Западноевропейская поэзия XХ века. Антология

Коллектив авторов

В МУЗЕЕ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ

Перевод П. Грушко

На страданья у них был наметанный глаз. Старые мастера! Как учтиво они замечали, Где у человека болит, как это отзывается в нас, Когда кто-то ест, отворяет окно или бродит в печали, Как рядом со старцами, которые почтительно ждут Божественного рождения, всегда есть дети, Которые ничего не ждут, а строгают коньками пруд У самой опушки, — художники эти Знали — страшные муки идут своим чередом В каком-нибудь закоулке, а рядом Собаки ведут свою собачью жизнь, повсюду содом, А лошадь истязателя спокойно трется о дерево задом. В «Икаре» Брейгеля [31] , в гибельный миг, Все равнодушны, пахарь — словно незрячий: Наверно, он слышал всплеск и отчаянный крик, Но для него это не было смертельною неудачей, — Под солнцем белели ноги, уходя в зеленое лоно Воды, а легкий корабль, с которого не могли Не видеть, как мальчик падает с небосклона, Был занят плаваньем, все дальше уплывал от земли.

31

Брейгель Питер (1525/30(?)–1569) — нидерландский художник, один из основателей фламандского и голландского реалистического искусства.

РОМАНИСТ

Перевод Э. Шустера

Затянутых в талант, как в вицмундиры, Поэтов по ранжиру ставим мы; Одни корпят, заброшенны и сиры, Другие вдруг напьются сулемы, А третьи мчат, как лихачи-гусары. Ну а тебе бороться предстоит С

правдивостью и со свободой дара, Чтоб обрести для нас привычный вид. Во имя этого придется скуку Впитать тебе, и суше стать стократ, Лжеправедности изучить науку, Воспеть разврат, когда того хотят, И мучаться, как от сердечной боли, За выпавшие нам свинячьи роли.

ПАМЯТИ ЙЕЙТСА

(Скончался в январе 1939 года)

Перевод А. Эппеля

I

Он исчез в тусклой стуже: Оцепенели реки, опустели аэропорты, Снег исказил статуи, Ртуть падала во рту блекнувшего дня. О, вся метеорология согласна — День этой смерти был тусклым холодным днем. Далеко от его умиранья Волки продолжали бегать по лесам. Сельскую речку не обольстили тонные парапеты. Глаголы траура Не пустили в строки смерть. А для него был последний полдень самого себя, Полдень санитарок и шепотов; Окраины тела взбунтовались, Перекрестки разума пустовали, Предместья обезголосило молчанье, Родники чувств иссякли; Он воплотился в своих почитателей. И вот, разбросанный по сотням городов, Он без остатка отдан незнакомым чувствам, Дабы обрести счастье в иных лесах И расплачиваться по законам чужой совести. Слова умершего Пресуществляются в живущем. Но в значительном и галдящем завтра, Где рычит биржевик, А бедняк притерпелся к бедности, И в одиночке своего «я» всякий почти убежден В собственной свободе, Несколько тысяч не забудут этот день, Как не забываешь день, в который совершил необычное. О, вся метеорология согласна — День этой смерти был тусклым холодным днем.

II

Ты глупым был, как все; всё пережил твой дар: Тщету богатых женщин, тебя, твое старенье, Тебя до стихотворства довела безумная Ирландия. Сейчас в Ирландии бред и погода те же — Поэзия ничто не изменяет, поэзия живет В долинах слов своих; практические люди Ею не озабочены; течет на юг, чиста, Она от ранчо одиночеств и печалей До стылых городов, где веруем и умираем мы, и выживает Сама — событье и сама — уста.

