Записки русского изгнанника
Шрифт:
— А вы только что ходили в атаку? — удивленно спросил у меня Кутепов. Он узнал об этом от Ползикова. Это ему пришлось по вкусу.
В Изюм мы прибыли рано утром. На улицах никого не было, только продавщица цветами. Когда я приблизился, к ней подошли две молоденькие барышни.
— Какие чудные цветы! Сколько! Три рубля? Ах, как дорого!
— Для вас не будет дорого, — сказал я. Я заплатил старухе и предложил каждой по букету.
— Не стесняйтесь принять это от старого солдата, — сказал я им, — ведь мы уже больше не встретимся.
В Харьков корпус вошел порядочно потрепанный после упорных боев.
Но значение этого успеха было колоссально. Мы захватили главный индустриальный центр южного края: Харьковский Паровозостроительный завод был первым в России. Кроме того, Харьков являлся первым коренным русским городом, моральное значение его было колоссально. Отсюда можно было дать начало новой России. Население не встретило нас взрывом восторга, оно было слишком подавлено красным террором. Но интеллигентные классы были прекрасно сориентированы и горели чувством истинно русского патриотизма.
Было еще рано. Штаб уже перешел в главный отель города. Я поскакал туда в сопровождении ординарца. Улицы были почти пустынны. Пересекая площадь, я услышал свое имя. Передо мной с корзиной в руках, в простой холщовой рубахе стоял мой товарищ по бригаде Н.М.Энден.
— Какими судьбами?
Немного погодя он зашел ко мне и рассказал свою эпопею.
— У жены здесь имение, мы спаслись там от революции. Крестьяне отобрали у нас скот, инвентарь, даже мебель. Но нас не трогали. Когда пришли немцы, я сдал мундир с орденами и явился к немецкому лейтенанту, командовавшему ротой. Он любезно пришел на помощь, перепорол мужиков и восстановил порядок. Но, когда немцы ушли, нам пришлось бежать.
Дня через два генерал Шкуро, явившийся в Харьков с личными делами, очистил двойной номер отеля рядом с Кутеповым и его начальником штаба, и я водворился там. Это дало мне возможность выписать к себе мою жену, тем более, что и Кутепов уже вызвал к себе свою супругу. Это были счастливые дни нашей эпопеи. Роскошная комната, чудная огромная постель в прелестной спальне, великолепная приемная и, вдобавок, маленький вестибюль и рядом ванная — все это были также удобства, о которых давно не приходилось и мечтать. Мы все время получали прекрасный обед и ужин по номинальной цене, и хотя жалованье было ничтожное — всего каких-нибудь 3000 обесцененных рублей, но мы не нуждались ни в чем. Алю привез мой двоюродный племянник Коля Беляев и с ним Ванечка Лисокво, прелестный мальчик; оба они перенесли вместе с покойным Асей все тягости походов, и по его предсмертной просьбе я взял его к себе.
Моя Алечка ликовала, как дитя, с ее лица не сходила улыбка. Мне она не мешала, но ей было хорошо, потому что мы были вместе и будущее казалось ей безоблачным. А у меня работы были полны руки. Симпатичный полковник Хохлов сразу же отпросился в одну из формируемых батарей. Но на его место явился бывший адъютант моего отца по казначейской части, милейший полковник Тимашов, добросовестнейший офицер и честнейшей души человек. Он совсем почти оглох, но это не мешало ему отлично идти навстречу всем моим начинаниям. В помощь ему я назначил капитана Колыванова, моего бывшего офицера в 13 дивизионе. Оба «мальчика» дополняли нашу семью.
Но главным винтом всей машины был поручик Крыжановский, талантливый и знающий инженер-технолог, который уже поставил наш орудийный патронный завод в Таганроге. В качестве представителя Военного ведомства на Паровозостроительном заводе, с помощью 12 других инженеров, призванных прапорщиками, которых он распределил по цехам завода, он энергично взялся за приведение в боевую готовность бронепоездов, броневых автомобилей, орудий, пулеметов и ручного оружия.
— Дорогой генерал! У телефона директор Паровозостроительного завода, — послышалось однажды из моей телефонной трубки. — Я очень рад служить всем, но наши кредиты совершенно истощены. Когда я могу надеяться на восстановление кредита?
В моем распоряжении не было ни копейки казенных денег. Получить их от снабжения? Смешно и думать об этом. У нас никогда не было снабжения, а только самоснабжение.
— Мы здесь держимся на честном слове. Если большевики снова ворвутся в город, вы знаете, чем они вам заплатят. Если удержимся, я достану кредиты через несколько дней. А пока продолжайте изо всех сил.
Если большевики не войдут в город, я буду повешен за ордера, не авторизованные и не оплаченные никем. Но ожидать достать денег. И ведь их израсходованы миллионы!
Накануне, в дверях у Кутепова, я наткнулся на городского голову.
— Николай Николаевич Салтыков, — отрекомендовался он, — а это моя правая рука, председатель комиссии по сбору пожертвований.
— Соколов, очень приятно!
— Если что-либо вам понадобится, мы к вашим услугам. Вот выход! Лечу в Городское Управление.
— Николай Николаевич!
— Чем могу служить?
— Вчера в газетах прочитал, что на банкете в честь генерала Шкуро вы поднесли ему пять миллионов.
Ну не пять, а пятнадцать.
— Боже мой! Но ведь вы бросили их в помойную яму.
— Как так?.. На нужды армии…
— А вы думаете, что он думает о нуждах армии? Он пропьет их, а на остальные накупит себе домов.
Я попал в точку. Шкуро приобрел в Харькове два дома.
— Но ведь Харьков взял не Шкуро, а скромный, молчаливый Кутепов. Он честный человек и не присвоит себе чужого. Может быть, город пожертвует что-либо на нужды его корпуса?
— А снабжение?
— Какое снабжение? Орудия, посланные для ремонта три месяца назад, еще не вернулись, и на них нет надежды. Денег оно никому не посылает, само требует с нас долю из военной добычи. На фронте нет ни одного бронепоезда, орудия и пулеметы в полной негодности. Кадры пополнились в Харькове, но оружия нет. А если красные войдут в город, вы знаете, кто от этого выиграет.
— Но как же вы держитесь?
— Держусь обманом. Даю заказы на Паровозостроительный завод, я задолжал ему уже два миллиона. Работа кипит без передышки, выходят на позиции орудия, пулеметы, исправленное ручное оружие. На днях выпускаем два бронепоезда, несколько броневых машин. Но директор требует денег на восстановление кредита.
— Мы соберем вам восемь миллионов. Завтра же передадим их вам.
— Мик Микыч! Спасибо! Мы, военные, должны больше в этом отношении: пропадут деньги, пропадем и мы сами. Детям надо покупать игрушки — поезда, автомобили, сабли, но не давать им в руки ни двугривенного.