Затаившийся Оракул
Шрифт:
— Зверь планирует атаковать лагерь, – сказал я. – Я не знаю, как и когда, но скажите Хирону, что
вы должны быть готовы. А мне нужно идти.
— Подожди! – сказал Уилл, когда я дошел до двери. – Кто этот Зверь? С кем мы имеем дело?
— С самым худшим из моих потомков, – мои пальцы впились в дверную раму. – Христиане
называли его Зверем, потому что он велел сжигать их заживо. Наш враг – император Нерон.
Они были слишком ошеломлены, чтобы идти за мной.
Я побежал прямо
меня, предлагая помощь, но я проигнорировал всех. У меня в мыслях были только Мэг в
убежище мирмеков и лица Дафны, Реи и Гиацинта – все они убеждают меня не сдаваться,
сделать невозможное в этом неполноценном смертном теле.
Когда я дошел до арсенала, то стал рассматривать колчаны для лука. Мои руки дрожали, когда я
взял лук, который день назад пыталась всучить мне Мэг. Он был вырезан из горного лавра. Какая
горькая ирония.
Я поклялся не использовать лук, пока снова не стану богом. Но я еще клялся не играть на
музыкальных инструментах и уже разрушил эту часть клятвы в стиле Нила Даймонда.
Проклятие реки Стикс могло медленно и мучительно убивать меня, или Зевс мог поразить меня
своими молниями. Но моя клятва спасти Мэг важнее прочих.
Я повернул лицо к небу.
— Если хочешь наказать меня, Отец, – всегда пожалуйста, но собери все свое мужество и сразись
со мною, а не с моим смертным другом. БУДЬ МУЖИКОМ!
К моему удивлению, небеса не разверзлись, а меня не поджарило молнией. Может, Зевс был
слишком шокирован, чтобы среагировать, но он никогда не игнорировал такие оскорбления.
Тартар с ним. У меня есть неотложное дело.
Я схватил колчан и напихал туда все стрелы, какие смог найти. Затем я побежал к лесу, два
кольца Мэг позвякивали на моем импровизированном ожерелье. Немного позже я понял, что
забыл свою боевую укулеле, но возвращаться назад не было времени. Моего певчего голоса
будет вполне достаточно.
Я не знаю, как нашел гнездо.
Возможно, лес просто позволил мне найти его, зная, что я иду к собственной смерти. Я заметил,
что, если кто-нибудь ищет проблем на свою голову, найти их не так уж и сложно.
Вскоре я присел за упавшим деревом, изучая убежище мирмеков прямо впереди меня. Называть
это место муравейником – это как назвать Версальский дворец семейным домиком. Земляное
ограждение достигало верхушек деревьев, что росли вокруг него, – это примерно сто футов. Его
периметр мог соперничать с размерами римского ипподрома. Постоянный поток солдат и
трутней кишел внутри и снаружи кургана. Некоторые несли упавшие деревья. Непонятно зачем
некоторые тащили Шевроле Импалу 1967.
Сколько
понимаешь, что это число недосягаемо, исчезает всякий смысл в подсчете.
Я натянул стрелу на тетиве и вышел на поляну.
Когда ближайший мирмек заметил меня, он бросил свой Шевроле. Он смотрел, как я
приближаюсь, и его усики подрагивали. Я проигнорировал его и прошел мимо, направляясь к
ближайшему входу в тоннель. Это еще больше сбило его с толку.
Еще несколько муравьев стали смотреть на меня.
По своему опыту я знал, что если ты ведешь себя, будто ты и должен быть здесь, то большинство
людей (или муравьев) не смогут помешать тебе. Обычно действовать уверенно –не проблема для
меня. Боги могут быть где им угодно. Немного труднее было в случае Лестера Пападопулоса,
экстраординарного придурковатого подростка, но я смог преодолеть этот путь без проблем.
Я зашел внутрь и начал петь.
В этот раз мне не нужна была моя укулеле. Не нужна была муза для вдохновения. Я вспомнил о
лице Дафны в деревьях. Я вспомнил об отвернувшемся Гиацинте, о следе смерти, оставленном
на его голове. Мой голос наполнился злобой. Я пел о разбитом сердце. Вместо того, чтобы
сдерживать свое отчаяние внутри, я выплеснул его наружу.
Сеть тоннелей усиливала мой голос, пронося его через все убежище, создавая из всего холма мой
собственный музыкальный инструмент.
Каждый раз, когда я проходил мимо очередного муравья, он поджимал ноги и касался лбом пола,
его усики вибрировали из-за моего голоса.
Если бы я был богом, песня была бы намного сильнее, но и этого было достаточно. Я был
удивлен, как много отчаяния может вместить в себя человеческий голос.
Я шел дальше в гнездо. Я не представлял, куда иду, пока не наткнулся на герань, растущую из
пола тоннеля. Мой голос задрожал.
Мэг. Похоже, она вернулась в сознание. Она использовала последние силы, чтобы оставить мне
знак. Фиолетовые цветки герани указывали на маленький тоннель, ведущий налево.
— Умная девочка, – сказал я, выбирая этот тоннель.
Грохот оповестил меня о приближающемся мирмеке.
Я повернулся и поднял свой лук. Освободившись от колдовства моего голоса, насекомое
атаковало, в его рту вспенилась кислота. Я прицелился и выстрелил. Наконечник стрелы
воткнулся прямо в лоб муравья.
Существо упало, его ноги подергивались в предсмертной агонии. Я попытался забрать свою
стрелу, но древко щелкнуло в моей руке, отломанный конец был покрыт дымящейся едкой
слизью. Этим бы было бесполезно стрелять снова.