышь! Ковчег мой поет на закате, А господь погоняет лето, И потоп до конца процвел.

40

От автора. — Стихотворение написано в 1952 г. специально для сборника «Избранные стихи». Форма этого произведения напоминает изыскания провансальских и средневековых валлийских поэтов. Рассуждение о поэзии основано здесь на Книге Бытия (спасение Ноя).

* * *

«Особенно когда октябрьский ветер…»

Перевод А. Сергеева

Особенно когда октябрьский ветер Мне в волосы запустит пятерню, И солнце крабом, и земля в огне, И крабом тень моя легла на берег. — Под перекличку птичьих голосов И кашель ворона на палках голых По жилам сердце деловито гонит Ямбическую кровь, лишаясь слов. Вон женщины во весь шумливый рост Идут по горизонту, как деревья, Вон бегают по перелеску дети, В движении похожие на звезд. Я создаю тебя из гулких буков, Из шелеста дубов, осенних чар, Корней боярышника, хмурых гор, В прибое создаю тебя из звуков. Над парком беспокойный циферблат; Часы толкуют время, славят утро И флюгеру о направленье ветра Колючими словами говорят. Я создаю тебя из дольних вздохов. Трава пророчит: все, что я постиг, Покроет мокрый изъязвленный снег. Но ты вдали от злых вороньих криков. Особенно когда октябрьский ветер (Я создаю тебя в канун зимы, Когда гремят валлийские холмы) Молотит кулаками репы берег, Я создаю из бессердечных слов Тебя — сердечных сердцу не хватило. Химическая кровь мне полнит жилы. На взморье. Среди птичьих голосов.

ЗАЧЕМ ПРОХЛАДОЙ ВЕЕТ ЮГ

Перевод Арк. Штейнберга

Зачем прохладой веет Юг, А льдом Восток? Нам невдомек, Пока не истощен исток Ветров, и Запад ветровой Всех осеней плоды несет И кожуру плодов. Дитя твердит: «Зачем шелка Мягки, а камни так остры?» Но дождь ночной и сердца кровь Его поят и темный шлют ответ. А дети, молвя: «Где же Дед Мороз?» — Сжимают ли кометы в кулачках? — Сожмут, когда ребята полуспят, Кометы сном пыльнут в глаза ребят, И души их зареют в полутьме, — Тут ясный отзвучит ответ с горбатых крыш. Все ясно. Звезды нас порой Зовут сопутствовать ветрам, Хоть этот зов, покуда звездный рой Вокруг небесных башен держит путь, Чуть слышен до захода звезд. Я слышу лад, и «жить в ладу», Как школьный колокольчик дребезжит, «Ответа нет», и у меня Ответа нет на детский крик, На отзвук эха, и Снеговика, И призрачных комет в ребячьих кулачках.

РУКА, ПОДПИСАВШАЯ УКАЗ

Перевод П. Грушко

Рука, подписав указ, отправила город в ад. Пятивластие пальцев обложило данью кадык, Удвоило мир умерших, вдвое уменьшив народ. От пяти владык не уйдет ни один из владык. Крутая рука завершается покатым плечом, Белее мела суставы сжатой руки. Гусиное перышко велит приостыть палачам, Которые остудили горячие языки. Рука, подписав декрет, посеяла ужас и злость, Наладила голод и саранчу призвала. Воистину велика рука, у которой есть власть Вымарывать имена, озаглавливающие тела. Пять владык отпустили грехи мертвецам, Но не врачуют язв, не утешают сирот. Рука заведует милостью, соперничая с творцом. Но рука без глаз — и слез не прольет.

НЕ УХОДИ БЕЗ СЛОВ ВО МРАК НОЧНОЙ [41]

Перевод О. Чугай

Не уходи без слов во

мрак ночной — Ты должен вспыхнуть в пламени заката, Восстать над неизбежной темнотой! Мудрец поймет, что бесполезен бой, Что крик — не вспышка молнии крылатой, Но не уйдет без слов во мрак ночной. И праведник с последнею волной Покинет свой залив зеленоватый, Восстав над неизбежной темнотой! Дикарь, поющий солнцу гимн земной, Так поздно узнаёт, что нет возврата. Но не сойдет без слов во мрак ночной! Пусть каждому достался жребий свой — Великие уходят, но тогда-то Горит их взор падучею звездой. Там, в вышине, слезами удостой Меня, отец мой — горькая утрата, — Не уходи без слов во мрак ночной, Восстань над неизбежной темнотой!

41

Не уходи без слов во мрак ночной. — Стихотворение написано во время болезни отца поэта в 1951 г. В письме к издателю есть такие слова: «Единственный человек, которому я не могу показать вто стихотворение, конечно же, мой отец: он не знает о том, что скоро умрет».

