Зарево. Пекло
Шрифт:
Три дня пролетели по щелчку пальца. Я не успевала полноценно проснуться и сразу мчала на тренировку – в течение дня краткий отдых, полудрема и перекусы. Все остальное время – занятия, инструктажи, практика и записи. Ноги уже сами меня несли на пробежку, губы сами беззвучно повторяли за Михаэлем последовательность наложения бинтов, руки сами разбирали пистолет двенадцатого калибра. И во сне я видела карты, таблетки и патроны. Все мешалось в единую кучу, абсолютно не давая времени оправиться и хоть на секунду задуматься о чем-то постороннем. Я даже не успела разболеться после холодного дождя – мой организм, мое сознание было постоянно занято бесконечными уроками с горгоновцами, которые и сами с удовольствием принимали участие в этом "экспресс-курсе молодого бойца".
Периодически моросил дождь, но к концу третьего дня земля в целом успела просохнуть. План большой вылазки к тому моменту был продуман до мелочей; вещи собраны, и рано утром, еще до рассвета, на четвертый день начала моих тренировок, горгоновцам предстояло выдвинуться в путь.
В ночь перед вылазкой не могла уснуть; даже физическая усталость не стала спасительным снотворным – каждый участок в теле отзывался тянущей свербящей болью, – и я бодрствовала, встревоженная и переживающая, будто с утра мне самой надлежало уезжать на встречу с неизвестностью. Лежала, отвернувшись к стене. Мысли клубились неповоротливой бесформенной массой, запутанные и дурные, а под ребрами скреблось и кусало. Тихо посапывала Сара, раздавалось парное сопение Сэма и Нормана (последний привычно прихрапывал). Когда посреди ночи Льюис поднялся и вышел из комнаты, я поначалу не обратила на это никакого внимания. Прошло минут десять-пятнадцать, а горгоновец все не возвращался. Первую половину ночи дежурил Стэн, а потому Крис не мог задержаться на задушевную беседу – он явно не стал бы тратить драгоценные минуты сна на беседу с Тарэном.
Поднялась на кровати, огляделась. С секунду помедлила, затем осторожно опустила ноги на холодный пол. Натянула берцы и бесшумно нырнула в дверь. Темно и тихо. Вслушалась, неспешно направляясь к лестнице. Ноги гудели, напряженные мышцы превращали движения в угловатые. Спустившись наполовину лестничного пролета, замерла. Льюис сидел один на кухне, вальяжно развалившись на стуле и вертя в руках тлеющий окурок сигареты. Крис откинул голову к стене; на столе стояли наполненная окурками стеклянная пепельница и открытый термос. Я помедлила, не зная, стоит ли сейчас беспокоить мужчину, но Кристофер, лениво приоткрыв глаза, уже заметил меня.
– Ты чего не спишь? – спокойно проговорил он, поднося сигарету к губам. Я вздохнула, начиная спускаться. Льюис сделал глубокую затяжку, затем направив изящным движением очередной окурок в пепельницу.
– Бессонница.
– Не устала после учебного дня? – саркастично хмыкнул мужчина, на что я закатила глаза, присаживаясь напротив. – Кофе?
– Не откажусь, – Льюис придвинул мне термос, и я, не раздумывая, отпила. Кофе был холодным, крепким и без сахара. В первую секунду скривилась, отпрянув от термоса. Военный с интересом наблюдал за мной, в легкой ухмылке натянув уголок губ. Я фыркнула, вновь отпивая кофе. Глоток, второй, третий… Горечь заполнила, ударила в голову, прочищая мозги и взбадривая. Внутри словно все загорелось. – Отвратительное пойло. Рецептом не поделишься? – тряхнула волосами. Льюис хохотнул, да и я сама искренне улыбнулась. – А ты чего полуночничаешь?
– Никогда не мог нормально спать перед выездами, – нехотя ответил Крис. – Пытаюсь мысли в порядок привести.
