Затворник
Шрифт:
Крики и стоны в Каили тут же смолкли, город онемел - но спустя мгновение разразился новым неистовым потоком голосов, целых тысяч голосов! Люди кричали и плакали, но теперь уже от радости, выбегали из домов, снова обнимались, как обнимались, на закате, но тогда прощались, теперь же - приветствовали друг друга и поздравляли. И никто уже не уговаривал их расходиться. На стенах, на улицах и дворах люди падали на колени, и стоя на коленях поднимали к небу руки, благодаря за дарованный свет и спасение.
Рокот, сойдя с ворот, по всеобщему примеру, опустился
– Ну вот, слава небесам...
– сказал он во всеуслышание.
И больше слов не нашел...
Когда открыли каморку Молния, то он сидел, прислонившись спиной к каменной стене. Пепельное круг погас: здесь, запертый без окон, не видевший неба, Молний узнал о наступлении рассвета вместе со всеми - едва солнце поднялось, как стены тьмы вокруг огненного кольца пали, и враги его улетучились.
Слуги осветили клетушку факелами. Молний, опираясь руками о стены, медленно поднялся и сделал шаг к дверям. Он покачнулся, и наверное упал бы на земляной пол, если бы, бросив светильники, воеводины люди не подхватили его под руки.
– Что с тобой! Цел?
– испуганно спросил подбежавший Рокот.
– Ничего. Устал только вот... - пробормотал Молний - Помогите-ка мне на свет выйти.
Выведенный из терема на двор, Молний повернулся на восход и подставил лицо солнечным лучам - словно струи чистой воды они смывали с него всю мерзость и тяжесть минувшей ночи. И все же его вид был ужасен: Иссиня бледное лицо, налитые кровью вытаращенные глаза, глядевшие безумно, будто сквозь все вокруг, куда-то в запределье, изуродованный рот оскален...
– Да уж, досталось тебе, добрый человек - сказал изумленный Рокот - Как на том свете побывал...
– Побывал, брат-воевода. Пустое.
– сказал Молний - попить дайте, да место, чтобы выспаться...
Первая ночь была позади.
2.8 ПЕРЕДЫШКА
– Пила!
Гонка в Каяло-Брежицк далась Пиле нелегко, но в полной мере прочувствовать всю ее прелесть он смог лишь на следующее утро. Разбуженный топтанием и разговором в комнате, парень ощутил такое гудение и нытье разом во всем теле, такую резь в жилах, и ломоту во всех суставах, что даже повернуться на другой бок - было страшно и подумать. И ладно суставы - в промежность вообще, словно кол вбили. Оставалось только радоваться, что сегодня, вроде, никуда спешить уже не надо, и можно отлеживаться себе...
– Пила!
– настаивал чей-то строгий голос.
– А...
– Поднимайся, пойдем во двор.
Приоткрыв глаза, Пила увидел над собой Клинка.
– Куда?
– Учиться будем. Забыл, что ли?
– Давай завтра, а? Все болит с дороги, сил нет, весь как околевший...
– Вот и разогреешься как раз.
– сказал Клинок - Давай! Я на двор, а ты одевайся, и за мной!
И правда - чем дольше Пила гонялся с топором за своим наставником, тем меньше резало в руках и ногах. Одеревеневшее
Занимались они на одном из внутренних двориков большого княжеского двора на Струге. Сюда выходило заднее крыльцо хоромины княжеских отроков, в котором разместили вчера на постой Пилу со спутниками, и весь отряд Смирнонрава.
Стояла утренняя заря. Двор и весь Струг еще не поднимались. Только двое сонных отроков-сторожей с высокого соседнего крыльца наблюдали за занятием. Клинок свое "оружие" - палку в локоть длиной - в дело почти не пускал, словно не желал стуком деревяшек мешать людям досыпать свои сны. Почти от каждого удара Пилы он уворачивался, лишь изредка отводил топор дубинкой в сторону.
Пила, как и в первый раз, скоро начал уставать, нападал все реже и бестолковее, уклоняться Клинку становилось все проще. Все ниже опускалась левая рука с щитом.
– Выше щит!
– приказывал Клинок, и дубинкой ударял, совсем слегка, почти только касался, о темя Пилы.
– Выше! Бей еще!
– Выше щит!
– Руби!
– Руби еще!
– Руби!
– Не стой на месте! Уходи! Ударил-уходи! Щит не опускай! Бей! Щит забываешь!
Тюк!
– дубинка снова стукнула пильщика по макушке.
– Постой!
– сказал Пила, опустив оружие. Клинок сделал шаг назад.
– Ладно, пока хватит. Перед обедом еще побегаем.- сказал он - Теперь посмотри на меня. Дай топор.
Клинок взял топор в правую руку, обухом вперед, а дубинку в левую, подошел к стене, и дважды ударил по ней - по разу слева и справа.
– Вот так теперь будешь делать.
– сказал он ученику - Сегодня вечером начнешь. Вечером ударишь по разу, утром - по два, следующим вечером - по три. Так будешь по удару каждый раз прибавлять. К следующей зиме дойдешь до тысячи - тогда остановись. Понял?
– Понял...
– сипнул Пила. Он дышал тяжело, едва не высунув язык, как собака. Но все же, сегодня у него остались силы устоять на ногах...
Вернувшись в дом, Пила напился, ополоснулся и перевел немного дух.
– Ну как?
– спросил, ухмыляясь, Коршун.
– Ничего. В первый раз думал - подохну, а теперь даже весело.
– Весело ему, слыхал!
– сказал Коршун и рассмеялся.
Еще доедали завтрак, когда пришли от князя и позвали к нему Рассветника. Рассветник ушел, и вскоре вернувшись, велел всем готовится выезжать в город.
– Оружие брать?
– спросил Пила.
– Теперь все время быть при оружии. Всем.
– сказал Рассветник.
Быстро собрались, и отправились на двор. Пила, замешкавшись, опять выходил последним - когда Рассветник и Коршун с Клинком уже были снаружи, он только вышел на лестницу, и собирался спускаться по ней вниз, со второго яруса отроческой хоромины.
– Пила-горюченец!
– вдруг позвал его девичий голос.
– А!
Пила обернулся по сторонам, и сверху в темном проеме лестницы смутно увидел склонившуюся над поручнем девушку.