Записки русского интеллигента
Шрифт:
Впоследствии, уже после революции, был объявлен конкурс и А. П. Соколов приглашал меня принять участие в нём. Впрочем, Соколов писал мне, что если подаст на конкурс Кастерин, то он в первую очередь будет поддерживать его, а меня только в том случае, если кандидатура Кастерина не встретит сочувствия или он вовсе на конкурс не подаст. Я был деканом только что открытого физико-математического факультета и полностью был увлечён его организацией {458} . Поэтому Соколову я ответил, что на конкурс не подам, так как занят организацией факультета. Позже Соколов с некоторой даже обидой отвечал мне, что он-де, к сожалению, не может предложить мне деканства в Москве. Не подал на конкурс и Кастерин. В результате конкурс также не состоялся. И тогда В. И. Романов в спешном порядке защитил свою старую работу, которую он сделал ещё у Лебедева, на степень магистра физики и был выбран факультетом на кафедру. И, надо сказать, с честью занимал её вплоть до 1938 года, до своего ареста {459} .
458
Должность декана физико-математического факультета Саратовского университета В. Д. Зёрнов занимал с 5 сентября 1917 по 28 сентября 1918 года.
459
Речь идёт об экспериментальной работе В. И. Романова «О методе получения и о затухании электромагнитных волн в проволоках», представленной в 1918 году к защите в качестве
С 1919 по 1923 год В. И. Романов являлся директором Государственного физико-технического института, преобразованного в 1923 году во Всесоюзный эспериментальный электротехнический институт (ВЭИ), а в 1922 году был назначен директором Научно-исследовательского института физики при физико-математическом факультете Московского университета и оставался в этой должности до 1930 года. В 1938 году В. И. Романов подвергся необоснованному аресту и, проведя пять лет в заключении, последние годы жил и работал в Уфе (см: Андреев А. В. Физики не шутят. Страницы социальной истории Научно-исследовательского института физики при МГУ (1922–1954). М., 2000. С. 247–248).
Лето 1914 года. Начало войны
На лето 1914 года мы, как обычно, переехали в Дубну. И началась война, принесшая так много несчастия и, в конечном счёте, до неузнаваемости изменившая весь уклад жизни.
В Дубне несколько человек были призваны в действующую армию и на деревне стоял вой. На ограде церкви был наклеен отпечатанный «манифест» с объявлением войны. «Манифест», как это полагалось, был оглашён священником с амвона после обедни. Все были уверены, что война не продолжится более двух-трёх месяцев, и когда англичане писали, что они готовятся, по крайней мере, на три года, то все думали: вот чудаки, кто же может так долго воевать. Ну, а как оказалось, англичане были дальновиднее, чем кто-либо.
К нам в Дубну приезжали в гости Н. П. Неклепаев с женой Анной Михайловной и её сестрой Марией. Когда была объявлена война, Неклепаевы находились у нас, и так как Николай Павлович как прапорщик запаса подлежал призыву, он заторопился возвратиться в Саратов и, действительно, по возвращению тотчас же был призван. И когда мы приехали в Саратов, Николай Павлович уже собирался на фронт со своей частью в качестве начальника пулемётного гнезда. Я провожал его на вокзале. Он и здесь, как всегда, был спокоен и деловит, распоряжался погрузкой своих солдат и снаряжения, и вид у него был хорошего хозяина. Вскоре у Анны Михайловны родился сынишка Кока {460} . Мы почему-то совершенно не замечали, что она ожидает ребёнка, и были очень удивлены, когда как-то утром Мария Михайловна по телефону сообщила нам, что появился Кока.
460
Сын Н. П. Неклепаева Николай родился в Саратове в 1914 году.
Хотя не полагалось указывать в письмах, с какого места они пишутся, но мы всегда знали, где в данный момент находится Николай Павлович. Он условился, что в конце каждого письма будет написана фраза, начальные буквы слов которой как раз и составят название места, откуда он пишет. Николай Павлович очень ловко подбирал нужную фразу, так, чтобы она не была бессмысленна и оторвана от основного текста.