– Хреново у тебя получается, судя по наполненности пепельницы и облаку дыма вокруг.
– Вероятно, придется с тобой согласиться.
– Позволь поинтересуюсь из чистого любопытства, ты со всеми нехотя соглашаешься, или это исключительно моя прерогатива? – в глазах Льюиса мелькнула лукавая чертовщинка; он сощурился, улыбаясь хищно, а я театрально замахала руками. – Хотя, нет-нет-нет, можешь не отвечать! Это одна из черт твоего паршивого характера.
– О, Штефани, как иронично с твоих уст слышать о паршивости характера, – настал мой черед пренебрежительно усмехаться, а Льюису играючи зеркалить мои слова. – Позволь поинтересуюсь из чистого любопытства, ты во всех жизненных сферах такая строптивая? – он не говорил, почти урчал; тембр голоса и обольстительная ухмылка придавали словам Льюиса абсолютно двусмысленное значение.
Обаятельно улыбнулась. Притянула к себе термос. Сделала ещё пару глотков.
– Вот видишь, как хорошо, что я пришла. Тебе не пришлось бороться с кашей в голове. Будешь мучить свою голову другими не менее увлекательными вопросами.
Крис прыснул от смеха – понятное дело, он лишь согласился сыграть со мной в очередной обмен любезностями; но мы друг друга тем и спасали, не все же время задушевные речи толкать. К тому же, порой смех, ирония и цинизм были единственным лекарством борьбы с гнетущей действительностью.
Откинув голову, горгоновец тяжело выдохнул. Задумался. Побарабанил пальцами по столу. Посерьезнел. Посмотрел на меня внимательно.
– Что?
– Очень уверено оружие в руках держишь, Шайер. Ты ведь в тире занималась не ради удовольствия и спортивного интереса?
Ответила не сразу.
– Нет.
Горгоновец вновь кивнул, продолжая выжидательно смотреть.
– Я знакома со жнецами не понаслышке, – вырвалось из меня. Льюис напрягся. – Глупо же надеяться, что, озвучивая точку зрения, отличную от официальной, в один момент в твои двери не постучат блюстители режима, – еще помолчала. – В какой-то момент страшным стал не образ гипотетической тюрьмы, следственного изолятора или дознавательных камер. Стало страшно идти утром в издательство и вечером возвращаться домой. Ты первый, кому я заикнулась об этом. Но обговаривать детали или обсуждать это я бы не хотела. Ни сейчас, ни позже.
Отвернулась. Перевела взгляд за стекло. Темно, прохладно и сыро. До рассвета еще долго. Меня немного потряхивало. Пахло табаком, кофе, кремом для обуви и маслом для чистки пистолетов.
– Хорошо. Я не буду ничего спрашивать, – он чуть склонился в мою сторону, – но, с твоего разрешения… – горгоновец взял меня за пальцы и провел ими по коже под воротом футболки, ниже своей левой ключицы, где темнели причудливые линии татуировок. Я вздрогнула. Подушечками пальцев ощутила рубцы. – Одному ублюдку показалось забавным оставить мне такую напоминалку о том, кем он меня считал. "Монстр", – Льюис отпустил мою руку. – Я бывал в плену и в Штиле, и у "Анцерба", но после радушного приема жнецов те разы казались мне раем.
– Жнецы посягнули на горгоновца?!
Льюис мотнул головой.
– Я тогда еще не был частью группы. Непослушный мальчишка, только пришедший на службу и позволявший много и жестко говорить о том, о чем не следовало, – мужчина усмехнулся. – "Урок будет повторяться, пока ты его не усвоишь". И я усвоил. Но интерпретировал иначе. Перенял опыт, так сказать.
Не знала, что ответить. По позвоночнику расползлось внезапное ощущение холода. Дернулась. Взяла Льюиса за руки и крепко сжала – эмоциональный порыв.