Зарубежный криминальный роман
Шрифт:
Она задумалась над моими словами и, помолчав, спросила:
— Ты когда-нибудь любил?
— Я несколько раз считал, что да, но потом всегда разочаровывался.
Мы оба поднесли чашки к губам и выпили их до дна.
Я взял ее руки — холодные и, казалось, ожидающие того, чтобы их согрели.
— Я посвятил себя борьбе за права слабых и униженных. Эта борьба против «Шмидта и Хантера», против твоего отца. Но тебя я люблю.
Я чуть-чуть не сказал ей:
«Я настолько люблю тебя, что могу изменить самому себе, отказаться от продолжения борьбы».
Но я вовремя опомнился. Ведь — разве я не любил ее еще больше оттого, что она поддерживала меня в этой борьбе?
— Я уже давно был влюблен в тебя, — заявил я, — только никогда не осмеливался признаться в этом самому себе. Ты была для меня дочерью миллионера, наделенной от природы высокомерием, потомком моего врага. Это предубеждение постоянно вертелось у меня в голову, но я не знаю, почему — я был и оставался влюбленным в тебя. Теперь все переменилось, и прошлое осталось в моей памяти не эпизодом жизни, а каким-то бездарным, низкопробным фильмом. Это — как вечернее небо с облаками-барашками, напоенное огненно-красным сиянием; такой же пейзаж на картине оставляет нас совершенно равнодушными: примитивная красочная мазня — вот и все.
— Да, — ответила она. — Мне тоже приходили в голову такие мысли, но я никогда бы не облачила их в эти слова. Ты удивительный человек.
Я потянул к себе ее руки через стол и погладил их.
— Я вовсе не удивительный человек, но я тебя люблю. Поэтому я хочу сделаться для тебя лучше и добрее, чем я есть. Ты не такая, какой собственно должна быть Джейн Шмидт, и какой я тебя видел, ты — женщина, о которой я мечтал. С тех пор, как я это понял, я перестал быть просто влюбленным и полюбил тебя.
Позднее я спросил ее, почему она меня любит. Она ответила так:
— Ты не такой, как те люди, которых я знала. Ты добрый, сильный и необычный. Меня восхищает все, что ты делаешь для негров. Я удивляюсь тебе. Я сразу увидела тебя таким, каков ты есть, но не сразу в тебя влюбилась. Я полюбила тебя, когда узнала, что в тебе есть. Поэтому я была потрясена, когда ты пришел к моему отцу. Затем ты улыбнулся мне, в первый раз. Можешь ли ты понять, насколько разочарована я была? Я думала, что ты изменил самому себе, стал таким, как другие.
За соседним столиком раздался хохот. Это отрезвило меня. Я стал серьезным, положил ее руки на стол и спросил:
— Почему твой отец не против нашей любви? В сущности, он должен пытаться любым способом разлучить нас. Но он поступает наоборот. Этого я не понимаю.
Она освободила свои руки из моих, затем обхватила мои указательный и средний пальцы, как будто собираясь с мыслями. В задумчивости она отодвинула в сторону штору. Над городом разноцветными всполохами мерцало небо, уже окрасившееся на горизонте в глубокий черный цвет. С бешено колотящимся сердцем я сидел вместе с Джейн и следил за ее взглядом. Она тихо сказала:
— Он не настоящий мой отец. Моей матери и ее первому мужу пришлось эмигрировать из Германии. Они приехали в Америку. Я никогда не знала своего отца. Он погиб на японском фронте за два года до окончания войны, еще до моего рождения. Моя мать, в девичестве Анна-Мария фон Зааль вышла замуж за моего отца по любви, против воли ее родителей. После смерти отца она осталась со мной. Она была очень богата. Шмидт рьяно ухаживал за ней, наверное, потому что она имела много денег. В то время мама заболела. Мне кажется, она знала, что ее болезнь неизлечима, и вышла второй раз замуж, чтобы кто-то заботился обо мне после ее смерти. Ты можешь себе представить, как протекало мое детство. Я мечтала о человеке, который смог бы меня действительно полюбить. Но все, кого я знала, оказывались лживыми и алчными людьми. Вскоре мой отчим связался с мистером Хантером, и Хантер узнал, что мой настоящий отец был евреем. Он ненавидит всех негров и евреев. Но белых, которые общаются с цветными и евреями, он, по-моему, ненавидит еще больше. Он говорит, что существует только один грех, грех смешивания кровей. Хантер смешной человек, впрочем, как и Бертон.
— Кто говорит такое, не смешной человек, — возразил я. — Он преступник.
Она на некоторое время замолчала и вздохнула.
— В глазах Хантера я — пятно позора для фирмы. То, что один из вождей его «Легиона свободы» держит у себя дома еврейского ублюдка — это позор и опасность для всей партии. Так он говорит.
— Под вождем он подразумевает мистера Шмидта? — приглушенно спросил я. Она кивнула.
— Когда я говорю мистеру Шмидту «отец», он приходит в бешенство.
— А что это за партия, так называемый «Легион свободы?»
Она посмотрела на меня, и я понял по глазам, что ее мысли витают где-то далеко. Она ответила:
— Я точно не знаю. Фирма и «Легион свободы», по-моему, одно и то же.
— Надеюсь, ты ошибаешься, — возразил я. — В противном случае, это очень тревожно. Значит, эта партия выступает против евреев?
— Против евреев и негров, против Кастро и Хрущева. Хантер за диктатуру и свободу для всех белых под руководством избранных.
— Каких избранных?
— Это профессионалы. Они ставят себя над законом.
Я задумался над философским вздором Хантера, зная, что такая идеология — путь в пропасть.
— Если я тебя правильно понял, тебе нужно покинуть город? — помолчав, спросил я.
— Хантер хочет, чтобы мой отец меня отослал, но мистер Шмидт просто так этого не сделает. Иногда он бывает добр со мной. Мне кажется, это оттого, что он болен и стар. Он мне часто говорил: «Найди себе мужа. Пусть он будет нищим, но ты должна его по-настоящему любить. Тогда он увезет тебя с собой, в Германию. Я буду вас материально поддерживать. Но отсюда ты должна уехать. Этого требуют наши деловые и партийные интересы. Я хочу, чтобы ты была счастлива».
— Все так и было? — спросил я.
— Да, так и было.
У меня пересохло в горле. Я едва мог говорить.
Передо мной сидела Джейн. Я любил ее, любил так сильно, что вся моя жизнь потеряет смысл, если ее не будет рядом со мной.
Сквозь шторы мерцала пронизанная рекламными вспышками ночь.
Мы вышли и сели в кабриолет Джейн. Другие автомобили, запаркованные перед рестораном Биг Бой Билли, тоже пришли в движение. Они держались около нас. Я попытался отделаться от них, но безуспешно.