СМЕРТЬ УТРАТИТ ВЛАСТЬ НАД ВСЕЛЕННОЙ

Перевод Арк. Штейнберга

Смерть утратит власть над вселенной. Станут голые трупы плотью одной С человеком ветра и закатной луной, Оголятся их кости, претворясь в перегной, Рядом с ними звезды затеплятся въявь, К ним, безумным, вернется разум иной, Утонувшие снова всплывут над волной; Хоть любовников нет — сохранится любовь. Смерть утратит власть над вселенной. Смерть утратит власть над вселенной. Они не умрут, прозябая на дне, Под зыбью морей неисчетные дни; Корчась на дыбе, на колесе, Не струсят, хоть жилы ослабнут все. Вера в их треснет руках пополам, Носорожье зло их боднет на излом, Но, расщепясь, уцелеют они. Смерть утратит власть над вселенной. Смерть утратит власть над вселенной. Чайки в уши им больше кричать не должны, Могут стихнуть отныне вопли волны, И не надо цветку, что расцвел весной, Подставлять свой венчик под дождь проливной. Пусть безумны они и мертвы как бревно, Но, гремя сквозь ромашки, их черепа Рвутся к солнцу, пока не взорвалось оно. Смерть утратит власть над вселенной.

СТИХИ В ОКТЯБРЕ

Перевод А. Сергеева

Под небом мой год тридцатый Пробудился в звуках от моря до ближнего леса, От ракушек в пруду до цапли На дюнах, А утро звало — Хоралами волн и чаек пронзительной песней, И стуками парусных лодок о мшистую пристань В ту же секунду Покинуть Еще не проснувшийся город. Вместе с птицами певчими Птицы крылатых деревьев несли мое имя Над лошадьми и фермами, И в осенний Мой день рождения Все былые дни на меня низвергались ливнем. Цапля ныряла в приливе, когда я вышел. Городок пробудился, За мною Ворота его затворились. Стая жаворонков в бегущей Туче, и в кустах придорожных посвист Дроздов, и почти июльское Солнце На плече холма. Вешний воздух и звонкое пенье нежданно Влились в утро, в котором бродил я и слушал Шум дождя И в дальнем Лесу завыванье осени. Бледный дождь над заливом И над морем церковь размером с улитку — Рожки пронзают туман, Домик Сереет, как филин. Сады же весны и лета цвели небылицей За горизонтом, под облаком, полным птиц. Наверно, туда Уходил Мой день рожденья, но вдруг — В край мой из стран блаженных, Освежая природу и проясняя небо, Повеяло чудом лета, Смородиной, Грушами, яблоками. И на склоне года я вдруг увидел ребенка, Который забытым утром шагает с матерью Сквозь светлые сказки Солнца В легендах зеленого храма, По детству дважды родному. И детские слезы текли по моим щекам. Этот лес и река, и море — Такие же, Как тогда, Когда я мальчишкой в затишье летнего зноя Поверял свою радость камням, деревьям и рыбам, И пели тайны Живые, Пели птицы и волны. И там был мой день рожденья. Но погода менялась всерьез, и ожившая радость Давно ушедшего детства Запела В сиянье солнца. Стал летним полднем тридцатый мой год под небом, Хотя городок внизу обагрялся кровью октябрьской. Пусть же сердце С холма Поет на границе года.

ГОРБУН В ПАРКЕ

Перевод М. Зенкевича

Горбун по парку, Одинокий сторож, Среди деревьев бродит, озабочен С утра, когда откроют доступ К деревьям и воде, и вплоть до ночи, Когда звонок закончит день неяркий. Он черствый хлеб ест на газете просто И воду пьет из кружки на цепи, В нее швыряют дети гравий, Пьет из бассейна, где плывет кораблик, А ночью в конуре собачьей спит, Хоть привязать его никто не вправе. Он рано просыпается, как зяблик, Как озеро, спокоен на рассвете. «Эй ты, горбун!» — кричат на дню сто раз Безжалостные городские дети И прочь бегут, когда он крик услышит, Их топот — дальше, тише… Дразня его и скрючив спину тоже, Как будто с горбунами схожи, Они бегут оравой голосистой Среди зеленого простора, И, отложив газету, сторож Железной палкой подбирает листья. Ночлежник конуры бредет быстрей Средь нянек и озерных лебедей, А дети убегают виновато И с камня прыгают на камень, Блестя глазами, как тигрята, А рощицы синеют моряками. Когда же опустеют все аллеи, Там мраморная женщина, белея, Встает перед фонтаном в темноте, Показывая камня превосходство. Как будто выпрямив горба уродство, Она сияет в стройной наготе. А все деревья запертого сада, Скамейки, пруд, запоры и ограда, Вся детвора, вопившая так дико, Невинная, в цвету, как земляника, — Все возникает перед горбуном В собачьей конуре неясным сном.

СРЕДИ ЖЕРТВ УТРЕННЕГО НАЛЕТА БЫЛ СТОЛЕТНИЙ СТАРИК [42]

Перевод А. Сергеева

Когда утро едва забрезжило над войной, Он встал, оделся, из комнаты вышел и умер. Взрывной волной все двери в домах распахнуло. Он рухнул на камни, на свой разбитый паркет. Пусть любимая улочка с траурной черной каймой Знает, что здесь он на миг задержал рассвет, Что глаза его были весенние почки и пламя, Когда со звоном ключи из замков вылетали. Не ищите обломков жизни в седом его сердце, Не ждите звона лопаты — уже несется Небесная «скорая помощь», влекомая смертью. О, спасите его от этой пошлой кареты! Утро парит на крыльях его столетья, И сотня аистов села на руку солнца.

42

Среди жертв утреннего налета был столетний старик. — Стихотворение написано в 1941 г., в период ожесточенных бомбардировок Лондона гитлеровской авиацией.