III

Отворяй врата, погост, — Вильям Йейтс — почетный гость! Бесстиховно в твой приют Лег Ирландии сосуд. Время, коему претит Смелых и невинных вид, Краткий положив предел Совершенству в мире тел, Речь боготворя, простит Тех лишь, в ком себя же длит; Трус ли, гордый ли — у ног Полагает им венок. Время, коим был взращен Редьярд Киплинг [32] и прощен — И Клоделю [33] все простит, Ибо слог боготворит. Лают в европейский мрак Своры тамошних собак, Всякий сущий там народ Злобу сеет — горе жнет. Объявляет каждый взор Свой мыслительный позор. Реки жалости в слезах Заморожены в глазах. Пой, поэт, с тобой, поэт, В бездну ночи сходит свет. Голос дерзко возвышай, Утверди и утешай. Обрабатывая стих, Пой злосчастья малых сих, Пестуй на проклятье их Вертоград в строках своих. Пусть иссохшие сердца Напоит родник творца, Ты в темнице их же дней Обучай хвале людей.

32

Редьярд Киплинг (1865–1936) — английский писатель.

33

Клодель — см. прим. к Поль Клодель.

1 СЕНТЯБРЯ 1939 ГОДА

Перевод А. Сергеева

Я сижу в забегаловке На Пятьдесят Второй Улице; в зыбком свете Гибнут надежды умников Позорного десятилетия: Волны злобы и страха Плывут над светлой землей, Над затемненной землей, Поглощая личные жизни; Тошнотворным запахом смерти Оскорблен вечерний покой. Пунктуальный ученый может Перечислить наши грехи От лютеровских времен До наших времен, когда Европа сошла с ума; Наглядно покажет он, Из какой личинки возрос Шизофреничный бог: С букварем в сознанье вошло, Что тот, кому делают зло, Сам причиняет зло. Уже изгой Фукидид [34] Знал все наборы слов О демократии И все тиранов пути, И весь этот ветхий вздор, Рассчитанный на мертвецов. Он сумел рассказать, Как гонят науку прочь, Привычкой становится боль И беззаконьем закон. И все предстоит опять. В этот нейтральный воздух, Где небоскребы всею Своей высотой утверждают Величье Простых людей, Радио тщетно вливает Бессильные оправдания. Но кто еще может жить Мечтою о процветании, Когда в окно сквозь стекло Виден империализм И международное зло? Люди за стойкой стремятся По-заведенному жить: Джаз должен вечно играть, А лампы вечно светить. На конференциях тщатся Обставить мебелью доты, Придать им сходство с жильем, Чтобы мы, несчастные дети, Страшащиеся темноты, Брели в нечистом лесу И не знали, куда бредем. Воинственная чепуха Из уст Высоких персон В нашей крови жива, Как первородный грех. То, что безумец Нижинский [35] О Дягилеве [36] сказал, В общем, верно для всех: Каждое существо Стремится к недостижимому, Желает не всех любить, Но чтоб все любили его. Владельцы сезонных билетов, Из консервативного мрака Пробуждаясь к моральной жизни, Клянутся себе поутру: «Я буду верен жене, И все пойдет по-иному». Просыпаясь, вступают вояки В навязанную игру. Но кто поможет владыкам? Кто заговорит за немого? Кто скажет правду глухому? Мне дарован язык, Чтобы избавить от пут, От романтической лжи Мозг человека в толпе, От лжи бессильных Властей, Чьи здания небо скребут. На свете нет Государств, В одиночку не уцелеть. Горе сравняло всех; Выбор у нас один — Любить или умереть. В глупости и в ночи Мир беззащитный погряз; Мечутся азбукой Морзе, Пляшут во тьме лучи — Вершители и Справедливцы Шлют друг другу послания. Я, как и все, порождение Эроса и земли, В отчаянье всеотрицания — О, если бы я сумел Вспыхнуть огнем утверждения!

34

Фукидид (ок. 460 — ок. 400 гг. до н. э.) — древнегреческий историк, автор «Истории Пелопоннесской войны». В основе его концепции лежит представление о неизменной

человеческой природе; в силу этой неизменности исторические явления могут повториться в будущем.

35

Нижинский В. Ф. (1889–1950) — русский балетмейстер, артист балета.

