Затерянный храм
Шрифт:
– Очевидно, потребуется немало исследований. – Рид перевернул табличку; его настроение было столь же переменчиво, как и оксфордская погода. – По крайней мере, у нас теперь есть весь текст.
– Вы уже можете его прочитать? – спросил Мьюр.
– Не это сейчас важно. Несомненное достижение в том, что у нас есть четкий образчик начертания символов линейного письма Б. Теперь, когда появился новый текст, я могу проверить свою гипотезу, посмотреть, годятся ли те правила, которые я вывел. Если предположения окажутся верны, тогда я смогу попробовать начать расшифровку.
– Попробовать начать… – Джексон подавился своей
– Не знаю. – Профессорская приветливость пропала, сменившись отрывистой и раздражительной манерой. Марина вспомнила, что Пембертон тоже бывал таким, когда его захватывала новая идея или проблема. Вежливость, терпение, такт – все отбрасывалось, когда ученый погружался в себя.
– Шампольону потребовалось два года, чтобы расшифровать иероглифы, а ведь у него был Розеттский камень.
– Два года?!
Посетители заведения подняли головы от своих стаканов и карт, чтобы посмотреть на иностранцев, занявших столик в углу.
Джексон заговорил тише:
– Может, вы не заметили, что происходит в последние дни, но двух лет у нас точно не будет. Нам нужно немедленно найти этот щит, иначе, когда начнется последняя в истории война, мы окажемся не в том лагере.
Все собравшиеся за столиком молча смотрели на него. Джексон закрыл рот салфеткой, решив, что сказал слишком много.
– Ну или если его найдут русские, надо держаться подальше от них. Сорсель, считайте, сообщил нам, где находится Белый остров. Предлагаю отправиться туда прямо сейчас, пока Бельциг его не вычислил.
– Но остров находится на советской территории, – возразил Грант.
– Тем более надо попасть туда поскорее. Если коммунисты догадаются, что эта штуковина у них на заднем дворе, они притащат ее в Москву еще до того, как мы об этом узнаем.
Рид покачал головой:
– Даже если мы попадем на остров, у нас не получится прийти в храм Ахилла и постучать в дверь. Без подсказок на табличке мы никогда его не найдем. Гробокопатели не одну сотню лет разоряли Долину мертвых на Крите, но никто так и не нашел храм со священным метеоритом, пока не появился Пембертон со своей частью таблички.
– Это не ваша забота. У нас есть приборы, которые могут определить присутствие шестьдесят первого элемента. Если щит на острове, мы его найдем.
У себя в номере Грант стянул рубашку и помылся над расколотой раковиной в углу. Кажется, весь день лег на кожу плотной коркой – турецкий табак из серебряного мундштука Сорселя, засохшая кровь – там, где Грант порезался о стекло, сажа от пожара, смазка из самолета. Он отмыл все это, как мог, вытерся полотенцем и повалился на постель. Кровать была жесткая и узкая, но после тяжелого дня Грант почувствовал себя словно в раю. Он немного полежал – босой и без рубашки, наслаждаясь прохладой овевавшего влажную кожу воздуха.
В дверь постучали. Грант протянул руку к столику у кровати и положил ладонь на «уэбли».
– Открыто.
Вошла Марина. Одета она была просто – в белую блузку и черную юбку с высокой талией, подчеркивавшей ее фигуру. Распущенные волосы лежали на плечах. Она замерла, увидев, что Грант не совсем одет, но потом все же прошла в комнату. Шагов ее босых ног по полу было почти не слышно. Она присела на край кровати, и Грант заметил у нее на щеке серебристый след от свежей слезы.
– Я все думаю про Алексея, – сказала она, наверное, чтобы объяснить свое состояние. И повернулась, чтобы посмотреть в глаза Гранту. – Это правда?
– Что именно?
– Все.
Грант поднял руку и погладил Марину по рассыпавшимся по спине волосам. Под тонкой хлопковой блузкой он почувствовал ее кожу.
– Не надо тебе это знать.
Она не пошевелилась.
– Расскажи.
– Помнишь засаду у Кастро? Весь отряд – Никос, Софокис, Менелаос и остальные – все были расстреляны немцами. Через два дня меня вызвали в Штаб. Алексей явно предал нас. Мне было велено привести его на встречу в долину в Белых горах, возле ущелья Импрос.
– Ты вернулся убить его.
Грант помолчал, вспоминая вкус пыли во рту и обоюдно неискреннее, неловкое его с Алексеем последнее объятие. Грант взвел курок «уэбли» и по лицу Алексея увидел, что тот все понял.
– Я не смог. Я посмотрел на него, но увидел только тебя. Я и не знал, что за мной шел Панос.
Марина отломила щепку от столбика кровати и сломала ее в пальцах.
– Ты не рассказал мне об этом.
– Лучше, чтобы ты об этом не знала. Мне хотелось, чтобы ты запомнила Алексея героем. – Грант перестал гладить Марину по волосам. – А потом, у меня не было выбора. Россакис и меня чуть не убил, он решил, что я вступил с Алексеем в сговор. Он сказал, что если еще увидит меня на Крите, то убьет и меня. Но моя карьера в управлении была в любом случае кончена – я не выполнил приказ. Меня бы больше никогда не отправили на боевое задание.
– Я об этом не знала.
– Алексей был затруднением для британцев. Им не хотелось признаваться, что один из их доверенных союзников перекинулся к фашистам. И они это дело похоронили.
Ни он, ни она не двигались целую вечность. Грант лежал откинувшись на подушки, а Марина так и сидела с прямой спиной на краю его кровати. Грант заметил, что она опять вытирает слезы. Потом она повернулась к нему, наклонилась и поцеловала в губы.
– Ты должен был мне сказать, – прошептала она. – Спасибо тебе.
Грант реагировал инстинктивно. Он обнял ее и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Сухими и мягкими губами она едва касалась его щеки, скользила по щетине, каким-то змеиным движением слегка трогая его кожу языком. Положив ладонь на ее голову, Грант направил ее к своим губам. И когда ее волосы мазнули его по лицу, он ощутил вкус аниса, запах табака, мускуса и духов.
Уперевшись руками ему в грудь, Марина оторвалась от него и перебросила через его тело одну ногу, сев верхом. Юбка поднялась высоко по бедрам, открыв кремовую шелковую сорочку. Руки Гранта скользнули под юбку, пальцы погрузились в плоть. Марина издала приглушенный возглас. Качнувшись, она отодвинулась немного назад, так, чтобы сесть вертикально. Подняла руку к шее, чтобы расстегнуть блузку, но Грант действовал проворнее. Взявшись руками за низ блузки, он разорвал ее на груди Марины. Она подняла руки над головой. Тусклая лампа на боковом столике осветила ее неярким оранжевым светом. Подняв взгляд, Грант заметил, как на потолке позади Марины качается ее тень. Груди ее обнимала раскрытая блузка, руки были вытянуты в стороны, юбка собралась складками, открыв бедра, – Марина стала похожа на инкарнацию минойской богини – первобытной, неукрощенной, трепещущей от переполнявшей ее плодородной силы.