Заповедник "Неандерталь". Снабженец
Шрифт:
– Не в этот заход. На сегодняшний обоз у меня всё расписано. Если в твоей фуре место останется – бери.
Но вместо кузни я купил ««Маузер С96»». Как узнал, что почти до Гороховца обозом пойдем по местным дорогам через дремучие леса, и только там уже ««окно»» откроем, так и озаботился.
И плащ-пыльник себе английский выбрал. А то новую одежку жалко, а переодеваться в то, в чём сюда прибыл, никак не хотелось. Привык я уже быть ««степенством»». К хорошему быстро привыкаешь.
Оставшееся место в своей фуре я Тарабрину
В самый последний момент загрузил я подарок своей женщине - ножную швейную машинку ««Зингер»». И пачку иголок к ней. Отрезов дюжину разной материи. Пуговицы да крючки до кучи.
Сели в двуколку вдвоем с Тарабриным и поехали.
Остальной обоз - за нами.
Тарабрин правил моей кобылкой – у него опыта больше. И если по честному, то у меня его пока совсем нет.
– Сколь тянут наши лошадки чистого груза? – спросил я, оглядываясь на обоз, когда выехали из Нижнего на Московский тракт.
– Соли – сто пудов на фуру, – охотно откликнулся Тарабрин.
– Остального барахла поменьше вес будет. И это ты на пару коней дели. Можно было бы и больше нагрузить, но тогда бы мы тихим шагом шли. Мы зачем тяжеловозов покупаем? Дешевая крестьянская лошадка больше двадцати пудов на телеге не потянет. В край – двадцать пять. И телега крестьянская далеко не фура по размеру.
– Что ж крестьяне на тяжеловозах не пашут? – спросил я.
– В Англии на шайрах еще как пашут, - улыбнулся проводник.
– В Англии и ружья кирпичом не чистят, - кинул я цитату из Лесковского ««Левши»».
Тарабрин на мою эскападу внимания не обратил. Продолжил свою речь, как бы я и не перебивал его.
– Для русского крестьянина тяжеловоз дорог и кормов больше потребляет. А корма… по весне полкрыши соломенной со своей избы худобе скормят. Иной раз на подвязках в конюшне до первой травы коня держат. Битюг - лошадь ломового извозчика, а тяжеловоз в России для купеческого обоза. Иначе не окупить его содержание.
– Соль можно и волах возить, как чумаки в старину, – выдал я своё видение проблемы. – Волов-то у вас в достатке.
– Можно, - согласился Тарабрин, - только это будет долго и очень медленно. Исторически чумаки соль в Крыму летом добывали, а осенью развозили на волах ее по северным землям, аж до Новгорода. И к лету обратно в Крым возвращались. У нас пока на севере никто не живет. Так что на хороших тяжеловозах только через Крым будет быстрее оборот, хоть волы и тянут груза больше. Сам увидишь, как осенью в станицу Темрюкскую народ на большую ярмарку потянется. На волах. На тех же, что и пашут. Но большинство – на осликах. Так расходов меньше.
– А с дикими людьми, когда торгуешь?
– После осенней охоты и ярмарок. По первому снегу. Сам увидишь эту нашу с ними ««немую торговлю»».
К моему, наверное,
А вот ««окно»» для такого длинного обоза пришлось удерживать вдвоём. Мало того, что обоз длинный. Так он еще по лесному просёлку не шибко скоростной.
Василиса, когда я ей за ужином расписывал картины будущего совместного хозяйства в Крыму, положила вилку на стол со стуком.
– Какое совместное хозяйство, Дмитрий Дмитриевич, может вообще быть? Когда ты мне даже предложения не сделал.
И смотрит строго своими синими брызгами.
– Ну, считай, что я сейчас его делаю, – ответил несколько смущённо.
– И под венец поведёшь? – спросила с подозрением.
– Поведу, – ответил я.
– И подарок я тебе, как невесте, привез – швейную машинку.
И был моментально активно зацелован прямо в вагоне-ресторане под удивлённый взгляд кухарки.
А уж как ночью меня любили…
Наутро, скорее всего от кухарки, вся округа знала, что Василиса-бобылка замуж выходит. За пришлого барина.
Тарабрин просто светился от хорошего настроения.
– Крайнюю теплушку, что под золотом была, бери себе под склад имущества для будущего твоего маетка. Тебе всего много чего понадобиться. А от меня подарки еще впереди будут. И это… Ваньку-лошадника к себе забирай. Он у графа Орлова-Чесменского в имении в первых конюхах ходил. Я его после эмансипации крестьян к себе соблазнил переехать всего три года назад. Он пока холостой, но вроде как справную девку себе присмотрел уже. Вот вас вместе и повенчаем на ярмарку.
– Меня с Ванькой? – прикололся я.
– Нет. Тебя с Василисой и Ваньку с его пассией.
– Тогда путь он, пока в Крым я не перебрался, у тебя при лошадках побудет. Осчастливь человека. Заодно пусть и за моей кобылкой присмотрит. Чем он у тебя раньше занимался?
– Свиней забивал и на рынке в Москве мясом торговал.
– Двадцатого века, значит, не боится. И паспорт имеет? Тогда, если всё по уму делать, то мы с ним еще в девяностые смотаемся. В то горькое время, когда племенных лошадей по цене мяса продавали. И владимирских и советских тяжеловозов. Эти не хуже волов воз потянут.
– Как знаешь, - согласился со мной Тарабрин. – Но на охоте я Ваньшу с тобой рядом поставлю. Привыкайте друг к другу.
В первый день большой охоты я расстрелял полсотни патронов, но убил всего одного гуся. Хотя, казалось бы, летят птицы просто толпами и промахнуться невозможно в принципе. Но вот, поди ж ты…
Ванька, со мной в одной лодке охотился. Стрельнул из своей тульской двудулки, дай бог, десяток раз, но затрофеил пяток гусей. И смотрел на меня с некоторым превосходством.