36

Дягилев С. С. (1872–1929) — русский театральный деятель.

ЩИТ АХИЛЛА

Перевод П. Грушко

Он ладит щит, а она глядит, Надеясь узреть на нем виноград, И паруса на дикой волне, И беломраморный мирный град, Но на слепящий глаза металл Его искусная длань нанесла Просторы, выжженные дотла, И небо, серое, как зола… Погасшая земля, где ни воды, Ни трав и ни намека на селенье, Где не на чем присесть и нет еды, И все же в этом сонном запустенье Виднелись люди, смутные, как тени, Строй бесконечных башмаков и глаз, Пустых, пока не прозвучал приказ. Безликий голос — свыше — утверждал, Что цель была оправданно законной, Он цифры приводил и убеждал, Жужжа над ухом мухой монотонной, — Взбивая пыль, колонна за колонной Пошла вперед, пьянея от тирад, Чья логика была дорогой в ад. Она глядит, как он ладит щит, Надеясь узреть священный обряд, Пиршество и приношение жертв, — Нежных, увитых цветами телят, — Но на слепящий глаза металл Длань его не алтарь нанесла: В отсветах горна видит она Другие сцены, иные дела… Колючей проволокой обнесен Какой-то плац, где зубоскалят судьи, Стоит жара, потеет гарнизон, Встав поудобнее, со всех сторон На плац досужие глазеют люди, А там у трех столбов стоят, бледны, Три узника — они обречены. То, чем разумен мир и чем велик, В чужих руках отныне находилось, Не ждало помощи в последний миг И не надеялось на божью милость, Но то, с каким усердием глумилась Толпа над унижением троих, — Еще до смерти умертвило их. Она глядит, как он ладит щит, Надеясь атлетов узреть на нем, Гибких плясуний и плясунов, Кружащихся перед священным огнем, — Но на слепящий глаза металл Легким мановеньем руки Он не пляшущих поместил, А поле, где пляшут лишь сорняки… Оборвыш камнем запустил в птенца И двинул дальше… То, что в мире этом Насилуют и могут два юнца Прирезать старца, — не было секретом Для сорванца, кому грозил кастетом Мир, где обещанному грош цена И помощь тем, кто немощен, смешна. Тонкогубый умелец Гефест [37] Вынес из кузни Ахиллов щит. Фетида [38] , прекрасногрудая мать, Руки к небу воздев, скорбит, Увидев, что оружейник Гефест Выковал сыну ее для войны: Многих сразит жестокий Ахилл, Но дни его уже сочтены.

37

Гефест — бог огня, покровитель кузнечного ремесла ( греч. миф.). Изготовлял драгоценное оружие и утварь для богов и героев.

38

Фетида — морская богиня, мать героя Троянской войны Ахилла ( греч. миф.).

СЛОВА

Перевод Э. Шустера

Из фразы совершенный мир творится, Где непреложность слова есть закон; Мы верим в то, что кем-то говорится: Для лживых слов не создано имен. Да, синтаксисом не поверишь лица; Нельзя из фразы сделать только фон, Поэтому для нас и небылица — Не просто в ухе неотвязный звон. И странно ли, что даже факты мнимы, Когда хватает нам словесных грез; Не плетью ли глагола мы гонимы, Когда нам ритм такой восторг принес? Так Рыцарю достанет пантомимы Взамен ответа на его вопрос.

ДЖОРДЖ БАРКЕР

Джордж Баркер(род. в 1913 г.). — Родился в Лоутоне (Узссекс). Окончил политехническое училище. Литературное образование получил самоучкой. Преподавал историю английской литературы в университете. Некоторое время жил в Японии и США.

Джордж Баркер пишет стихи на предельном накале эмоций, отметающем даже мысль об образной и ритмической упорядоченности стиха; при этом, как бы борясь с самим собой, поэт иногда обращается к строгой форме сонета. Опираясь отчасти на опыт Д. Баркера, поэта раскованных чувств, поэтическая группа «Неклейменые» выступила в 50-е годы с тезисом о том, что личность поэта, его переживания имеют первичное значение для творчества.