В Саратове вначале война мало чувствовалась, но вскоре новые университетские здания стали превращаться в госпитали. Жёны профессоров и преподавателей исполняли обязанности сестёр. У меня в институте был организован хирургический госпиталь, и операционная была в большой аудитории. Я устроил рентгеновский кабинет, сначала с очень маломощными трубками, но всё же он приносил пользу {461} .
461
«Только что начавшаяся научно-учебная жизнь Института, – говорилось в отчёте кафедры физики Саратовского университета за 1914 год, – с осени должна была сразу сократиться, а деятельность Института временно приняла совсем новое направление. Оба лаборанта [Н. П. Неклепаев и В. Е. Сребницкий. – B. C.] и механик [Ф. Ф. Троицкий. – B. C.] были призваны в ряда действующей армии и двое из них (Н. П. Неклепаев и Ф. Ф. Троицкий) находятся на передовых позициях (Н. П. Неклепаев заведует пулемётной ротой в блокадной армии, осаждающей Перемышль), а В. Е. Сребницкий командирован в Казань в юнкерское училище. Большая часть помещения Института отведена под госпиталь (на 140 кроватей) Обшеземского союза. Заведующим кафедрой организован при лазарете рентгеновский кабинет обслуживающий все три университетские госпитали. В рентгеновском кабинете безвозмездно работают М. М. Михайлова и студент А. Козырев» (ГАСО, ф. 393, оп. 1, д. 484, л. 42–42об.).
Первый транспорт раненых состоял из австрийцев, и вот на носилках приносят к нам в кабинет молодого человека с раной в груди. Температура у него была чуть не 40 градусов, и он находился почти без сознания. Нам казалось, что он вот-вот умрёт. Однако мы положили его на скамью и сфотографировали грудную клетку. Сейчас же проявили и увидали, что в лёгком имеются какие-то две палки, размещённые перпендикулярно к рёбрам, и несколько каких-то металлических предметов. Прямо из рентгеновского кабинета вместе с мокрой ещё фотографией раненого перенесли в операционную. С. И. Спасокукоцкий, посмотрев на нашу работу, выпилил два ребра и вынул из лёгкого две резиновые трубки, которые ещё в полевом госпитале были помещены в рану для откачки гноя, но при вздохе проскочили внутрь, и несколько металлических частей от снаряжения, которые были занесены пулей. Сама пуля, кажется, прошла навылет.
Недели через две мы были в рентгеновском кабинете. Вдруг кто-то стучит. Открывается дверь, и входит наш пациент, ещё слабый, но уже поправляющийся. Он пришёл к нам поблагодарить за то, что мы первые его встретили и поспособствовали его быстрому выздоровлению. Какая высокая культура! {462}
В рентгеновском кабинете работал студент-медик Шура Козырев, впоследствии ассистент В. И. Разумовского, хирург весьма способный и смелый, но человек не очень щепетильный. В работе ему помогала А. М. Неклепаева, что и повело к разрушению домашнего очага Николая Павловича Неклепаева. Неклепаев, когда вернулся, долго не горевал и женился на приятельнице Анны Михайловны – Серафиме Алексеевне. Но и этот союз не был счастливым: Серафима Алексеевна впоследствии лишилась рассудка и кончила свои дни в психиатрической больнице. Николай Павлович женился ещё раз, и эта жена пережила его. Неклепаев умер в конце 1942 года. Я, возвратясь из эвакуации, застал его уже умирающим в Боткинской больнице {463} .
462
Оказывая медицинскую помощь, саратовская профессура с одинаковой ответственностью и вниманием относилась к раненым воинам как русской армии, так и враждующих держав. Ярким подтверждением тому служит письмо-благодарность пленного чеха Антона Димеш, адресованное профессору В. И. Разумовскому: «Многоуважаемый профессор!!! Позвольте мне – Вашему пленному больному чеху – Антону Димеш – поблагодарить Вас за операцию, сделанную мне так успешно, а также за доброе сердечное отношение и ласковые слова. Я не могу словами выразить, какую глубокую благодарность чувствую я к Вам. Так ещё раз, профессор, благодарю Вас от всего сердца и желаю Вам всего лучшего в дальнейшей жизни. Остаюсь всегда уважающий Вас, Антон Димеш» (Коллекция В. А. Соломонова).
