Записки промышленного шпиона
Шрифт:
– Думаете, такие общества могут существовать и сегодня?
– А почему нет? – покачал головой доктор Хэссоп.
– И они хранят тайны неизвестного оружия?
– Почему же только оружия?
– Есть еще что-то?
– Философский камень, – терпеливо перечислил доктор Хэссоп. – Гомункулус, о котором известно столько восхитительных историй. Универсальный растворитель для любой субстанции. Восстановление растений из пепла, а значит, возможность воскрешения мертвых…
– Доказательства? Где доказательства?
Доктор Хэссоп неторопливо откинулся на спинку кресла:
– Ты же не раз
– И вы знаете, где искать?
– Не могу утверждать точно, но, возможно, одну ниточку мы нащупали. Очень тонкую, правда, но какая уж есть. Ты отправишься на станцию Спрингз-6, Эл. Все, что от тебя понадобится, – терпение. Будешь гулять по улицам, заходить в аптеки, бродить по перрону, думать о вечности.
– Думать о вечности обязательно?
– Думай о девках, Эл, я не против. Но лучше о вечности.
– А потом?
– А потом к тебе подойдет человек.
– Хорошо. Он подойдет. А как я его узнаю?
– Он сам узнает тебя. Признаюсь, мне не нравится такой подход, но это непременное условие, которое мы не могли отклонить.
– И что мне передаст этот человек? Золото более чистое, чем природное? Порошки Нострадамуса? Философский камень?
– Всего лишь адрес, – улыбнулся доктор Хэссоп. – Ну, это я так предполагаю, что адрес. Какое-нибудь грязное предместье Каира или заброшенные катакомбы Александрии. А может, древний мадрасский храм или забытое афинское подземелье. Я могу только предполагать, Эл.
– А если, увидев меня, этот человек передумает?
– Вот потому мы и посылаем тебя, чтобы этот человек не передумал, – вмешался в наш разговор шеф. – Главное, чтобы он подошел к тебе. А там ты сумеешь вырвать у него адрес. Как? Это твое дело.
Доктор Хэссоп и Берримен согласно кивнули.
Шеф усмехнулся и извлек из стола небольшую, но четкую фотографию:
– Помнишь этого человека, Эл?
Я невольно рассмеялся:
– Надеюсь, это не он подойдет ко мне?
– Конечно, нет. Но он нас тоже интересует.
Бобровый штат не случайно называют штатом тертых людей. Когда-то они пришли с востока и прочно осели в своих красных лесах. Скрипучие фургоны и длинноствольные ружья вселяли ужас в индейцев. Но человек с фотографии попал в бобровый штат вовсе не на фургоне. Он попал туда с воздуха…
Вдруг я услышал выстрел. Потом еще один.
Где-то в голове поезда резко ударила автоматная очередь.
Вагон дернулся, начал сбавлять ход. Хлопнула дверь тамбура.
Предчувствия меня не обманули: это были малайцы. Всего двое, но один из них сразу ткнул меня в бок стволом автомата.
Не спеши, никогда не спеши, Эл. Но и не медли. Медлят проигрывающие. Ты не из них. Начни свое дело в срок и закончи в срок.
Оказалось, малайцы знают не только свой носовой язык.
Обыскав меня, они вполне внятно объяснили, куда я
Я не возражал. Малайцы теперь не казались шумливыми, как полчаса назад на перроне, правда, я никак не мог подсчитать – сколько их. Они входили, выходили, и все были похожи друг на друга. То я убеждал себя, что их не более девяти, то мне начинало казаться, что их не менее дюжины. Впрочем, благодаря натренированной памяти троих из них, и прежде всего Пауля, я выделил сразу. Пауль тоже не забыл о нашем столкновении на перроне и остро, нехорошо косился в мою сторону. Второй, похожий на коричневую обезьяну, обряженную в спортивный костюм, в берете и с кольцом в левом ухе, некто Йооп, так мне запомнилось его имя, сразу присел в углу вагона и, зажав автомат между ног, тихо сидел там. Третьего звали Роджер. Похоже, малайцы Роджера слушались. По крайней мере, именно к нему они бежали со всеми вопросами. А запомнить его оказалось легко – левую щеку пересекал короткий, грубо залеченный шрам. Как ни странно, Роджера это нисколько не портило. С этим своим шрамом он выглядел куда как привлекательнее своих приятелей.
Пассажиров согнали в наш вагон со всего поезда, их оказалось меньше, чем я думал. Человек тридцать-тридцать пять, кресла не все были заняты. Франт в отличном темном костюме недовольно проснулся. Видимо, в поезд он вошел, изрядно поддав, это чувствовалось. Он был, наверное, с юга, это тоже чувствовалось. Магнолиями от него так и несло. Рядом с ним примостился мамалыжник из Теннеси (так он сам представился). Он ехал в гости к сестре и экономил на ночном поезде. Он был напуган, но в ответ ему кивнули лишь фермеры, заткнувшие под сиденья свои плетеные корзины. Потомки мормонов и сами мормоны – они все, как один, были плотными, белобрысыми, наверное, нравственными и трудолюбивыми. Остальные все были местные – пожилые, смирные люди. Никто из них не перечил малайцам, да и коричневые братцы вели себя вежливо. Бросив на пол пару пластиковых мешков, они подняли на ноги только меня и пару мормонов:
– Заклеить окна!
В мешках оказались старые газеты и клейкая лента.
Поезд стоял посреди лесной поляны, но, может, я просто не видел в темноте деревьев. Малайцы сосредоточились у выходов, среди них оказался Пауль. Я старался не оборачиваться в его сторону, и он на время забыл про меня, завороженный мормонами. Вот я и воспользовался моментом.
– Там, кажется, стреляли? – спросил я. – Надеюсь, никто не пострадал?
– Машинист корчил из себя героя, – усмехнулся Роджер.
– Где мы остановились?
– Заткнись.
– Может, машинисту нужна помощь?
– Помощь? – удивился Роджер. – Какую помощь можно оказать мертвецу?
Двери раздвинулись, вошли еще два малайца с автоматами. Они удовлетворенно оглядели заклеенные окна, а потом рассадили всех пассажиров парами, заодно связав створки раздвижной двери тяжелой железной цепью, извлеченной из саквояжа. На цепь, работая осторожно и вдумчиво, они подвесили на растяжках три рубчатых медных цилиндра, видимо, начиненных взрывчаткой. Я поежился, – даже визуально заряд выглядел не слабо. Подтверждая мои подозрения, Роджер объяснил: если сунетесь к двери, весь вагон разнесет в щепы. Сказанное не дошло только до усатого франта.