Затворник
Шрифт:
– Где Всадник?
– спросил Мудрый разведчика.
– Он остался ыкунов за нос водить.
– ответил отрок - Отвлекать от нас. Мы когда ыкунов увидели, то за нами сразу сотни две кинулось в погоню, большинство за Всадником увязалось, но и за нами много... едва ушли, стрелами многих побило...
– А Силач где?
– спросил Суровый.
– Он отстал.
– ответил отрок - В него, в коня стрелы попали, он и отстал.
– Да вы что!
– закричал каильский боярин - Воеводиного сына бросили?!
– А что нам, всем за него пропадать!
– прорычал в ответ дружинник - Его никто не просил с нами ехать, а Всадник нам велел - живым или мертвым, а добраться до князя,
– Да вас...
– прорычал Суровый.
– Молчать!
– криком перебил его Мудрый - Слушай меня! Раненного убрать. Вы, трое - коней сменить, и в строй! Ты, Суровый - сказал он младшему шурину - лети к своим, и Быстрому скажи выводить полк к бою, о сыне пока не напоминай! Сейчас всем готовиться к сражению, обиды будем разбирать когда время придет!
Мимо со свистом и гиканьем, хлопая плетками, проносились степняки. Среди их серых халатов и шапок железные доспехи мелькали редкими проблесками. Подняв облако пыли, они скрылись за холмами. Княжеский знаменосец размахивал стягом, и дружинники, растянувшиеся по дороге, собирались к нему. Полки разворачивались. В поле по правую сторону от Мудрого выезжали из задних рядов каильцы, по левую - Пардус выводил конницу миротворовских пригородов. Все было в движении, кричали люди и лошади...
Но не успело войско выстроиться в боевой порядок, как на одном из двух холмов впереди, на том, что был чуть повыше, показался одинокий вершник. На черном коне, и сам одетый во все черное. Он сидел в седле, словно разглядывая копошащееся людское мешево вокруг, и внезапно, вскинув руки к небу, закричал на неведомом языке - нет, не на языке, ведь не называют языком рычание зверя! Но и зверь не мог рычать так! Он скрипел, словно несмазанное колесо, ухал как надсадный кашель, выбулькивая и отрыгивая зловещие колдовские слова! И разносились эти слова вокруг с такой силой, с какой не может их издавать человеческое горло - они заглушали весь шум движущегося войска, и в задних рядах гремели так же четко и страшно, как впереди...
– Злыдень...
– прошептал князь.
– Злыдень...
– понеслось по рядам. Испуганные люди бросали свое построение и замерев, вглядывались в одинокую конную фигурку на холме. Воеводы забыли о приказах. Стал подниматься ветер с рассветной стороны. Сначала сухой и горячий, он быстро холодел, становился пронзительнее, резче, свистел злее... На ясное небо над холмами нагоняло серую облачную пелену, через минуту солнце скрылось за ней. Кони волновались и едва держались в узде, испуганно ржали. Но ржание их и топот, вой рогов, крики людей и лязг оружия заглушались пронзительным мерзким воплем колдуна. Уже не одни ветер и облака налетали с востока - небо за холмами заволокло бело-серой мглой, а скоро и сами холмы утонули в ней, но удивительно - всадник как был, так и остался всем виден. Его черный силуэт ясно маячил в самой середине белого облака, накрывшего восходную сторону. Голос его не умолкал, бесовские проклятия звучали только громче и яснее...
"Что за нечистая сила!" - только и мог подумать Мудрый. Своей твердой рукой князь с трудом удерживал на месте белого скакуна. Ветер трепал его гриву, бил порывами в лицо...
Белая мгла миновала холмы, и в один миг накрыла все вокруг. На войско обрушилась метель. Мелкий колкий снег, гонимый яростным ветром, забивал и резал глаза. Ураган грозил свалить с коня. Воины закрывались от вьюги руками, прятали лицо за воротником, за плащами, кто поворачивался к ветру спиной. Лошади уже не ржали, а ревели каким-то неимоверным ревом, метались туда-сюда. Всадники, не держа никакого строя, лишь боролись с конями,
– К ветру лицом стоять!
– закричал что было мочи князь - Не отворачиваться! Лица щитами прикрывать! Держаться вместе!
Он едва слышал даже самого себя, среди всеобщего крика и рева, среди свиста пурги и завываний колдуна на вершине. Кто-то поблизости, кажется, Секира, повторил княжеский приказ, передавая его дальше, но и его голос донесся до Мудрого словно из-за каменной стены. Чуть приподняв глаза над щитом, князь увидел впереди себя еще одну темную конную фигуру, но теперь уже близко - не дальше двадцати шагов. Конник неспеша выезжал из снежной завесы. Рядом с ним - еще несколько, сначала почти не видные, словно серые мутные тени. Но приближаясь, их очертания становились чернее, отчетливее и больше...
Одного мига Мудрому хватило, чтобы понять все...
– В БОЙ!!!
– закричал он, надсаживая горло - В БОЙ!!! ЫКУНЫ ПОДОШЛИ!!!
С удвоенной яростью, с еще большей силой взвыл злыдень, и теперь его вопль поддержали сотни глоток! На смешавшиеся ряды ослепленных, перепуганных ратаев, из метели бросились лавиной всадники в черных ушастых шапках, с кривыми мечами в руках. Ветер и снег не били им в лицо, не резали глаз, а подгоняли в спину. Ничего среди пурги ыкуны не видели, но тот, кто их направлял, смотрел не глазами...
Едва мелькнули ыканские мечи, опускаясь на головы миротворовцев, едва пролилась первая кровь великой сечи, едва среди криков, ржания коней и свиста, раздался первый вопль смертельно раненого, как пурга вмиг улеглась. И разом стало видно все, что до сих пор скрывалось под снежной пеленой.
Поле перед князем и его дружиной кишмя кишело табунщиками. Задний край их полчища терялся за парой холмов. Черные бунчуки тряслись на древках. Торчали рядами шлемы, обтянутые черной тканью.
Страх, в который повергли ратаев злыдень с его заклинаниями и пурга, разразившаяся среди жаркого дня - этот страх превратился теперь в повальную панику. Воины бросали оружие, разворачивали коней и погоняли их плетками что есть силы. Ыканцы рубили бегущих направо и налево, стаскивали с седел арканами, пускали в спину стрелы. Тех, кто сбежавшись в отряд, пытались отбиваться, мигом окружали и одолевали многократным перевесом.
– Ко мне! Ко мне!
– кричал Мудрый, и храбрейшие бояре собирались вокруг него. Зарубленного знаменосца тащил в стремени конь, миротворовский стяг лежал на земле. Один из дружинников изловчился, прямо из седла подхватил знамя с земли и поднял снова. Но чернота ыканского войска, словно разлившаяся река, уже затапливала все вокруг. Почти весь большой полк был разбит, оставшиеся в строю дрались розно. Из каильцев пало или бежало уже две трети, другие спешились и, встав в круг, отбивались от наседавших со всех сторон степняков. Полк левой руки рассеялся. Могучий Пардус, пытаясь остановить бегство своих воинов, собрал их десятка два, и схватился с целой сотней табунщиков. Собственной рукой он перебил дюжину врагов, но пал, весь изрубленный и пронзенный копьями. Ыкун отсек его правую кисть и взял себе как трофей, а голову привязали к бунчуку и отправили в дан кагану. Позади надрывно трубили рога - запасной полк пострадал от первой атаки меньше других, и принимал бой. Но было их мало, а толпы бегущих ратаев сами смешивали строй подлесцев. Ыкуны наседали отовсюду...