Затерянная земля (Сборник)
Шрифт:
Ели они медленно, подолгу разжевывая пищу сильными челюстями. Зубы их были белы, а клыки сильно развиты. Они молча подали мне часть внутренностей, которые еще дымились, но я отстранил их с гримасой отвращения. Тогда они принесли мне кусок полусырого, обгорелого и покрытого пеплом мяса. Я быстро, с голодной жадностью, съел его.
Тела дикарей были покрыты седым инеем от осевшего тумана, шкуры покрыты росой, а дико запутанные волосы пропитались влагой.
Их черные ступни были твердыми и нечувствительными, а множество полузаживших, скрытых под шерстью язв доказывало их равнодушие к физической боли.
Самым симпатичным из всех был молодой дикарь, менее зверского обличья. Его глаза были спокойны. Ел он с меньшей жадностью, чем остальные.
Когда туман стал сгущаться, троглодит [8] перебросил черную бахромчатую шкуру через оба плеча и скрепил этот плащ при помощи сухой оленьей жилы с двумя деревянными шпильками на концах, которые он протащил через отверстие, в куске оленьего рога.
Подобные куски костей и рогов я часто видел в музеях. Эти куски украшены изображениями разных зверей и ошибочно считаются знаками родовой власти. Это не что иное, как запонки и застежки.
8
Троглодиты — первобытные пещерные люди.
Мои дикари носили с собой запас больших кремневых стрел просто за поясом, сделанным из высушенных кишок. Копья их оканчивались обломком, высеченным из кремня или агата, острым, как бритва, прикрепленным к ивовому древку крепким шнуром из сухих жил. У одного из дикарей был каменный молот. Другой, имевший особенно страшный вид, косматый великан, покрытый струпьями и ранами, засунул себе за пояс нижнюю челюсть пещерного медведя. В сильной и искусной руке она, вероятно, должна была представлять страшное оружие.
Не имея до сих пор случая познакомиться с их изделиями и образом их жизни, я не решался точно определить степень и тип их культуры. Но все же мое научное любопытство было возбуждено. Я с нетерпением ждал возможности узнать их быт и нравы.
Насытившись, охотники взяли носилки и остатки мяса, после чего энергично двинулись вперед. Носилки снова начали свое однообразное качание.
Влажность тумана пронизывала меня. Я дрожал от холода и лихорадки, которую вызвала у меня боль в колене. Несмотря на это, от меня не ускользала ни одна подробность этого странного путешествия.
Два или три раза из-под самых наших ног с шумом вылетали стаи куропаток. Охотники не обращали на них внимания. Как потом выяснилось, они вообще не бьют птиц.
Мы перешли через несколько потоков и несколько покрытых камнями полей. Почва тут была сухой и твердой. Болота остались позади.
Я как раз думал о горе, похожей на колокол, которую я видел с гребня Красного каньона, когда мои мысли были прерваны продолжительным воем, доносившимся из мглы.
Процессия остановилась. Один из дикарей быстро исчез в клубящихся парах. Мы ждали. Потом, хотя я и не заметил никакого сигнала, мы снова двинулись в путь.
Но вот я почувствовал едкий дым горящего сырого дерева, который проникал сквозь туман. На меня пахнуло отвратительным запахом гниющих отбросов.
Со стоном повернувшись на бок, я увидел проникавшее сквозь мглу расплывчатое сияние огня. Мои носильщики направились прямо к нему.
Вдруг из-за серой завесы выступила песчаниковая скала. В нескольких метрах над землею верх скалы образовывал навес. В нише горел огонь. Несколько странных, покрытых шкурами фигур сидели вокруг тлеющих ветвей.
Мы продолжали наш путь. Но вот носильщики споткнулись о какое-то препятствие. Это были огромные кости, выбеленные, обглоданные, громадные кости ужасных тварей, остатки диких пиров. Почва была усеяна черными пятнами старых огнищ. Звериные черепа глядели на нас своими пустыми глазницами.
Едва огонь, горевший под навесом, исчез, как впереди, сквозь туман, засветилось новое сияние. Мы шли вдоль скалы, огибая острые углы и обходя громадные камни, когда-то свалившиеся с гор.
Зажурчал ручей. Между голышами тек неглубокий прозрачный поток, и от его холодной воды поднимался пар. И хотя мои носильщики проделали трудный путь с действительно тяжелой ношей, они не казались усталыми.
Проворно перескакивали они с камня на камень, поднимаясь каменистой дорогой в гору, — и свет приближался. Мы подходили к становищу.
Скала сходила к земле уступами, и у самой земли виднелось узкое и темное отверстие пещеры. Около него горел огонь, окруженный вооруженными охотниками. Из-под свода пещеры лениво выползал едкий дым.
Мы остановились, и носилки опустили на землю. Мои провожатые разошлись. Только двое из них — старый великан с медвежьей челюстью и молодой воин в волчьей шкуре — остались около меня. Они обменялись несколькими непонятными словами. Но тут легкими тихими шагами со всех сторон стали подходить другие охотники.
Молча и нахмурившись осматривали они меня. Слышалось ворчание, в котором чаще всего раздавалось слово «могак». Но охотники недолго занимались мной. Скоро они равнодушно разошлись.
Но вот опять кто-то приближается ко мне. Идет быстро, неслышными шагами. Это молодая женщина.
Она грациозна и стройна. Ее бронзовое тело, закутанное в черный мех, гибко, как тело хищного зверя. Надетое на шею ожерелье из конских зубов и обломков нефрита, нанизанных на оленью жилу, позвякивает при каждом ее движении. Ее левое плечо татуировано рядом черных точек. Длинные иссиня-черные волосы в диком беспорядке спадают на низкий лоб и на молодую бронзовую грудь.
Чисто женским движением отбрасывает она с горящих глаз пряди жестких кудрей. Я вижу лицо, которое, к моему удивлению, улыбается. До сих пор я не видел улыбки у жителей этой страны; не видел я ее и после ни у кого, кроме детей.
Скулы у девушки выступают не так сильно; раковины ушей прилегают к голове и нежны; волосы на лице подобны легкому золотистому румянцу; зубы иссиня-белые. Я хорошо вижу их, так как девушка смеется.
Тепло этой неожиданной улыбки согрело меня.
Я тоже улыбнулся и невольно посмотрел на своих сторожей. Но те не обращали на нас внимания. Один из них испытывал пальцем острие стрелы, другой уселся на камень и, казалось, дремал.