Записки русского интеллигента
Шрифт:
По старому обычаю её «соборовали». Собственно, «соборование» – это вроде молебна о выздоровлении больного. Но так как эту службу совершали обычно у постели тяжелобольного, когда не было уже надежды на его выздоровление, то «соборование» в представлении простонародья превратилось в какое-то предсмертное богослужение. Незадолго до Настиной смерти я сидел около неё, она делала распоряжения, как поступить с её имуществом. Я не знал, как облегчить её последние минуты и, так как она, как мне казалось, ждала смерти как облегчения от страданий, сказал ей:
– Вот ты скоро увидишь маму и папу.
А она строго посмотрела (пожалуй, даже зло) и говорит:
– Никого не увижу!
Я понял, что она, по существу, не была верующим человеком. Мы похоронили Настю около церкви. Поминальный обед по старому обычаю был устроен на весь приход. Обедали в несколько смен. Варили и лапшу, и щи, подавали жареную баранину, два сорта каши и кутью, пиво, чай с булками. Словом, всё по старинным деревенским обычаям. До войны 1941 года сохранялся холмик и крест с надписью. Сейчас (1946 год) и могила затоптана, и ограда у церкви уничтожена, да и сама церковь разграблена и запакощена.
Новые
Открытие новых факультетов Саратовского университета задерживалось. Проектирование новых зданий прекратилось с началом войны 1914 года. Мы несколько раз ходатайствовали об открытии факультетов {493} . Физический институт был уже готов, помещение бывшей Фельдшерской школы у Царских ворот осталось за университетом, можно было при желании и ещё найти помещения, но дело не двигалось.
493
Вопрос об открытии в Саратовском университете новых факультетов в Министерстве народного просвещения поднимался неоднократно. По одному только физико-математическому факультету ходатайства посылались четыре раза – в 1911, 1912, 1913 и 1916 годах, и каждый раз отклонялись. Аргументом для отказа выставлялись три причины: недостаток учёных сил в России, нехватка в Саратове университетских помещений и невыполнение городом взятого на себя обязательства внести в Государственное казначейство 1 миллион рублей в возмещение расходов по сооружению Саратовского университета (ГАСО, ф. 393, оп. 1, д. 718, л. 6).
Когда организовалось Временное правительство, мы снова ходатайствовали, обращались к А. Ф. Керенскому, который возглавлял это правительство. И вот, наконец, с осени 1917 года новые факультеты были открыты {494} . Так как кафедры физико-математического факультета уже отчасти были налицо, нам было разрешено выбрать декана и секретаря факультета из своей среды.
В то время имелись следующие кафедры: физики (ею заведовал я), химии (Р. Ф. Холлман), зоологии (Б. И. Бируков), ботаники (Д. Э. Янишевский, а А. Я. Гордягин был уже переведён в Казань). На первом курсе естественного факультета читался также курс анатомии, однако профессор анатомии в состав членов физико-математического факультета не входил.
494
Постановлением Временного правительства от 1 июля 1917 года в Саратовском университете были открыты три новых факультета: историко-филологический, юридический и физико-математический.
Деканом был выбран я, секретарём факультета – Р. Ф. Холлман {495} . Не хватало пока что профессоров математики, механики, второго физика (на кафедру теоретической физики), метеорологии; имелся только один профессор химии, а надо было ещё и органика. Я начал переписку по поводу приглашения математиков с моим бывшим учителем профессором Московского университета Д. Ф. Егоровым, который в то время являлся самым крупным математиком в Москве. Он порекомендовал нам прекрасных математиков – В. В. Голубева и И. И. Привалова. Они приехали в Саратов к началу второго семестра. Когда новые профессора начали читать, все сразу же по заслугам оценили прекрасных учёных и лекторов. Позже они сами привлекли на факультет Г. Н. Свешникова, тоже очень талантливого математика.
495
Первые выборы декана и секретаря физико-математического факультета Саратовского университета состоялись 5 сентября 1917 года.
Не помню, объявляли ли мы конкурсы, но я независимо от этого обращался к Н. Д. Зелинскому (я был у него на квартире), и он рекомендовал на кафедру органической химии своего ученика (не могу вспомнить его фамилию), который долго, уже и после меня, оставался в Саратове {496} .
Желающих поступить на физико-математический факультет оказалось гораздо больше, чем мы с нашими весьма скромными средствами могли принять, и мне пришлось провести среди претендентов конкурс аттестатов, в результате чего на первом курсе подобрался отличный состав студентов {497} . Из этих студентов впоследствии получилось несколько профессоров. Когда они заканчивали своё обучение в университете, меня в Саратове уже не было, но желая, чтобы я всё-таки присутствовал на коллективном снимке выпускной группы, студенты схитрили и сзади на стену повесили над группой мой большой портрет [41] .
496
Установить, о ком именно из сотрудников университета идёт речь, не удалось.