Среди поэтических сборников Баркера — «Стихи» (1935), «Плач и триумф» (1940), «Сны в летнюю ночь» (1966), «Золотые цепи» (1968). Его ведущие темы — любовь, страдание, призвание человека и поэта.

На русском языке стихи Д. Баркера печатаются впервые.

ОТЦУ ДЖЕРАРДУ МЭНЛИ XОПКИНСУ [39] , С. ДЖ

Перевод А. Ларина

Крыльями в небе лепя огневые глаголы В чаше молчания, бредя кровавым грядущим, Перья закатные вечно роняет он долу И красоту помещает в покойном и жгущем, Звучном дыхании слова — как птица простершем Когти над миром, его до утробы пекущим, Чудо вступает в стихи оглушительным маршем, Овладевая скопцом-стихотворцем летящим. Отче отчаянных — этих, кто множит воочию Славу глагола, взываю от имени клана, Что унаследовал разве что долю величия: О новобранец, взгляни из небесного стана И укажи, кто тобою, счастливец, избран Евангелистом высокого косноязычия.

39

Джерард Мэнли Хопкинс (1844–1889) — английский поэт; был приходским священником.

МОЕЙ МАТЕРИ

Перевод А. Ибрагимова

Всех ближе, всех дороже — и всех дальше, Она сидела, чуть навеселе, И хохотала — горная вершина В гудении сейсмических толчков. В ней не было ни капли зла и фальши. Могучим обаянием Рабле Она влекла сердца неудержимо, Как звуки марша — уличных щенков. Над головой ее — бомбардировщик, Но ей как будто и не слышен рев — Застыла, над столом нависнув круто. Опять, свои сомненья поборовши, Я верю: сбросив траурный покров, Она войдет в сияющее утро.

ЛЕТНЯЯ ИДИЛЛИЯ

Перевод И. Озеровой

К исходу лета на сносях земля От тяжести склоняет ветви книзу, Скрыв глубоко живую сладость соков, Она цветы выносит напоказ и золото, Усердно маскируя свой тайный сговор… Под покровом соков Покоится холодная зима, Покоится, произрастая, голод, Вмороженный в початки кукурузы. Под щедрым изобильем — обнищанье, И бедность, как богатство, клонит книзу Тугие ветви, и нужда — зерно. Их облачи в великолепье лета и вкось Проникни в кость, иль во владеньях Весны ты ими овладей; под грудью Пространство пустоты, как пустоцвет, как призрак Порочного цветка — размах нужды, ее давленье На зеницы духа, на существо Бездеятельных тел, давленье На их передвиженье и на осуществление любви, Давление на жизнь, как в бездне моря, Становится порою нестерпимым, Хотя его обязаны стерпеть. Едва ослабит лето на мгновенье Давленье это, многие встают И плещутся в реке или под вечер Спешат к увеселеньям, как в крольчатник, Рассыпанные в парке, как бумажки, Купаются в поту, как комары, А позже блуду предаются в спешке, Гонимы сторожем и полицейским, они играют, Как и я, мечтая об отдыхе, достатке, чистоте. Сады, как начинающие шлюхи, Регалии сезона выставляют, Когда их овевает смутный запах, Манящий чистотой и красотой Мужчин, в кораллах светлых утонувших. Не только женщин обнажает лето, — Снимает пиджаки и полуголых Мужчин пускает в лодках по реке, Влача их пальцы по воде тенистой; Они спешат покорно за рекой, Сквозь тени волн выслеживают руку, Которой незачем искать свой берег. Лицо в воде — как яблоко гнилое. Соборы и строительные фирмы С их появленьем рушатся. Все громче Бетховена играют, чтобы эхо Сумело в звуках утопить Уэльс, И ветер лета Средиземноморья, Как лебедь, белоснежный лебедь плыл.