Записки инженера-геофизика о работе бортоператора на аэрогеофизической съёмке
Шрифт:
Летом и осенью 1959 года я занимался аэроэлектроразведкой на Южном Урале в составе экспедиции, которой руководил Глеб Всеволодович Ярошевич. Работа была напряжённая, места её проведения были далеко от базы экспедиции, и я попал туда поздней осенью после окончания работ. И обнаружил там нашего Бревно в роли рядового сотрудника камералки. С работой он совсем не справлялся, и Ярошевич не начислил ему премию. Тогда Бревно (не хочу называть его имя и не думаю, чтобы в этой экспедиции он заслужил какое-нибудь прозвивище), обратился в партком, куда вызвали беспартийного уже Ярошевича. Бревно под крышей парткома вопрошает его: «Как вы думаете, Глеб Всеволодович, партия – передовой отряд рабочего класса?» Куда деваться Ярошевичу: «Ну, передовой». «А я член партии?» – «Ну, член». «Выходит, и я передовой, а вы меня премии лишили!» Ярошевич обладал добротным чувством юмора, ценил и собирал в папку разные нелепые, смешные служебные записки, в особую тетрадь записывал курьёзные происшествия, которыми в изобилии снабжала экспедиционная жизнь. «Да чёрт тобой, выпишу тебе небольшую премию, зато этот партком будет вписан в заветную тетрадь».
НЕУБИВАЕМЫЙ
ЕЙСК
В Ейском учебном полку лётчиков-истребителей боевые стрельбы. Погода выдалась как по заказу. Тёмные многослойные тучи мчатся в разных направлениях на разной высоте. Курсанты взлетают парами (звеньями?) и сразу исчезают в тучах. Жертвой-мишенью назначен старый туполевский бомбардировщик ТУ-2 (или ТУ-4, точно не помню). Экипаж поднял машину в воздух, включил автопилот, ввёл в него необходимые установки и покинул самолёт на парашютах. Теперь он летел, управляемый только автопилотом, летел молча, так как секретнейший прибор автоответчик был снят, чтобы ни при каких обстоятельствах он не попал в чужие руки.
Курсанты взлетали парой, находили самолёт-мишень с помощью радиолокаторов, обстреливали его, докладывали о поражении цели и садились. На смену им взлетало новое звено, и всё повторялось. Что на самом деле происходило с самолётом-мишенью, думаю, никто толком не знал, хотя наземные службы ПВО должны были бы следить за ним. Так или иначе, но многократно поражённый самолёт-мишень продолжал свой путь на восток. Он вышел из зоны действия самолётов Ейского учебного полка, несколько раз, уже как неизвестная цель, был обстрелян перехватчиками ПВО. Но несмотря на неоднократные поражения, о которых регулярно докладывали, он продолжал свой трагический путь на восток. Он пересёк Каспийское море, какое-то время летел над Туркменией, постепенно теряя высоту. В конце концов у него кончилось горючее, и он аккуратно сел на брюхо на такыр (шасси было убрано). Его обнаружили туркменские пастухи, осмотрели, подивились, как могла лететь машина, продырявленная как дуршлаг. Но ещё больше удивились, не обнаружив внутри людей, ни живых, ни мёртвых. Они не знали о существовании автопилота. Не знаю, что сделали с этой машиной, но и спустя шестьдесят с лишним лет ком в горле стоит у меня, когда думаю, что её тупо и равнодушно использовали как металлолом, убив уже окончательно. Я бы поставил эту героическую машину и как памятник ей самой, и как памятник труду конструкторов и рабочих, создавших такой неубиваемый самолёт.
Скандал этот поразительный полёт вызвал огромный. Досталось и Ейскому учебному полку, и ПВО – вполне заслужено: неуправляемый самолёт без автоответчика пролетел четверть страны.
Об этом удивительном происшествии я услышал то ли от командира, то ли от штурмана одного из наших экипажей в бытность базирования на Ейском военном аэродроме. Они могли услышать о нём от диспетчеров аэродрома. История эта глубоко тронула меня, и я счёл возможным рассказать о ней здесь.
Наверное, ракет класса воздух-воздух тогда ещё на вооружении не было, иначе описанная история вряд ли была бы возможна.
АЭРОМАГНИТНАЯ СЪЁМКА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
ПОДГОТОВКА АЭРОМАГНИТОМЕТРА
ЛЕНИНГРАД
1957–1958 гг.