463
Боткинская больница – Московская городская клиническая больница имени С. П. Боткина (2-й Боткинский проезд, 5), построена в 1908–1910 годах по проекту архитектора И. А. Иванова-Шица на средства купца К. Т. Солдатёнкова как бесплатная больница для лиц всех сословий населения Москвы. До 1920 года больница называлась Солдатёнковской.
Часть
Детский праздник встречи Нового года
Мне хочется записать, как мы устраивали для детей праздник встречи Нового года. Должно быть, это была встреча 1916 года. Мы позвали в гости к нашим ребятам несколько детей моих товарищей-профессоров и для всех купили небольшие подарки. Конечно, была зажжена ёлка. И, чтобы позабавить ребяток, устроили такое представление: Старый год – им был я в маске старика с длинной бородой и в халате – прощался с детьми и раздавал на прощание номерки для получения подарков. Потом Старый год, кряхтя, удалился, а Новый год – его изображал трёхлетний Славик Зайц, сын скрипача В. В. Зайца – выезжал в детской колясочке, стоя в ней с золотым жезлом в руках, на котором были укреплены вырезанные из золотой бумаги цифры нового года. Славика в белой рубашечке, с гирляндой искусственных цветов через плечо и с таким же венком на голове, вёз медведь – в его роли выступал снова я в медвежьей маске и в вывернутой мехом шубе. Новый год поздравлял всех и раздавал подарки по номерам, выданным Старым годом. Славик держал себя как настоящий артист [36] . Этот детский праздник оставил в памяти какое-то светлое, радостное впечатление.
36
Впоследствии Славик Зайц учился в Московской консерватории и был способным пианистом, но занимался мало и большого музыканта из него не вышло; он, бедный, погиб в войну 1941 года. – Прим. В. Д. Зёрнова.
Киевские высшие учебные заведения в Саратове. Весенние прогулки
Зима 1915–1916 годов в Саратове вообще прошла весьма оживлённо. Осенью 1915 года Киев находился под угрозой наступления австро-германских войск, и целый ряд высших учебных заведений из Киева был эвакуирован в Саратов. Приехало много киевских профессоров и студентов, и мы должны были обеспечить их помещением для занятий {464} . Когда киевляне увидели наши новые здания и наше оборудование – «с иголочки», они были удивлены: думали, что «в глуши, в Саратове» ничего нет. Киевляне не стали даже распаковывать своё оборудование и использовали нашу аппаратуру.
464
Осенью 1915 года в Саратов были эвакуированы из Киева Университет Св. Владимира, Коммерческий институт, Высшие женские курсы и педагогический институт – общей численностью более 9,5 тысяч научных работников и студентов. Научно-учебные подразделения Киевского университета (все три факультета: юридический – более 1300 человек, физико-математический – около 1000 человек и историко-филологический – 300 человек) радушно принял под свой кров Николаевский университет, предоставивший для этой цели большую часть 1-го и 2-го учебных корпусов и часть 3-го.
Прибытие в Саратов одного из старейших университетов страны, в котором работали многие известные учёные – создатель первой в России алгебраической школы профессор Д. А. Граве, прославленный химик профессор С. Н. Реформатский, специалист по истории Литовско-русского государства и декабристкого движения профессор М. В. Довнар-Запольский, историк русского права профессор М. Ф. Владимирский-Буданов и другие – внесло в жизнь местного высшего учебного заведения заметное оживление, наполнило его научную и учебную деятельность новым содержанием (Подробнее об этом см.: Малинин Г. А. Киевский университет в Саратове // Поволжский край. 1984. Вып. 7; Соломонов В. А. «Мы жили с киевлянами очень дружно» (О пребывании киевских высших учебных заведений в Саратове в годы первой мировой войны) // Цивилизация на пороге тысячелетия. Балашов, 2001. Вып. 2. Т. 1).
