Затерянная земля (Сборник)
Шрифт:
Неодолимая усталость охватила меня. Я наскоро испек себе кусок мяса, надев его на ольховую ветку, и нарвал на закуску брусники. Свернувшись с подушкой из мха под головой у подножия каменной пирамиды, я заснул беспокойным сном.
Замечу здесь, что прежде чем улечься спать, несмотря на кажущееся крайнее равнодушие к своей судьбе, я предусмотрительно снял шест с флагом, чтобы этот видимый знак не привлек врага.
Я засыпал и снова просыпался. Вздыхал и вертелся с боку на бок. Внезапно меня разбудило предчувствие близкой опасности. Осматриваясь, я поднялся на локтях. И вдруг тяжелый камень
Я хотел вскочить, чтобы скрыться, но кто-то бросился на меня. Это был человек!
Он сшиб меня на землю и попытался схватить за горло. Я слышал, как он тяжело дышал и хрипел.
Я начал отчаянно защищаться. Мы катались по мху с сопением и стонами туда и сюда. Мы рычали, душили, кусали и царапали друг друга. Потом при одном сильном повороте, я увидел на мгновение лицо нападавшего и… рассмотрел бородатое лицо Сива. В его глазах, сверкавших диким, жестоким огнем, светилась ненависть.
Со всею силою я оперся на локти и, сильно рванувшись, сбросил противника на землю, а последующим, быстрым, как молния, движением обрушился ему на грудь.
Я разыскивал глазами камень, кусок дерева или еще что-нибудь, чем бы я мог оглушить злодея. Про свой револьвер, к удивлению, я в этот момент забыл.
В то же время я почувствовал такую резкую боль в руке, что вскрикнул. Сив, как бешеный зверь, впился зубами мне в руку, которой я придавил его к земле.
Кровь брызнула фонтаном. Я выпустил негодяя. Он вскочил, метнулся в сторону и поднял камень. В тот же момент я нащупал браунинг. Я поспешно вынул его и выстрелил наугад.
Убегавший Сив вскрикнул, завыл и начал хромать. Он упал, поднялся и молча продолжал свой бег, припадая на одну ногу. Только один раз он повернул голову, и напоследок я еще раз увидел его лицо, смертельно бледное, искаженное от боли, и дикие, налитые кровью глаза. Он исчез.
Тут напряжение борьбы и сильное волнение охватили меня, и я, весь дрожа, со стоном упал на колени.
Кровь, вытекая из раны, окрашивала мох. Я подошел к ручейку и вымыл рану. Указательный палец левой руки был глубоко прокушен, и запястье разорвано. Я сделал из платка повязку и старательно затянул ее, чтобы остановить кровотечение.
Значит, Сив также избежал плена. Убежал он, во всяком случае, без оружия. У него появилась та же мысль, что и у меня: найти депо. Кто знает, когда он заметил меня, и не полз ли за мной уже много часов. Он увидел, что я опередил его, и нашел подходящий момент для сведения счетов. Его ревность воспламенилась. Спрятавшись, он выждал время и, видя меня спящим, поторопился устранить ненавистного соперника. Но это ему не удалось.
Серьезно ли я ранил его? Погибнет ли он от голода в этой безжалостной пустыне или же его растерзают хищники? И, как это свойственно некоторым характерам, моя злость начала превращаться в жалость и сострадание.
Если же он поправится, — думалось мне дальше, — мне не ждать от него пощады. Этот человек будет следовать за мной по пятам с упорством дикаря.
А что у него на уме? Кто может сказать, что он не хочет добыть Надежду для себя, вырвав ее из плена?
Я стал сожалеть, что не прицелился в Сива получше. Перспектива коварного выслеживания, самая мысль о том, что Сив свободен, что
Я взял ружье, запас патронов, примус, бинокль и мешок с провиантом. Прежде чем уйти, старательно спрятал остальное оружие в другом месте.
Подкрепившись после этого горячим супом из гороховой муки, не мешкая, я двинулся в путь вдоль небольшого ручья, который вытекал из озера, и направился прямо на север, где ручей соединялся с рекою Надежды.
Я оглянулся назад, на поднимающуюся вверх стену гранита, гнейса и сиенита, и, при мысли о страшном ледяном кольце, которым защищена и навсегда отделена эта земля от остального мира, мороз пробежал у меня по коже.
XX
Следующие дни были днями долгого пути. Главной моей мыслью было найти следы своих друзей. Кроме того, я решительно желал, наконец, увидеть лицо здешних туземцев, познакомиться с их страной и с тем, какие тайны хранит она за областью тайги. А высоко надо всем стоял образ Надежды, придавая мне несокрушимую энергию.
Там, где я шел, возле потока, лес был редок. Много было сухих и истлевших деревьев; тем не менее, каким-то чудом они держались; но это была только видимость: от одного моего прикосновения они рассыпались в груду трухи.
В чистой воде потока плавало множество пятнистых форелей. А лес все время был, как заколдованный лес сказки: тихий и все же полный таинственной жизни.
Волны холмов вздымались все выше и выше к новому гребню. Я уже не мог идти по течению потока, так как крутые обрывы спускались до самой воды.
Руководствуясь компасом, направлялся я все время к северу через горы и долы.
Отдыхал я под прикрытием кустов и камней, у костра, который поддерживал из страха перед дикими зверями.
На следующий день, после нескольких часов ходьбы, я достиг верхушки гребня. Я сделал несколько шагов среди чащи и отпрянул назад. Передо мной раскрылась пропасть. Лежа на животе и отстраняя рукой карликовые кедры, я глядел в головокружительную бездну.
Это был каньон, глубиной до ста футов, прорытый в красноватом песчанике. Внизу, в тени, катилась черная река Надежды. Три мамонта на берегу утоляли жажду. С этой высоты они казались тремя рыжеватыми жуками.
С течением веков вода, ветер и морозы изъели песчаниковые стены и образовали сотни фантастических зубцов, башен и силуэтов. Узкие трещины доходили до самого дна. Здесь и там у кромки скал поднимались одиночные столбы, увенчанные несколькими, словно нарочно посаженными на них, деревьями. Скалы представляли собой сотни странных фигур, людских и звериных профилей, а красный песчаник, прорезанный в разных местах полосами темно-зеленой хвои, приобрел дикий, фантастический вид.
Через редкий лесок на окраине противоположного обрыва проглядывало чистое небо. Летняя погода уже установилась. С моего становища открывался замечательный вид на запад и север. Когда же я осмотрел местность при помощи бинокля, у меня вырвалось тихое восклицание. Я увидел дым! Да, голубоватый кудрявый султан дыма, поднимавшегося над вершинами леса в нескольких милях на северо-западе, в почти уже равнинной местности.