Западный ветер

Токацин .

Здесь было очень тихо - только шуршала пыль, прокладывая себе русло по оплавленной земле, да посвистывал ветер, закручивая светящиеся смерчи среди холмов. За тихим шелестом Фриссу слышались едва уловимые голоса, полные удивления и страха. Никого здесь не было, и не было уже давно - со дня Применения, когда эта земля погибла в один миг. Но мёртвые голоса ещё переговаривались с ветром над равниной, и слушать их было опаснее, чем держать в руках ирренций. Речник помотал головой, отгоняя тоскливые наваждения, и поднялся чуть выше от земли. Менее всего ему хотелось приземляться!

Здесь когда-то прогремел взрыв, уничтоживший целый мир, и несколько дней кипела и клокотала расплавленная земля. Она остывала долго, и до сих пор видно было, где расходились волны, где вздувались и лопались пузыри, где кружился медленный водоворот застывающего стекла. До сих пор Гиблые Земли не остыли до конца - жар струился вокруг, воздух, смешанный с огнём, стекал по коже и заставлял глаза слезиться. Фрисс утёр бы их, но боялся снять шлем даже на секунду.

Он давно отключил сигналы дозиметра - чуткий прибор проснулся ещё на окраине Гиблых Земель, и чем дальше летел Фрисс, тем настойчивее становился писк. Речник и без дозиметра знал, куда летит. Только сармат мог бы в таком месте следить за цифрами на приборах! Фрисс не был настолько бесстрашен, хладнокровен и предан науке...

Небо над Гиблыми Землями как будто отражало их и превращалось в такой же серо-зеленоватый диск, прижимая Речника к оплавленной земле. Ни единого облака Фрисс не видел с тех пор, как покинул Лес. Ветер не унимался ни на секунду, но прохлады не приносил - только беспощадный сухой жар.

Блеск оплавленного камня и текучая пыль создавали странные иллюзии - Фриссу казалось иногда, что земля ещё не застыла, что Лучевые Валы вздымаются и опадают, и трещины затягиваются и открываются вновь. Он встряхивался, прищуривался и закрывал глаза от ослепительного света, и снова находил потерянные ориентиры - скалы, древнюю дорогу, гребни валов...

Опустились сумерки, принеся с собой прохладу, но земля по-прежнему дышала жаром и слабо светилась - ЭМИА-излучение заменяло здесь солнечный свет. Фрисс летел и летел вперёд, на лету погружаясь в сон и просыпаясь в испуге. Спать на этой земле он не хотел.

И всё же ему пришлось на неё ступить - на исходе утра, когда солнце вышло из-за Опалённого Леса, и зелёное сияние над равниной сменилось белесым. Халга давно уже летела без управления, по воле ветра, её волокло над расщелинами, и за стеклянный зубец на краю одной из них Фрисс зацепился ногой и тяжело рухнул на землю. Он проснулся сразу и вскочил на ноги, хватая улетающую халгу за причальный канат, но поздно: летучее семечко Акканы в его руках рассыпалось пылью, с сухим треском лопнули паучьи верёвки, и Фрисс отбросил бесполезные обломки и растерянно огляделся по сторонам.

Ничего нового он не увидел - сияние ирренция и солнечный свет сплетались и струились по расплавленному стеклу, ветер стачивал острые грани и прорезал ущелья в холмах, под ногами пыль смешивалась с осколками. Фрисс знал, где запад, но не представлял, какой путь остался за спиной, а сколько ещё предстоит пройти. Он отыскал туманящимся взглядом древнюю дорогу и приметные зубцы, приметы верного направления, и медленно пошёл по мёртвой равнине...

В сумерках он упал без сил в хрустящую пыль на дне оврага и растянулся на тёплых камнях. Призраки шептались вокруг, и Фрисс почти различал слова. Они сгорели тогда в один миг, и до сих пор им кажется, что они живы, что здесь - величественный древний город, а не обугленная пустыня. Речник не мог помочь им, они даже не услышали бы его, даже если бы ему удалось выдавить из себя пару слов. Он дотянулся до сумки, нащупал сквозь кожу свиток Верительной Грамоты и сжал в руке. Ненадолго стало легче, и, проваливаясь в сон, Речник слышал плеск волн и шелест тростника. Жаль, что видел он только блестящее стекло и радужные отблески на нём - видения, насланные ЭСТ-лучами...

