Записки отставного афериста III
Шрифт:
– Как смогли.
– На чём договорились?
– У Саши спроси.
– ?…
– Дешять тышяшь они у нас прошять…
– Ага. Униженно клянчим, а не просим. В ногах валяемся, можно сказать. Причём сейчас. Потому что через два дня эти ябедам-корябедам опять станет жальче денег чем себя, и они будут торчать уже двадцадку.
– Но у нашь нешу!
– Ниибёт. Займите у Миши.
– Ок. Заходите-заносите. Макс, Дима, погуляйте пока.
Через полчаса Саша вынес десятку в трясущейся лапке.
Как
Я только потом понял, что это была Мишина двухходовка. Эти идиоты пожалились Мише на нас. Мол, грабють. Тот им, мол, шлите их нахуй, они фуфлыжники, за ними никого нет. Те и послали. После опиздюливания Миша сменил тему на описание нашей звериной свирепости и отобрал у деморализованных кидал их долю. Причём без своей братвы. Коя долю бы отжала, но Мише б не отдала.
Схематик, чо. Он прав, мы перед ним щенки были. Хотя должок позже вернули. Своей двухходовкой. И так же отжали его долю в своём клубе.
Пы-сы. Я вот только не понял, откуда в их версии огнетушитель вылез. Лес, Химки, пистолет – это из эпоса. Но пеногон-то почему?
Хотя, может быть, "схлопотать в рыло огнетушителем" гораздо мужественнее звучит, чем половником.
Пы-пы-сы. Мне же было тогда 25 лет. Какая же я был озорная сволочь! Хотя почему был?
Сэнсей-ни-рэй
В пять лет я уже был сущим наказанием семьи. Рецидивистом. Упорным отрицалой. Выгнанным из детсада за гонор и половые излишества. Семья выла. Оставлять меня было не с кем, – все разбегались. Бабка на порог не пускала. Это после того, как я ей рейтузы наперчил. Ну полез в шкаф, там склад подштанников с начёсом. Взял перечницу и изнутри белью остроты добавил. Флегматичная и томная Суламифь Евсеевна как переоделась в чистое, такую джигу-дрыгу отжарила, хоть в клипе снимай.
"Крепкая рука", о которой страстно мечтали близкие, появилась, откуда и не ждали.
Маманя моя вела в Севастополе литобъединение. Ну такой аналог ЖЖ доинтернетной эпохи. Сборище графоманов. Среди непризнанных гениев и городских сумасшедших (основной аудитории подобных собраний) неожиданно затесался КГБшник Круглов. Потянуло кота на блядки – служивого на прекрасное. Как выяснилось потом, у него были для этого довольно невесёлые обстоятельства, но кто ж тогда об том знал. Потому пенетерация в их тёплый куток представителя органов было воспринято творческими интеллигентами предсказуемо хуёво. С пиздахаханьками и смехуёчками. Круглов, внешне собой напоминающий дубовый шкаф, только добавил тем для подначек.
Во-первых, он с порога отрапортовал, что ныне он не майор, а поэт.
Народ полёг.
Ползая в проходах в слезах, литературные негодяи припомнили рассказ Пантелеева о юном вертухае. "Честное слово" вроде.
И заключили, что с поста поэта может снять военный в чине не ниже майора. Или снайпер.
Круглова этим было не пронять. Для него мнение штафирок мало значило.
Взойдя на трибуну, майор с пролетарской прямотой рубанул, что каждый поэт должен решить для себя одну задачу: под кого писать? Под Пушкина или под Маяковского?
Сказал как отрезал. Интеллигенты опять завывая попадали под стулья.
Моя маман, с трудом владея собой среди толпы смятенной, смиренно заметила, что —
– Писать, Круглов, надо под себя. – Потом сделала округлый жест обеими руками, как бы пытаясь обнять невидимый столб. – И закапывать. Написанное. Под собой. Поглубже.
С литературного диспута публика расползалась, держась за животы, хрипя и кашляя.
Дома маменька поделилась с папенькой веселой новостью.
– Как его фамилия? – рассеянно переспросил отче.
– Круглов.
– Это очень серьёзный человек, Света. И при желании он может нам устроить большой гармидер.
– Да брось, он такой смешной…
– Его боятся даже в райкоме, – бесцветным тоном ответил отец. – Он убийца. И с большими связями.
Через пару дней в семье случился сабантуй. Что-то праздновали. В разгар веселья раздался звонок в дверь. Маманя пошла открывать и обомлела: в двери из-за огромного букета роз выглядывал пиит в штатском.
– Светлана, ну за что вы со мной так? – примирительно прогудел он на весь подъезд.
Папаня оценил жест.
– Заходи. Пить будешь?
– Буду. Я принёс.
Во второй длани висело между пальцами три бутылки 25-летнего "Арарата".
И вот тут Круглов дал шоу. Как поэт, он, может, и не блистал, но в мировом чемпионате на звание "Лучший тамада" наверняка сидел бы в жюри.
Он обрушил стол. Гости ползали по полу, плакали, хрюкали, выли и бились головами о сервант. Мне было 5, и я до сих помню этот концерт. Гениальное представление. Круглов с видом деревенского простачка рассказывал, как видят простые ребята от сохи, меча и щита оппонентов. Взгляд кгбшника на диссидента.
Сам рассказчик не пересаливал лицом, не повышал голос, но каждый его пассаж кидал интеллигентов на пол.
Помню его рассказ, как брат директора СевМорЗавода (режимного предприятия) построил на даче межконтинентальную баллистическую ракету. И попросил директора известить о своём свершении компетентные органы, а то мериканцы сопрут, неровён час.
У директора завис мозг. С одной стороны, он догадывался, что компетентны в данном вопросе доктора, а не Штаб ВМФ и Райком Партии, куда его брательник засылал с благой вестью.