Записки русского интеллигента
Шрифт:
Папа скончался 13 марта 1917 года через две недели после Февральского переворота. Последний его подарок Митюне – сочинения Загоскина, на книжках папа написал по ошибке 13 марта вместо 7-го, то есть случайно указал число дня своей смерти.
Погром немецких магазинов в Москве
Во время нашего пребывания в Москве там произошёл погром магазинов и учреждений, принадлежавших людям с немецкими фамилиями. Первоначально антинемецкая демонстрация, несомненно, была организована полицией, но потом толпа так расходилась, что «патриотическая» демонстрация превратилась в дикий грабёж: всё, что имелось в магазинах, подверглось разграблению. А магазины были и в самом деле соблазнительные. Я сам видел, когда грабёж уже немного поунялся, как «патриоты» входили через разбитые окна в магазин Эйнем {470} и выходили оттуда с узлами конфет, печений и прочих сладостей. На Кузнецком мосту из окон второго этажа летели чудесные рояли из магазина Циммермана {471} . Был разграблен и магазин обуви фирмы «Скороход» {472} , хотя тут уж и фамилии никакой немецкой не было.
470
Товарищество «Эйнем», основанное в 1886 году в Москве купцом 1-й гильдии
471
И. И. Шнейдер, вспоминая о «немецких погромах» в Москве, писал: «За зеркальным оконным стеклом музыкального магазина немецкой фирмы „Юлий-Генрих Циммерман“, помещавшейся во втором этаже дома на Кузнецком мосту виднелся, блестя полировкой, большой концертный рояль. Вдруг он поехал на стекло, которое лопнуло со звоном, слившимся с рокотом и стоном струн рояля, неуклюже прыгнувшего своим громоздким чёрным телом из окна на мостовую. […] Начался московский «немецкий погром», инспирированный властями с целью разрядить атмосферу, сгустившуюся от поражений, которые терпели русские войска, предаваемые изменниками, продаваемые спекулянтами и обрекаемые на гибель бездарным командованием.
На погроме, – замечал далее мемуарист, – деятельно работали уголовные элементы, но недалеко от разбитой витрины ювелирного магазина на Петровке я встретил хорошо одетого и растерянно улыбавшегося господина, который шёл с непокрытой головой, неся в руках свою шляпу доверху наполненную мужскими золотыми часами» (Шнейдер И. И. Записки старого москвича. М., 1970. С. 124).
472
Товарищество механического производства обуви «Скороход», основанное в 1882 году в Петербурге, владело кожевенным заводом и 36 специализированными магазинами в 14 городах Российской империи.
Полиция не могла унять ею же организованную «патриотическую» демонстрацию. Из нашей прислуги в ней участвовала молодая прачка Лиза. И домой она заявилась только на другое утро с целым запасом «трофейных» вещей и продуктов. К этому времени вышел приказ московского градоначальника, в котором он требовал прекращения безобразия и грозил репрессиями демонстрантам-грабителям. Я вызвал Лизу и ругал её, читая приказ весьма громким голосом.
Дни Февральской революции в Саратове
Февральский переворот застал меня в Саратове. Сведений достоверных о том, что действительно происходит, мы не имели {473} . На улицах были расставлены патрули, которые тоже ничего не понимали и не знали, кого и от кого они охраняют.
В один из первых вечеров довольно поздно я возвращался из университета. У нашего подъезда стоял патрульный с винтовкой. Вид у него был совсем не воинственный: мужик уже не молодой, с окладистой бородой, видимо, из запасных давнего года рождения. Когда я подошёл и начал звонить, солдат нерешительно спросил меня:
473
Несмотря на полученную в Саратове 1 марта 1917 года телеграмму В. В. Родзянко об образовании Временного исполнительного комитета Государственной Думы, к которому переходили полномочия старого правительства, саратовские власти по-прежнему любым способом задерживали поток информации из центра. Однако слухи о петроградских событиях, подкреплённые изданием столичных телеграмм местными редакциями газет, быстро распространялись по городу.
– Барин, а, барин! Говорят, царь-то сменился?!
Я так же нерешительно отвечаю, что, мол, тоже слышал, что царь сменился. Солдатик, вздохнувши полной грудью, снова произнёс:
– Может, замирение будет?!
На этом наш разговор и кончился.
Громадное большинство людей действительно мечтало о «замирении», а что принесёт будущее, никто себе представить не мог. Жизнь, конечно, до известной степени по инерции продолжалась. Ходили друг к другу в гости, делились слухами, были мы даже в концерте.
