Западный ветер

Токацин .

– Ради всех богов!
– к нему наконец вернулся дар речи, и он вскочил на ноги, с отчаянием глядя на пришельцев.
– Гедимин ранен...

– И мы поможем, - повернулся к нему сирлавен с тёмно-зелёной кожей.
– Он очень силён, он убил своих безумных собратьев - и он не присоединится к ним. И не умрёт, путник.

– Кто...
– начал было Фрисс, но сирлавен покачал головой и кивнул на безжизненные тела в траве.

– Серые Сарматы, жертвы Сиджена, лишённые разума, но не оружия. Они убили многих... Но не вас, странники. Пёстрый Кот благосклонен к вам.

Речник снова открыл рот, но осёкся. У плеча Гедимина стоял на коленях сирлавен с тёмно-синей кожей, с высоким плавником на шлеме-маске, держал ладони на висках сармата и что-то шептал. Ещё двое, деловито разложив узелки, фляжки и крохотные кувшины, счистили пузырящуюся плёнку, прикипевшую к телу сармата, и теперь быстро и сосредоточенно выскабливали из ран белую слизь. Третий тонкой кистью чертил странные узоры на коже раненого и раскладывал что-то вроде листьев или перьев. Фрисс было вскинулся, но ничего плохого не произошло, напротив, Гедимину как будто стало легче - теперь он дышал ровно и спокойно.

Синекожий сирлавен повернулся к Фриссу, его голос был странен - резок, отрывист, как вопли чаек над Рекой.

– Воин! Подойди. Будь с ним. Он зовёт тебя.

– Мы начинаем песню, Джауанаквати, - чернокожий подошёл неслышно.
– Мы позовём на помощь Кинкоти, он исцеляет всех. Твоего голоса не хватает в нашей песне...

Фрисс поднял взгляд на странные вспышки за его спиной, пляску теней и грустный голос флейты. На небольшой жаровне шагах в десяти от Речника горел яркий огонь, и на вкопанном неподалёку столбе колыхалось тяжёлое знамя священного змея Кинкоти. Двое сирлавен топтались у костра под рокот барабана и звон стеклянных подвесок. Глядя на них, Фрисс почувствовал пустоту в голове и оцепенение во всём теле. Синекожий громко свистнул, вырывая Речника из объятий сна.

– Не бойся. Не смотри туда. Змеи помогут.

Он вскинул руки, увешанные бубенцами, и, кружась и раскачиваясь, ушёл к костру. Барабан ударил гулко и раскатисто, как дальний гром, и погремушки из скорлупы зашелестели, как капли дождя. Гедимин тихо застонал, царапая пальцами землю. Никого, кроме Речника, уже не было рядом с ним.

– Как это... нелепо...
– услышал Фрисс сдавленный шёпот.
– Просто... позорная глупость...

Фрисс окружил свою ладонь холодным туманом и погладил сармата по лбу.

– Гедимин, ты о чём? Где ты сейчас?
– спросил он еле слышно. Барабаны рокотали всё громче и тревожнее. Сармат стиснул зубы и попытался поднять руку, но не смог - судорога пробежала по его телу, и он снова застонал.

– Поздно... Кенен, глуши! Нет... купол... плавится... Фау! Аййхх...

Он зажмурился. Фрисс огляделся в тревоге, но сирлавен уже превратились в расплывчатые силуэты у костра. Сармат неожиданно усмехнулся, не открывая глаз.

– Ладно! Ещё дострою... дострою... только бы...

Барабаны смолкли, и тонкий надрывный свист флейт рассёк тишину, как удар бича. Фрисс успел увидеть ослепительную красноватую вспышку, золотисто-алое облако, окутавшее и его, и сармата, и сознание его покинуло.

Глава 18. Йилгва

Фрисс просыпался медленно, словно всплывал со дна глубокого озера. Ветер касался его волос, приносил с собой пряный запах трав и горьковатый дым, где-то рядом потрескивали в костре сучья, распространяя волны тепла. Солнце, похоже, поднялось уже высоко, день обещал быть жарким. Какое-то полено треснуло особенно громко, и кто-то рядом тяжело вздохнул.

– Нет, не годится. Сюда бы чистый сингит...

Речник вздрогнул и распахнул глаза, поспешно поднимаясь с земли. Кровавая ночь сгинула, развеялась, как кошмарный сон - только почерневшие степные травы напоминали о ней. Гедимин сидел напротив, над остатками полётного ранца, снова разбирал устройство на части и досадливо хмурился. Вновь он был закован с ног до головы в тяжёлую броню, только глаза светились из-под прозрачного щитка. Сфалт лежал рядом - грозное оружие не сломали и не похитили. Сармат посмотрел на Речника и кивнул ему.

– Очень тяжело найти в Аркасии хоть что-нибудь полезное, - посетовал Гедимин.
– Столько ирренция распылено попусту, а... Эх, Фриссгейн...

Речник обнял его так крепко, как только мог, и замер, прижавшись к бронированной груди. Сармат осторожно опустил голову на его плечо и тихо вздохнул.

– А мог бы и добить.

– Ты живой, Гедимин. Ты живой...
– всхлипнул Речник, отстранился и встряхнул головой.
– Твои раны заживают? Тебе не больно сейчас?

– Всё заросло, знорк. Мы - прочные существа, - пожал плечами сармат. Сдвинув толстые пластины фрила и металла, он показал свежий шрам - звезда с тонкими лучами осталась на месте зияющей раны. Фрисс потрогал серую кожу, иссечённую рубцами, и улыбнулся.

– Много шрамов у тебя, Гедимин. Вот и ещё четыре... Скажи, а что было, когда я уснул?

– Понятия не имею, Фриссгейн, - сармат вернул пластины брони на место и подобрал оброненный полётный ранец.
– Меня разбудил нхельви. Он сказал, что сирлавен стерегли нас до рассвета, а потом улетели.

Фрисс в сильном смущении огляделся, но не увидел ни одного нхельви. Вся местность была другой. Они сидели на склоне холма, неподалёку темнел глубокий овраг, с другой стороны серебрились обломки гигантского древнего строения - невысокого, неширокого, но неимоверно длинного, уходящего хвостом за горизонт. А вдали в серой дымке проступали очертания Старого Города, и неясные сполохи мелькали над ним.

– Мы подходим к Йилгве, - Гедимин указал на город.
– Там живут Серые. Интересно, многие ли знают о ночной стычке...

– Пусть только попробуют напасть!
– нахмурился Речник.
– Подлые твари... Поглоти меня Бездна! Сирлавен так и улетели, не получив награды?! Что же я...

Он покачал головой и осмотрелся в поисках своих вещей. Сумка, целая и невредимая, стояла под кустиком чёрной гезы, скафандр был на Фриссе - только шлем болтался, как капюшон, за спиной, мечи мирно лежали рядом с сумкой. Красный плащ Речника пропал бесследно, и Фрисс понадеялся, что сирлавен хотя бы его взяли в уплату...