Зарево над волнами
Шрифт:
Несколько ночей ходили катера в район Соленого озера, но безрезультатно. Разведчики исчезли.
– В чем дело?
– недоумевал командир отряда.
– Если моряки не ошиблись в сигналах, то их подавали наши люди. Ведь серию сигнальных вспышек знали только семь разведчиков, и больше никто.
– А вдруг, - делали мы предположение, - врагу стали известны наши сигналы?
И верилось и не верилось. Порой мы рисовали себе страшные картины, будто кого-то из разведчиков схватили каратели и он под пыткой выдал наши позывные. А быть может, предательство? Как бы там ни
– Он исчез вскоре после высадки, - рассказывал командир группы старший сержант Дроздов.
– Отошел в сторону, якобы по естественной надобности, и больше не появлялся. Ночь-то была темная, хоть глаз выколи... Да еще дождик начал накрапывать.
Убедившись в бесполезности поисков и не желая рисковать группой, командир отвел ее примерно на километр в сторону от первоначальной стоянки. На прежнем же месте остались двое. На рассвете они услышали торопливый топот тяжелых солдатских сапог. Большой отряд карателей спешил прямо к покинутому разведчиками лагерю. Не обнаружив их, немцы заволновались. Послышались довольно громкие возгласы.
– Слушай, - проговорил один из разведчиков, - кажется, голос нашего кока.
– Ерунда... Они все по-немецки шпарят.
Прислушались. Теперь уже сомнений не оставалось. Одним из говоривших на немецком языке был исчезнувший из группы кок.
Положение осложнилось. Предатель знал маршрут передвижения разведчиков, пункты, в которых предстояло побывать. Следовало немедленно уходить из опасного района.
Неподалеку от селения Витязево моряки встретились с партизанской заставой. Народные мстители помогли им переправиться на Большую землю.
Случившееся насторожило всех командиров и политработников. Происшествие с коком убедило нас, что враг хитер и коварен, а война гораздо сложней, чем мы ее себе представляли.
Забегая вперед, расскажу конец этой истории.
Военная судьба разбросала многих наших разведчиков по другим участкам фронта. Наш отряд под командованием Цезаря Львовича Куникова в феврале 1943 года высадился десантом на Малую землю. Потом мы стали именоваться 393-м отдельным батальоном морской пехоты. Принимали участие в десантных операциях в Новороссийске и на Крымском полуострове.
Январь 1944 года... Два батальона морской пехоты высадились в Керчи, обеспечив плацдарм для второго эшелона советских войск. Одновременно под Феодосией появился наш воздушный десант. Им командовал Василий Пшеченко. Отряд с боями достиг старокрымских лесов и, связавшись с партизанами, в течение длительного времени устраивал засады, производил налеты на вражеские колонны, движущиеся по дороге между Старым Крымом и Грушевкой.
Однажды десантники возвратились из засады с "языком". Им оказался щеголеватый немецкий офицер. Предварительный допрос результатов не дал, так как пленный совершенно не понимал русского языка, а переводчика в группе засады, естественно, не оказалось. Тогда немецкого офицера привели к командиру.
Пленный держался надменно, пренебрежительно поглядывая на бойцов, словно давая понять всю бесполезность вопросов. Пшеченко смотрел на него и напрягал память. Лицо немца казалось ему знакомым. Но где, при каких обстоятельствах он мог видеться с офицером вражеской армии? И вдруг Василия Пшеченко осенила догадка. Это самое лицо, только не надменно-наглое, а подобострастное и угодливо улыбающееся было у сбежавшего кока. Да, да... У него!
– Я только военный, - через губу говорил офицер переводчику.
– Я все время служил в тылах, ни в каких открыто враждебных действиях против ваших войск личного участия не принимал....
– А группу старшего сержанта Дроздова кто подвел под удар?
– в упор спросил Пшеченко по-русски.
– Он не поймет, - начал было переводчик и поспешил пересказать пленному непонятные ему самому слова командира.
Лицо офицера покрыла мертвенная бледность.
– Расстреляете?
– перестав прикидываться, на чистейшем русском языке спросил он.
– Пока нет, - сказал Пшеченко и приказал усилить караул.
В этот же день радиостанция передала командованию известие о пленении офицера немецкой разведки. Поступило распоряжение отправить немца самолетом на Большую землю.
– Грубо сработали, - вскользь заметил Пшеченко, когда вражеского лазутчика вели к прилетевшему самолету.
– Стоило втираться в доверие из-за такой с позволения сказать пустяковой операции...
– Ирония судьбы, - философски ответил пленный.
– После уничтожения группы Дроздова я должен был вернуться в отряд как единственный уцелевший герой. О, это была бы работа! Но увы, Дроздов меня перехитрил. У него большая карьера.
– Советские люди не о карьере думают, а о том, как лучше истреблять врага, - как мог сдержанней, ответил Пшеченко.
Впрочем, человек из другого мира вряд ли его понял.
Берем "языка"
Памятный случай с вражеским лазутчиком долго давал о себе знать. Если раньше гитлеровцы лишь
догадывались о способах появления на побережье "морских призраков", то теперь они более или менее определенно знали места высадки наших боевых групп. Пришлось перестраиваться коренным образом. Между тем командование требовало подробных сведений о дислокации и численности немецко-фашистских войск между Новороссийском и Таманью. Мы должны были регулярно посылать во вражеский тыл группы разведчиков.
Быстро изменив тактические приемы, разведчики каждую ночь уходили на задания и доставляли ценные сведения о противнике. Только еще более подробную информацию мы могли получить, если бы удалось взять осведомленного "языка". Его же добыть никак не удавалось. Напуганные частыми диверсиями, гитлеровцы передвигались только большими группами, по ночам вообще не отлучались из гарнизонов. С одной стороны, это нас радовало: оккупанты не чувствуют себя хозяевами на нашей земле. С другой стороны, в значительной степени мешало успешной работе боевых групп нашего отряда.