Запах цветущего кедра
Шрифт:
— Гнилую шерстят! — сообщил шёпотом. — Прочёсывают. Должно, тебя ищут!
Омоновцы в пятнистой зимней форме, растянувшись цепью, брели по сгоревшему посёлку, головы в касках мелькали и возле вертолёта — всего человек пятнадцать! И ни Гохмана, ни Кошкина и вообще ни одного в гражданском.
— Мы тебя спрячем, — доверительно сказала Матёрая. — Есть бункер, тайник — не найдут.
— А сами? — похоже, в Гнилой прозвучала команда сбора, разрозненная цепь потянулась вспять.
— Нас никто не посмеет тронуть, — заявил Галицын. — Мы находимся здесь на законных основаниях. Кедровые угодья и
— У меня тоже уплачены...
— Тебя лучше спрятать, — перебила Матёрая. — Они прилетели за тобой.
— За тобой, Стас, — после долгой паузы согласился полковник. — Но мы не сдадим при любом раскладе. Мы своих не сдаём.
— С чего вы взяли? — Рассохин оторвался от бинокля и увидел, что ясашной улыбки у Галицына больше нет.
— Им ты нужен.
— Зачем? Участковый сегодня утром был.
— Вспомни свои прежние грехи, — откровенно намекнул бывший опер и замолк.
Полковник не должен был знать ничего о Жене Семёновой.
— Ну-ка, ну-ка...
— Ты застрелил женщину, — встряла Матёрая. — Давно... И об этом всем известно. До сих пор вспоминают.
— Возбудили дело по вновь открывшимся обстоятельствам, — пришёл на помощь юрист. — Это крюк, на котором ты висишь всю жизнь. На самом деле под таким предлогом тебя хотят убрать с Карагача. Ты мешаешь им своим присутствием. Вот и устроили тут шмон.
— Бурнашов проболтался, — утвердительно спросил Стас.
— Оперативная информация, — уклонился бывший опер и хохотнул уже не как ясашный. — Спрячем — и пусть хоть месяц ищут!
Рассохин сунул ему бинокль.
— Никому нельзя доверять.
— Мне можно, — заверила хозяйка Карагача. — Пойдём, провожу... Яросвет, отслеживай гостей!
Галицын что-то почуял.
— Сам провожу. Я же отвечаю за безопасность! Да и рано ещё! А если они ночевать собрались, ему в темнице париться, что ли? Насидится ещё...
— Не суетитесь, люди, — оборвал Стас. — Если надо, спрячусь сам.
— Станислав, послушай мудрую женщину, — Матёрая положила руку на грудь и словно обожгла. — В любом случае я должна показать убежище. Тебе не будет там одиноко.
— Пусть сам решает! — ревниво и как-то нерешительно засуетился Галицын. — Мы же не знаем тонкостей. Может, есть мотивы! Аргументы... Может, его и не тронут!
— Не позволю! — властно отрезала хозяйка. — Он нуждается в помощи. Мы несём ответственность за каждого, кто пришёл к нам по доброй воле.
— Да я что? — мгновенно сдался полковник. — Я не против!
Матёрая снисходительно усмехнулась.
— При имянаречении ты давал клятву, Яросвет.
— Помню.
— Ревность — это грязь общества. Пора изживать мирские привычки.
Полковник не хотел оставлять их вдвоём! И это неожиданным образом подогрело мстительное чувство Рассохина.
— Пожалуй, ты убедила меня, сестра, — согласился Стас. — Пойдём посмотрим на убежище. Это далеко?
— В священной роще, — она бессовестно манила его взглядом и в этом походила на Женю Семёнову.
Галицын сделал последнюю попытку удержать их, припал к биноклю и заговорил торопливо и успокоительно:
— Ну, точно! Будут ночевать! Выгружают какие-то ящики... Во, палатку растягивают!..
Хозяйка
— Рацию включи! — запоздалым полушёпотом попросил полковник.
Она будто не услышала, сама принесла рюкзак, оставленный Галицыным возле производственного цеха, и вручила его Рассохину.
— Пойдём, — проговорила доверительно. — Покажу тебе прямые пути на свободу.
Похоже, лагерная община подготовилась к любому развороту событий, в том числе и к долгой осаде. Два запасных выхода было через потаённые калитки, устроенные в заборах, но в случае полного окружения можно было уйти подземным ходом, который начинался под угловой вышкой с тыльной стороны и заканчивался где-то в кедровнике. От забора до леса по всему периметру зоны ещё в давние времена была вырубленная полоса шириной в полсотни метров, сейчас густо поросшая осиновым и берёзовым молодняком, который уже доставал до середины забора. Матёрая и хотела вести его подземельем, однако открыла замаскированную крышку колодца и обнаружилось, что ход залило водой по колено!
— Ещё вчера не было, — тревожно проговорила она. — Ладно...
Вышли через потаённую низкую калитку и очутились в густом подлеске, нещадно изломанном и поеденном лосями. Земля под ногами оказалась много раз перепаханной уже заросшими противопожарными минполосами, и многие из них оказались залитыми талой водой. Не шли, а больше прыгали, и, надо сказать, Матёрая на каблучках делала это грациозно. Кедрач, который амазонки называли священной рощей, начинался сразу же за нейтральной полосой, причём стоял тёмно-зелёной стеной, настолько раскидистый и мощный, что иные толстые ветви доставали земли. Здесь было сухо, мягко и как-то покойно, словно и впрямь под кронами этих деревьев был иной мир.
Однако наслаждаться не пришлось. Матёрая сняла туфли и, босая, сразу прибавила скорости.
— Запоминай дорогу, — предупредила она его, словно школьника.
В глубине кедровника она остановилась возле сухостойного дерева и легко отвернула пласт хвойного подстила.
— Спускайся, — и подала фонарик.
Это был типичный подземный бункер молчунов, устроенный по всем правилам, в виде гробика, и разве что переживший капитальный ремонт — ступени лестницы, двери и кровля оказались новенькими, как, впрочем, и нехитрая мебель с крохотной железной печуркой. Вместо шкур на топчане — толстый мягкий матрас, одеяло и даже больничные простыни с казённым узором. В посудном шкафу на верхней полке стояли книги, тут же висела рация с подключённой наружной антенной — в общем, цивилизация, устроенная явно женскими руками.
— Здесь запас продуктов, топливо и свечи, — она достала из пачки самодельную восковую свечу и зажгла. — Только расходовать нужно аккуратно. Буду приносить тебе парное лосинное молоко — эликсир жизни. Ты пил когда-нибудь?
Манящий вопрос он пропустил мимо ушей и озабоченно спросил:
— А не затопит в этом гробике?
— Не затопит: высоко. — Матёрая села на постель и откинулась назад, показывая свой завлекательный разрез на блузке. — Я буду приходить к тебе каждую ночь. Посмотри, как романтично: полное уединение, горит свеча, и всего остального мира не существует. А мы с тобой вкушаем эликсир.