Мы жили с киевлянами очень дружно. Отчасти даже принимали участие в преподавании и приёме экзаменов. Я, например, экзаменовал в Государственной комиссии по физике и на полукурсовых по метеорологии; был официальным оппонентом на магистерской диссертации у Кордыша и даже что-то читал какому-то курсу. В Саратов приехали не все профессора из Киева, и наше участие было действительно необходимо, к тому же «гости» таким образом немного подкармливали «хозяев».
В моём домашнем квартете в этот год вторую скрипку играл профессор математики Киевского университета Граве. Зимой устраивались вечера, а весной, когда пошли пароходы, мы устроили весеннюю весёлую прогулку по Волге. На палубе большой баржи, которую вёл маленький буксирный пароходик, были расставлены столы с угощением, и вся компания, сидя за столами на открытом воздухе, угощалась, вы пивала (среди киевлян, да и моих саратовских друзей было немало любителей выпить), но всё это только до несколько повышенного веселья. Так мы проплавали весь длинный весенний день.
Весенние прогулки по Волге вообще у нас практиковались. Ещё раньше, весной 1914 года, мы саратовской компанией точно так же катались. Мы высадились на каком-то острове.
Каждую весну мы выезжали на моторной лодке, принадлежавшей Обществу естествоиспытателей {465} , председателем которого я был. Мы выезжали выпускать мальков, выведенных на рыборазводном заводе Общества. Лабораторией Общества и рыборазводным заводом заведовал сын саратовского лютеранского пастора Арвид Либорьевич Бенинг, очень способный биолог {466} .
465
Саратовское Общество естествоиспытателей и любителей естествознания было основано по инициативе Саратовского губернского земства с целью изучения и выработки мер борьбы с неблагоприятными природными явлениями. Официальное его открытие состоялось 21 ноября 1895 года в помещении губернской земской управы в присутствии членов-учредителей, губернатора Б. Б. Мещерского, губернского предводителя дворянства князя Л. Л. Голицына и председателя губернской земской управы В. В. Крубера. После прекращения деятельности Общества часть коллекций его Естественно-исторического музея составила основу созданного в 1928 году естественно-исторического отдела Нижневолжского краевого музея (ныне отдел природы Саратовского областоного музея краеведения). На основе существовавшей при Обществе Волжской биологической станции с рыборазводным заводом создано Саратовское отделение Государственного научно-исследовательского института озёрного и речного рыбного хозяйства (ГосНИОРХ).
466
Арвид Либорьевич Бенинг (1890 – после 1931), гидробиолог, с 1927 года профессор Саратовского института сельского хозяйства и мелиорации. В описываемый период он заведовал Волжской биологической станцией и рыборазводным заводом при Саратовском Обществе естествоиспытателей и любителей естествознания; руководил работами по гидробиологическому исследованию Волжского речного бассейна, искусственному разведению стерляди (при помощи мальков из садков станции) в Ставропольском уезде.
Дальнейшая судьба А. Л. Бенинга оказалась трагичной: 14 декабря 1930 года за «участие» в контрреволюционной организации он был арестован и постановлением коллегии ОГПУ от 30 апреля 1931 года приговорён к высшей мере наказания – расстрелу, заменённому 10 годами лишения свободы. Реабилитирован 23 мая 1960 года.
Отец учёного, евангелически-лютеранский пастор церкви Святой Марии Либориус Эдуард Гербард Бенинг (1862–1933), благодаря своей духовной и общественной деятельности, был в Саратове человеком весьма известным. В августе 1914 года под его руководством при церкви Святой Марии в Саратове был «создан Комитет для оказания помощи лицам, пострадавшим во время войны, открыты два отделения лазарета для раненых без различия вероисповедания. Во время голода 1920–1922 годов [он] участвовал в организации помощи голодающим, являлся координатором работы Шведского Красного Креста и Национального лютеранского совета, занимавшихся доставкой продовольствия в Поволжье». В мае 1931 года вместе с женой был арестован и заключён в саратовскую тюрьму, где перенёс воспаление лёгких и инфаркт. Освобождён в июне того же года благодаря ходатайствам Шведского Красного Креста и посольства Германии в Стокгольме. Умер 26 марта 1933 года (РНЭ: т. 1: А – И. М., 1999. С. 157).