Во время этого концерта в зал вошёл молодой человек в юнкерской форме, в полном боевом снаряжении и начал раздавать листовки, в которых «граждане» призывались брать оружие и выходить на защиту, но, собственно, кого и от кого защищать – по-прежнему было не понятно: старый ли строй от нового, ещё совершенно неизвестного, или это неизвестное от сторонников старого строя. Поклонников старого строя было мало, а «новое» было ещё совершенно неопределённо [39] .
Как-никак было какое-то новое правительство, и войска, находившиеся в Саратове, должны были демонстрировать свою преданность этому новому правительству. В один из первых дней после переворота на Московской площади была назначена такая военная демонстрация {474} . Военные говорили, что они побаивались контрдемонстрации и были вооружены боевыми патронами. Но никакой контрдемонстрации не последовало. Мы на это смотрели из окон здания университета на Московской площади. Шёл густой мокрый снег. Были видны через туман и густой снег колонны войск, которые шли с развёрнутыми знамёнами, но они не встречали никакого сопротивления и ни сколько-нибудь внушительной сочувствующей толпы. Так в тумане и некотором недоумении и было принято это «новое» {475} .
39
Пожалуй, я ошибаюсь! Это было, по-видимому, уже при начале Октябрьского переворота.
– Прим. В. Д. Зёрнова.
Да! – Прим. Е. В. Зёрновой.
474
Имеются в виду торжества по случаю свержения самодержавия в России, состоявшиеся в Саратове 15 марта 1917 года; местом их проведения была Театральная (у автора ошибочно указана – Московская) площадь.
475
Особое место в этих торжествах, по мнению саратовского историка В. А. Жилкина, отводилось местному гарнизону.
«В предстоящем военном параде, – замечает он, – были задействованы все воинские части и подразделения гарнизона. Например, от школы прапорщиков принимали участие 500 человек, 90-го пехотного запасного полка – 1000, 91-го пехотного запасного полка – 1000, 92-го пехотного запасного полка – 1000, 3-го пулемётного полка – 1000, 4-го пулемётного полка – 1000, 692-й пешей саратовской дружины – 600, 4-й запасной артиллерийской бригады – 480, 108-й бригады – 240 и т. д. Общая численность военнослужащих составила 9480 человек.
С утра 15 марта возле Городского театра, была воздвигнута трибуна, которую украсили красными флагами и штандартами. При этом выделялись три штандарта, а именно: Военного комитета, Совета рабочих и солдатских депутатов, социалистов-революционеров. К 10 часам трибуну заполнили члены Общественного городского исполнительного комитета, Военного комитета, Совета и представители прессы.
Торжества начались с построения войск гарнизона. Разумеется, первое слово было предоставлено начальнику гарнизона. При склонённых знаменах и с обнажёнными головами войска почтили память тех, кто погиб за свободу в борьбе с самодержавием. А когда
Впереди шла школа прапорщиков с флагом „Привет Свободе“. Вслед за ними ковыляли раненые из лазарета, встречаемые многочисленными приветствиями горожан. Затем под громогласное «ура» проходили перед трибуной попеременно колонны солдат и жителей города. На флагах, которые они несли, были надписи: „Да здравствует демократическая республика!“, „Да здравствует Учредительное собрание!“, „В борьбе обретёшь ты право своё» и другие. К трём часам дня вся процессия закончилась, но ещё долго на улицах города слышались революционные песни“ (Жилкин В. А. 15 марта 1917 года в Саратове // Саратовское Поволжье в панораме веков: история, традиции, проблемы. Саратов, 2002. С. 406–407).
Наибольшей популярностью среди интеллигенции тогда пользовалась констуционно-демократическая партия, или «кадеты». Когда партийные деятели поразобрались в ошеломляющих событиях, то начались довольно крикливые митинги. Помню митинг в городской Думе. Теснота была невероятная. На лестнице происходила самая настоящая давка. С горячей речью, конечно, в революционном духе выступал один из крупных кадетов, присяжный поверенный В. Н. Поляк, человек очень умный и высокообразованный [40] {476} .
40
После Октябрьской революции, кажется, после взрыва в Леонтьевском переулке в Москве он был расстрелян – Прим. В. Д. Зёрнова.
476
Владимир Николаевич Поляк (1860–1919), политический и общественный деятель, присяжный поверенный при Саратовском окружном суде, член партии кадетов. В разные периоды состоял членом Совета присяжных поверенных округа Саратовской судебной палаты, юрисконсультом управления Рязано-Уральской железной дороги, гласным городской думы, членом-секретарём Совета Саратовского общества любителей изящных искусств и членом Советов саратовских обществ вспомоществования нуждающимся литераторам и недостаточным людям, стремящимся к высшему образованию. С 1913 года являлся одним из активных членов Саратовской учёной архивной комиссии. Особую известность приобрёл как защитник в судебном процессе над участниками забастовки на РУЖД в годы первой российской революции. После взрыва 25 сентября 1919 года в Леонтьевском переулке в Москве в качестве заложника старого режима был арестован и 30 сентября того же года расстрелян.