Третья ночь из памяти Речника стёрлась, он пытался потом сосчитать дни, и выходило пять или шесть, но он запутался во времени гораздо раньше. Безжизненная равнина растянулась от горизонта до горизонта, видения из сияющих нитей и сполохов приходили всё чаще, а разум и воля плавились под ЭСТ-излучением, как земля во время того давнего взрыва. Иногда Фриссу думалось, что он провёл тут вечность, что Реки никогда не существовало, а весь мир - пустыня оплавленного стекла. Тени мёртвых передали ему свою тоску и отчаяние, и Речник уже не мог сказать точно, кто он - пришелец с зелёных берегов или житель сожжённого города. Невидимый обруч сжимал грудь, и Фрисс едва мог дышать.

–  Чистая Река, светлая Река, нет прозрачней твоей воды... - неслышно шептал он, закрываясь от испепеляющего сияния и переставляя онемевшие ноги.
–  Почему же ты не со мной... тут бы встали леса стеной, а быть может, лежали льды... А теперь я иду во тьме, ничего непонятно мне, и вокруг какая-то муть, и вот-вот оборвётся путь... Помоги мне, речная синь, не оставь меня злу пустынь, ты же мёртвой земли сильней...

Радужное марево перед глазами ненадолго таяло, но через некоторое время смыкалось. Похоже, Река-Праматерь бессильна была в Гиблых Землях...

Солнце клонилось к закату и светило прямо в глаза. Речник уже долго шёл с закрытыми глазами, потому что слезились они нещадно, и что так, что так он ничего перед собой не видел. Странный звук долетел до его ушей - хруст земляного стекла под ногами сменился тихим шелестом, как будто Речник шёл по щиколотку в траве. Он открыл глаза - и снова зажмурился, подумав, что ЭСТ-излучение окончательно свело его с ума. Перед ним в зелёном и серебряном сиянии поднимался лес.

Речник опустился на землю и помял в руках широкий перистый лист местной травы - она не отбрасывала тени, переливалась, как перламутр, и слегка светилась зеленью. Это было не наваждение. Перламутровые листья расступались перед Фриссом и тихо шелестели, а над ним склонялись ветви не менее странных деревьев. Он вошёл в сияющие заросли, окрашенные в изумруд, перламутр, янтарь и пурпур, и медленно побрёл по расчищенной тропе, то и дело останавливаясь.

Неподалёку журчала вода, но пройти к ручью Фрисс не смог - помешало белое дерево с раскидистыми ветвями, сплошь усаженными иглами и крючьями. Ветви заинтересованно качнулись в сторону человека, и он попятился и отступил под сень огромных золотистых папоротников. Всё в этом лесу излучало жар и свет, и всё шевелилось и шуршало, хотя животных Речник не видел.

Самым горячим было безлистное дерево с прозрачным сверкающим стволом - за тесной порослью таких деревьев Фрисс увидел совершенно чёрное растение и хотел посмотреть на него поближе, но невыносимый жар остановил его. Речник очень удивился, когда заметил на прозрачных стволах цепкую лиану, которая даже не думала обугливаться. С лианы свисали тяжёлые грозди ягод, похожих на жемчужины. "Интересно, если их съесть, что будет?" - подумал Фрисс и усмехнулся. Он уже понял, куда забрёл, и знал, что живым отсюда не выйдет. Как он заблудился - непонятно, и всё же безопасный путь остался далеко в стороне, а путешественник угодил в самое "жаркое" место Гиблых Земель.

Здесь жили Куэнны - "так ярко сияющие, что не отбрасывают тени", по словам речных магов. Те самые Куэнны, для которых ирренций - источник жизни, которые живут там, где человек не продержится и секунды. Такие растения могли появиться только в Куэннском лесу.

"Вот так смерть! Будет что рассказать в Кванде!" - хмыкнул Речник и пошёл дальше. Он хотел увидеть ещё что-нибудь, прежде чем лучи с ним покончат. Жаль, конечно, что ни одно задание Фрисс не выполнит, и Река останется один на один с Агалем, но ничего не поделаешь. Гиблые Земли снова оправдали своё название...