Вскоре после возвращения из Миллерово, в самом конце 1957 года меня позвал к себе управляющий ЗГТ А.И. Кацков. Он рассказал, что летом 1958 г. предстоит аэромагнитная съёмка на огромной площади на Северном Кавказе. По геологическим условиям этого региона для эффективных результатов съёмки нужен был аэромагнитометр с повышенной чувствительностью, которым трест не располагал, и взять его было негде. В СССР тогда таких магнитометров не делали, а выполнить эту работу было необходимо. Выход из положения А.И. Кацков видел в приспособлении для этой работы магнитометра от серийно выпускаемой ленинградским заводом «Геологоразведка» аэрогеофизической станции АСГМ-25. Прежде всего предполагалось для уменьшения магнитных помех, создаваемых самолётом, блок датчиков магнитометра АСГМ-25 поместить в выпускную гондолу. Следует объяснить, что это такое.
ВЫПУСКНАЯ ГОНДОЛА
Правильнее её следовало бы назвать спускаемой, так как она всегда находится вне внутреннего объёма летательного аппарата (ЛА). Но так уж повелось, пусть выпускной и остаётся.
В нерабочем положении гондола подтягивается к упорам-захватам под брюхом ЛА и закрепляется в этом положении крючком на конце резинового жгута, который после зацепления гондолы натягивается, чтобы не нагружать несущий кабель. Кабель КНШ-18 немагнитный восемнадцатижильный с силовым бронзовым тросом внутри. Длина кабеля около 25 м. Для спуска и подъёма гондолы служит лебёдка, прикреплённая к силовым элементам ЛА. Кабель проходит наружу через шахту в полу и наружной обшивке ЛА. Направление кабеля изменяют два ролика, один около шахты, второй в ней. Для соединения несущего троса кабеля с подвесом гондолы нижний его конец пропущен сквозь отверстие в толстой шайбе, жилы его заплетены особым образом в шарик и пропаяны. Экранированные токонесущие жилы кабеля пропущены через отверстия в несущей шайбе. Те гондолы, что применяли мы, представляли собой бомбовидное тело длиной около 2 м, полое внутри, состоящее из трёх частей. Средняя часть цилиндрическая, с цапфами по бокам для подвеса. Передняя часть с полусферической носовой частью и цилиндрической задней, соединяемой со средней частью гондолы. В носу передней части помещается груз, который можно перемещать для балансировки гондолы. Задняя часть гондолы цилиндрическая спереди и коническая сзади. Передней частью она присоединяется к средней части гондолы. На задней части гондолы установлен цилиндрический стабилизатор. Внутри гондолы помещается приёмное устройство магнитометра. Магнитометр измеряет модуль вектора напряжённости магнитного поля земли Т, для чего измерительный феррзондовый датчик постоянно устанавливается ориентирующей системой в направлении вектора напряжённости магнитного поля.
Рис. 2. Выпускная гондола
Первые экземпляры гондол были выклеены из деревянного шпона с алюминиевым стабилизатором, более поздние из стеклоткани и эпоксидной смолы, включая стабилизатор. С несущим кабелем гондола соединяется через подвес из дюралюминия, представляющий собой параллелограммное устройство, части которого шарнирно соединены между собой и с цапфами гондолы. К середине верхней перекладины параллелограмма шарнирно крепилось состоящее из двух половин устройство, соединяющее перекладину с несущим кабелем. Подвес гондолы магнитометра, предназначенного для работы на Северном Кавказе, для упрощения и уменьшения вибрационных помех я сделал из авиационного резинового жгута диаметром 20 мм.
Немного о фантастических представлениях моих товарищей по Горному институту о работе бортоператора с магнитометром с выпускной гондолой. Они имели в основе своей особенности преподавания в Ленинградском Горном институте аэромагнитометрии. Многие считали, что оператор сидит ВНУТРИ выпускной гондолы и крутит там некие ручки, как у логачёвского магнитометра. Успокою сочувствующих, если таковые окажутся: бортоператор НЕ СИДИТ внутри гондолы. Там ему совершенно нечего делать, да и места там нет даже для самого маленького гнома.