497
Вопрос о комплектовании первого курса физико-математического факультета специально ставился на его заседаниях 15-го и 21-го сентября 1917 года. В итоге было решено: «Считать предельным числом слушателей на 1 курсе физико-математического факультета: по разряду естественно-исторических наук 120 человек (в том числе не более 30 чел[овек] по группе химической) и по разряду математических наук 120 человек слушателей» (ГАСО, ф. 393, оп. 1, д. 718, л. 60). В действительности же в 1917/1918 учебном году приняли: на математическое отделение – 162 студента и 71 вольнослушателя, на естественно-историческое отделение – 123 студента и 11 вольнослушателей.
41
Эта фотография была сделана весной 1921 года, когда я был арестован и перевезён в Москву. – Прим. В. Д. Зёрнова.
На посту ректора Саратовского университета {498}
Осенью, в сентябре 1918 года, предстояли перевыборы ректора. П. П. Заболотнов отказался от выставления своей кандидатуры. Ему было не под силу и не по характеру регулировать сложные взаимоотношения, которые возникли между университетской администрацией и новыми властями. Большая группа профессоров (теперь Совет состоял из профессоров всех факультетов, так как с осени 1917 года начали функционировать и физико-математический, и юридический, и филологический факультеты) выдвинули мою кандидатуру, но были и противники. Самым ярым среди них являлся мой большой приятель В. И. Скворцов, который якобы говорил: «Что вы делаете? Владимир Дмитриевич такой несдержанный человек, что в Совете полетят пух и перья!»
498
У автора – «Ректорские выборы (осень 1918 г.) и моё ректорство».
Не помню, кто был выставлен кандидатом от другой группы, но, во всяком случае, выбрали меня по-старинному, с баллотировкой шаров с очень большим преимуществом {499} . Я очень хорошо помню первый Совет, в котором я председательствовал. Помню даже, что для такого случая я надел только что купленную мной визитку и вообще чувствовал себя в этот день немного связанным: не то потому, что очутился в новом для себя положении, не то новой визиткой, которая была мне немного велика, но пригонять её было трудно, времена были тяжёлые. Так без подгонки я и проносил эту визитку много лет.
499
Первые после октября 1917 года ректорские выборы в Саратовском университете состоялись 28 сентября 1918 года.
Несмотря на очень большие хозяйственные затруднения и сложные взаимоотношения с администрацией, мне удалось без всяких компромиссов довольно благополучно вести университетский корабль, охраняя его независимость, с одной стороны, и не впадая в особые конфликты с общей администрацией, с другой.
Так как при первом избрании на должность ректора я был избран не единогласно, то осенью 1919 года я потребовал «вотума доверия» и назначил новые выборы. На этот раз я был избран единогласно {500} . За 1919–1920 годы произошли большие изменения в жизни университета: в состав Правления и Совета вошли представители студенческих и городских организаций. Всё это совершалось довольно болезненно, но мне удалось провести эти революционные новшества без скандалов и удерживать руководящую роль за основным Советом и Правлением, состоящим из профессоров {501} .
500
В первые годы Советской власти выборы ректора в российских университетах, в том числе и в Саратовском, проводились не раз в три года, как прежде, а ежегодно. Поэтому 19 ноября 1919 года В. Д. Зёрнов, сложив с себя ректорские полномочия, назначил новые выборы.
«Записками в кандидаты на должность ректора, – отмечалось в протоколе заседания университетского Совета от 19 ноября 1919 года, – были намечены профессора В. Д. Зёрнов, получивший 37 записок, проф[ессор] В. С. Елпатьевский, получивший 14 записок, проф[ессор] В. В. Вормс и проф[ессор] А. А. Богомолец, получившие по 1 записке каждый. Профессор Елпатьевский, Вормс и Богомолец от баллотировки на должность ректора отказались. Профессор В. Д. Зёрнов изъявил согласие баллотироваться. […] Затем была произведена закрытая баллотировка шарами, в результате коей оказалось, что профессор Зёрнов получил 59 избирательных и 4 неизбирательных шара» (ГАСО, ф. 332, оп. 1, д. 65, л. 19, 19об.)
501
В 1919 году общее количество членов Правления Саратовского университета, за счёт включения в его состав, наряду с профессурой, представителей от служащих и студентов, составило 21 человек. По вполне резонному замечанию большинства учёных, это не могло не сказаться на оперативном и качественном решении стоявших в те годы перед университетом, как, впрочем, и перед всей страной, острейших хозяйственно-экономических задач (ГАСО, ф. 332, оп. 1, д. 61, л. 1об.; д. 65, л. 30–32).
С городскими и губернскими властями – горисполкомом, губисполкомом – отношения были корректные как между союзными великими державами, а с губоно, пожалуй, даже дружественные, в особенности когда там работал Ребельский, впоследствии известный лектор в Москве по вопросам организации работы студентов.
Времена были очень своеобразные, а иногда затруднительные. Ведь ректору приходилось заботиться обо всём хозяйстве, хозяйство же страны было в очень плохом состоянии. Кажется, в первый же год моего ректорства оказалось, что Саратов не имеет нефти, а все топки новых зданий были построены в расчёте на жидкое топливо. Не было и запасов дров. Совет, очень этим обеспокоенный, потребовал все топки переделать в экстренном порядке на дровяное отопление. Когда я доложил, что и дров в городе нет, то члены Совета ответили, что они сами пойдут в лес, что можно мобилизовать всех студентов и дрова будут заготовлены собственными силами.