Запретная Родина
Шрифт:
– Легенда о Хранителях, – пробормотал отец, и взгляд его изменился. – Вы правы, Кристиан. Во многом. Но главного не понимаете. Нельзя изменить ход Цикла. Нельзя победить предначертанную судьбу. Возможно, вы будете счастливо жить на Трогии, родите детей, останетесь верны принципам. Но рано или поздно битва случится, и я знаю, что вы не сможете остаться в стороне. А еще я знаю, что сражение бесполезно, и лучше в пик Цикла оставаться дома, чтобы не быть разорванным на части. Поговорите с Бури, и пусть Аверина посетит Хрустальную пещеру.
– Это не изменит нашего решения, пап, – сказала я, но, поглядев на Криса, увидела в его глазах муку.
– Я видел и знаю, что происходит с теми, кто готов сражаться без надежды на победу. Белых странников, пожранных тьмой. Темных, что были низвергнуты в Пропасть. Я видел это еще до того, как ступил в свой первый мир, и я сделал выбор. Мог бы остаться – но ушел. Мог выбрать покой – но предпочел бдение. Я уже тогда чувствовал, что на Земле безопасно, и мог остаться с семьей. – Он нахмурился. – Я не герой. Не для того брожу, чтобы тешить гордость или развеивать скуку. Я не идеален, но это и есть совершенство – искать среди миров части себя. Вы хотите запереться и переждать бурю? Я не осуждаю такой выбор, но и вы не судите нас. Аверина лишь хочет обрести настоящее счастье.
– Тебя, – сказала я, проглотив комок. – И саму себя в этой любви. Пасть за Промежутком, на плато Разлома, если так нужно. Я не боюсь этой судьбы, но очень боюсь прослыть трусихой.
– Хочешь сказать, Атальмы – трусы? – возмутилась мама.
– Нет. Они следуют своим путем, а я пойду своим.
– Акшьен, так его звали, – сказал вдруг отец. – Самый первый Белый Воин. Ему было всего шестнадцать. Вы же не хотите такой судьбы для своих детей, Кристиан?
– Это решать им и только им, – твердо сказал мужчина. – И я позволю им сделать выбор, потому что это правильно. Так создают свободу.
– Кровью молодости?
– Отвагой молодости, – сказал Штурман. – Могуществом свободы. Это горько, это больно и кажется неправильным, но я уверен, что любовь превыше всего, а одна из главных ее составляющих – доверие. Я верю Аверине и верен себе. А вы верите своей дочери?
Теперь они смотрели друг на друга, оба хмурые и напряженные.
– Я не могу больше преследовать вас, – наконец сказал отец. – Но прошу сходить в пещеру и посетить наш дом.
– Попрощаться, – сказала Клара. – Или мы для тебя уже не так важны?
Я была удивлена тем, как это сказано и более всего ее взглядом, брошенным на Кристиана. Она, замужняя, смотрела на него с явным одобрением и восхищением! Он нравился ей, это точно! Неужели промелькнула еще и зависть? Это было уже чересчур. Я чувствовала такую усталость всякий раз, когда они принимались меня в чем-то укорять. Мне надоело быть обязанной!
– Важны. И Атальмейн – моя родина. Я всех вас люблю, но Криса больше.
Штурман обнял меня за плечо, и я благодарно склонила голову к его груди.
– Мы непременно посетим Атальмейн, – пообещал он, но увидел что-то за окном и напрягся, и взгляд стал холодным.
– Крис? – напугалась я. – В чем дело?
– Лаура, – ответил он, и мы все посмотрели на девушку, беспечно прогуливающуюся по берегу в компании молодых парней.
Я успела испугаться сильнее, предположив, что это бывшая девушка Криса. Я ведь ничего не знала о его прошлом.
– Кто это? – недоуменно спросила Клара.
– Близкая подруга Арона. Вам лучше вернуться домой. Я перемещу.
– Нет, мы сами… – начал было отец, но Крис уже встал и не собирался спорить понапрасну.
– Эти люди опасны. Они почувствуют открывшийся Промежуток и помешают вам. Возможно, забросят далеко от дома. Незачем рисковать.
– Вы, конечно, пойдете с нами…
– Нет, – одновременно отозвались мы.
– Я останусь на Ибизе. Они меня не знают и не полезут просто так в чужой дом.
– Тогда тебе лучше не выходить, – кивнул Кристиан. – Я вернусь через пару минут.
– У нас каникулы, – пояснила я своим. – Хотим побыть здесь некоторое время. Вдвоем, – добавила я, надеясь, что намек будет ясен.
Родители, наверное, устали от постоянного непослушания. Папа кивнул, мама попыталась улыбнуться. Сестра промолчала. Крис извинился и отошел надеть штаны, а затем коснулся моей щеки на прощание.
– Не выходи из дома, – повторил он и исчез.
Глава 26
Дыхание осени было глубоким и чутким. Мы едва успели насладиться цветами и солнечными зайчиками, играющими на стенах, как начались дожди. И снова я вносила в свой мысленный дневник особые пометки: на Белве часто шли солнечные ливни. Алеард называл тучи «дырявыми», и мы нарочно отправились в горы, чтобы полюбоваться особым зрелищем с высоты.
Леса были в основном лиственные, но чем выше, тем больше попадалось елок. Я глядела на них с улыбкой, вспоминая Ойло. Настойчивые деревья продолжали его преследовать, словно хотели сказать что-то важное. Жаль, мы даже совместными усилиями не могли разгадать эти знаки и не понимали, кто их посылает.
– Скоро я себя начну звать ёлкой и стану сыпать хвоей, – смеялся трог, в очередной раз встретив где-нибудь знакомый колючий силуэт.
Что самое смешное, ему попадались не только ели во плоти, но и всяческие их стилизованные изображения – от рисунков на открытках до вышивки на одежде. Совсем недавно он принес нам вантуз с ручкой в виде ели, и мы долго хохотали, разглядывая несуразный предмет.
– Колдовство! – заявил парень. – Кто-то надо мной просто издевается!
Но кто и зачем, пока что было неясно, и пришлось ему смириться с преследованием настойчивого дерева.
На Белве росли темно-синие ели, а ещё багрово-зеленые, с длинной неколючей хвоей. Цветной лес с высоты казался радужным. Облака наплывали, начинался дождь, но солнце и не думало уходить. Сквозь решето темных туч пробирались яркие его лучи, и радуги были постоянными спутницами осени. Леса вспыхивали всеми возможными оттенками, земля была сокрыта плотным ковром, а под опавшими листьями сидели крупные бордовые грибы. И хотя они были съедобны, засолкой на Белве никто не занимался, предпочитая оставлять дары леса лесным же обитателям. Мы своими глазами видели, как пушистый зверек вроде белки по одному тащит куда-то в густую крону большие темные шляпки. А потом встретили черного медведя, с аппетитом уплетающего синеватые ягоды и закусывающего чем-то вроде мухоморов. Зверь, медленно повернувшись, хотел напасть, но Алеард выступил вперед, закрывая меня, и его огонь стал заметен даже при свете солнца. Теперь он был ярко-красным, и медведь остановился, принюхиваясь.