ДОРАБОТКА МАГНИТОМЕТРА ОТ СТАНЦИИ АСГМ-25
Работа по размещению блока датчиков от АСГМ-25 в выпускной гондоле особой сложности не представляла, но была достаточно трудоёмкой. Гондола у нас была, но подвеса, соединяющего её с несущим кабелем, не было. Не было ни чертежей подвеса, ни образца, чтобы его скопировать. Не было и материала для его изготовления. О кабеле КНШ-18 кто-то уже позаботился, и я получил его около 60 м, то есть двойное количество. Каротажную лебёдку, грубоватую и тяжеловатую, но вполне подходящую, добыли в какой-то экспедиции ЗГТ. Всё нужное для этой работы собиралось в одной из комнат ЦРММ, где уже была приготовлена для меня станция АСГМ-25. Предстояла распайка многоштырьковых штепсельных разъёмов, разделка концов несущего троса и множество всяких мелких дел, о которых сейчас и не вспомнишь. Всё это требовало времени, но особой сложности не представляло. Но скорость и амплитуда колебаний выпускной гондолы ожидались гораздо больше, чем самолёта, к борту которого крепился блок датчиков АСГМ-25, поэтому нужно было искать способ заставить ориентирующую систему реагировать на меньшие отклонения и увеличить её быстродействие, а это воспринималось как проблема. Кроме того, нужно было насколько удастся уменьшить порог чувствительности магнитометра, и это тоже было проблемой. Не знаю, что давало А.И. Кацкову уверенность в том, что я справлюсь с этой сложной и ответственной работой, но он поручил её мне. Признаюсь, меня это удивило и несколько встревожило, хотя огромную важность и ответственность этой работы я понял лишь много позже. Со своей стороны Алексей Иванович обещал любую доступную ему помощь и просил обращаться к нему, если кто-нибудь или что-нибудь будет мешать работе. Мне довелось несколько раз по разным поводам обращаться к нему, и реагировал он всегда мгновенно. Подумав несколько секунд, он спрашивал: «Тебе удобно завтра в 14 часов?» Вежливость этой формулировки удивляла меня тогда и продолжает удивлять до сих пор: руководитель многотысячной организации вполне допускает, что у меня, почти мальчишки, могут быть неотложные дела, договорённости. Ни разу не случилось, чтобы придя в назначенное время, я застал Алексея Ивановича занятого чем-то другим – он всегда ждал меня. Не помню, чтобы он записывал мои просьбы, но не было случая, чтобы к раз обговорённому вопросу пришлось возвращаться снова. Потом мне довелось бывать на десятках диспетчерских совещаний, на которых писаны были протоколы с указанием ответственных исполнителей и сроков исполнения. Но сроки регулярно срывались, и одни и те же вопросы без конца кочевали из одного протокола в другой.
Вот два примера, как после разговора с Алексеем Ивановичем нужное являлось как бы само собой, без моего участия.
Для изготовления подвеса гондолы к несущему кабелю нужны были несколько килограммов массивного дюралюминия, но купить их не удавалось. Много позже я узнал, почему. Тогда я предложил добыть лопасть от списанного винта от самолётов АН-2 или ИЛ-14. Через несколько дней у меня было четыре лопасти, и они немедленно были пущены в работу.
Другой пример. Сердечниками датчиков измерительного канала и ориентирующей системы были узкие пермаллоевые ленты. Магнитные характеристики их отличались очень сильно. Кроме того, ленты были чрезвычайно нежны: достаточно было уронить хорошую ленту на стол или слегка погнуть, вставляя в катушку датчика, и лента уже никуда не годилась. Чтобы получить максимальную чувствительность датчиков, нужно было отобрать лучшие из множества лент. Но лент у меня было мало и отбирать было не из чего. С просьбой достать для меня побольше пермаллоевых лент я пришёл к Алексею Ивановичу, и очень скоро у меня было больше сотни этих лент. Можно было заняться их отбором. Ни у меня, ни на Геологоразведке прибора для отбора лент не было, и я решил использовать для этого сам магнитометр. Я уже упоминал, что у треста в пос. Тайцы в 40 км от Ленинграда была магнитная станция. Туда я привёз свой магнитометр и занялся кропотливым и нудным отбором лент. Работать приходилось ночью, когда не ходят электрички, создающие сильные магнитные помехи. Из всех имевшихся у меня лент я отобрал пять лучших для датчиков магнитометра и несколько похуже в запас.