Так как на митингах программа была довольно стандартная и речи повторялись, я перестал ходить на эти собрания. Вместо этого мы с моим приятелем и кумом В. В. Зайцем усиленно занимались музыкой и учили замечательный скрипичный дуэт Сарасате «Наварра». Зайц очень интересно показывал мне, как его учитель Шевчик рекомендовал разучивать трудные места. Стоим мы так друг против друга и с увлечением «пилим». Не заметили, как пришёл С. И. Спасокукоцкий, посмотрел на нас и говорит:
– Нет! Это совершенно сумасшедшие люди! Весь народ на митингах, а они пилят и пилят!
В университете официально занятия не прекращались, но в аудиториях тоже часто вместо лекций происходили митинги. И вот однажды я прихожу в Физический институт на лекцию, а аудитория занята тысячной толпой митингующих. Тут были и студенты, но главным образом люди с улицы. Довольно большая группа моих слушателей медиков, человек двадцать, окружила меня и заявила, что они хотят слушать лекцию. Я, памятуя, что во время Великой Французской революции в Сорбонне не было пропущено ни одной лекции, предложил им пойти со мной в мою библиотеку в Физическом институте, где имелась хорошая доска. Там я и читал им лекцию – об устройстве микроскопа и выводил «увеличение микроскопа». Эту тему я почему-то никогда больше в курсе не читал. А выбрал я её потому, что она не имела непосредственной связи ни с предыдущим, ни с последующим материалом, и те, которые не присутствовали, могли легко её пройти и без лекции. К тому же выводов геометрической оптики я на экзаменах не требовал.
Университетские дела
Ещё задолго до Февральской революции наш первый ректор В. И. Разумовский, к которому все относились с исключительным уважением, отказался от ректорства {477} . Василий Иванович имел частые столкновения с министерством и попечителем, и это его сильно нервировало. Может быть, тут были и другие причины.
Дело в том, что во время думских каникул был проведён закон об организации нового Министерства здравоохранения. Закон должен был впоследствии утверждаться Государственной Думой. Во главе министерства стоял лейб-акушер Рейн. Он-то и написал Разумовскому письмо, в котором сообщал, что сам царь желает видеть в качестве товарища министра – Разумовского. Я уверен, что Рейн врал. Просто ему надо было уговорить Василия Ивановича пойти на эту должность, чтобы иметь около себя облечённого общественным доверием человека, каковым Разумовский несомненно являлся.
477
О своём отказе повторно баллотироваться на пост ректора Саратовского университета В. И. Разумовский объявил 7 мая 1912 года:
«В настоящее […] время организацию медицинского факультета можно считать более или менее законченной. С назначением этим летом новых профессоров […] факультет будет полным. Бюджетная смета для последнего 5-го курса уже составлена и представлена в министерство. Благодаря опытной и компетентной строительной комиссии, в состав которой, между прочим, обязательно входят все члены Правления и 2 члена Совета, дело строительства университета поставлено прочно и хорошо. Свою задачу я считаю выполненной, – и теперь, за окончанием 3-х-летнего срока ректорства прошу на предстоящих выборах не намечать меня кандидатом. Я имею право не выставлять свою кандидатуру на выборы тем более, что среди членов Совета находятся лица, работавшие вместе со мной с основания Саратовского Университета и, следовательно, с такой же опытностью, как и у меня; не сомневаюсь, что при их участии (в случае выбора их) дальнейшее развитие Николаевского университета пойдёт правильно. Насколько могу, в качестве члена Совета, буду всеми силами способствовать этому, но быть в администрации университета я отказываюсь» (ГАСО, ф. 393, оп. 1, д. 271, л. 3об.)
Положение же нового министерства было весьма шаткое. Василий Иванович позже сам показывал мне письмо Рейна. И так как Разумовский был человеком старого закала, хотя и прогрессивных мыслей, желание царя ему чрезвычайно импонировало. Несмотря на шаткость положения нового министерства, организованного помимо Думы, и несмотря на то, что прогрессивные круги считали неудобным участвовать в таком министерстве, Василий Иванович, подкупленный выдумкой Рейна, решился принять должность товарища министра и уехал в Петербург {478} .
478
Вскоре после этого В. И. Разумовский получил официальное уведомление о своём новом назначении: «Именным Высочайшим приказом, данным Правительствующему Сенату 1916 года Ноября 6 дня Всемилостивейше повелено быть Товарищем Главноуправляющего Государственным Здравоохранением» (Архив СГМУ, д. 2327 а, л. 41).