Затянутость во времени. Документальная повесть о событиях второй чеченской кампании
Шрифт:
– Осколками от гранаты.
– Где твой промедол?
– На, держи.
– Черт, куда же тебя колоть? – Николаев озадаченно разглядывал Приста стоя над ним на коленях. – У тебя и спину и ноги посекло!
– А коли в задницу. Жалко Пашку.
– Ты больше нашего видел. Сколько их там?
– Я подпускал поближе, не стрелял, считал. Когда стрельба началась, насчитал сорок три, но это еще не все.
– Скооолько?
– Больше сорока трех.
Звуки боя разом стихли. Противник откатился назад, сейчас перегруппируется и ударит с нескольких сторон. Святой встал на ноги, коротко свистнул и подал знак всем собраться. Подошел к Пашке и положил его голову к себе на колени, чтобы хоть как-то пережать страшную рану на шее, подсунул скомканный бинт.
Пашка, его Пашка, к которому он относился как к младшему непутевому брату, лежал, глядя ему в глаза. Ясные чистые карие глаза мальчишки, который за свою короткую жизнь не хотел понимать, зачем существует на свете подлость и жестокость, эти глаза были широко раскрыты и смотрели на него. Денис смотрел в эти глаза и не мог понять этого выражения. Пашка не плакал, не просил о помощи, он смотрел с верой в то, что ничего не случилось, а если и случилось, то его друзья обязательно ему помогут, ведь они рядом, его лучшие друзья – Святой и Прист. Он умирал, но не знал этого. Умирая, он верил, что жизнь прекрасна.
Денис просто погладил Пашку по щеке, слушая короткий рассказ Прибылова.
– Когда вы начали стрелять, я ударил с фланга. Хорошо приложился, расстояние было метров 10—15. Но когда они гранатами нас закидали, грамотно так, меня то ли осколками, то ли взрывной волной, швырнуло вперед, через бревно. Лежал там оглушенный. Чувствую Пашка меня, как игрушку, за шиворот и за штаны поднимает и обратно забрасывает, а сам к пулемету. Я уже только прикрывал его же автоматом. Остальное он накосил.
– Много положили?
– Когда уходили, я прикинул – человек 10—12.
– Ого.
Разведчики уже подтянулись к своему командиру. У Пашки начались конвульсии. Пока только мелко покачивалась голова.
– Кто-нибудь знает, как кровь остановить? Не жгут же накладывать.
– Вроде надо как-то руку поднять и привязать – подал голос Тимофей.
– Как?
– Не знаю.
– Святой, рация в двух местах прострелена, – доложил Связь.
Денис встрепенулся и вскочил на ноги.
– Так, уходим! Иначе нас сейчас окружат и перехлопают. Патроны на исходе, гранаты тоже. У мен лично ни одной. Рации нет. Теперь, пока духи здесь, наши не пойдут этим путем, да и стрельбу слышали, попытаются обойти. У нас на руках два трехсотых. Серега, ты как?
– Я в норме. Маленький осколок, но рука работает, – ответил Шемяков.
– Уже легче. Гарик, что у вас с патронами?
– Почти полный комплект, я ж не стрелял – с моей позиции не видно никого было.
– Знаю. Нормально. Идите сзади, прикрываете. Серега – впереди. Мы со Связью берем Пашку. Прист рядом. Стрелять одиночными.
– А с рацией что делать?
– В смысле?
– Не тащить же ее с собой, убитую, а оставить духам – трофей.
– Ну, возьми Шахтера, пусть заминирует и оставит.
Святой прислушался к голосам, звучащим все громче и ближе. «Теперь понятно: их с полсотни, а то и больше. Мы здесь десятка два положили. Они не знают, сколько нас, но знают, что мало. Обязательно сейчас снова полезут. Надо уходить и быстро».
Связь сунул саперу в руку, последнюю оставшуюся у него Ф-1.
– На, заминируй!
– Ты чо? Как я ее заминирую?
Связь глянул на него презрительным взглядом, отобрал гранату, молча подошел к прислоненной к дереву радиостанции. Выдернул кольцо и придавил рычаг гранаты днищем рации. Аккуратно отпустил руки и отступил на шаг, потом присыпал нижнюю часть листвой.
– Учись, студент. Уходим!
– Тем временем Серега Шемяков подбежал к трупу того разгильдяя, который шел впереди и сунул под голову гранату так же без чеки. Святой это видел и не одобрял подобные выходки, но ничего не сказал, так как подобное варварство было придумано не ими, а очень давно.
Голоса звучали все громче, уже можно было разобрать отдельные рычащие слова. «Чичиков здорово мы разозлили, похоже, так просто уйти нам не дадут».
– Эй, Шахтер! Ты как себя чувствуешь?
– Нормально.
– Патроны есть?
– Все на месте. Я лежал, не стрелял, – признался он.
– Об этом потом. Ты дорогу обратно хорошо помнишь?
– Конечно, – оживился сапер.
– Давай, Тимоша. На тебя последняя надежда. Дуй со всех ног обратно. Поднимай тревогу. Веди подмогу нам на встречу.
– Да. Да! Я мигом! Я быстро!
– Ты хоть все понял?
– Да! Я сделаю! – прокричал он уже на ходу и умчался так быстро, что Денис засомневался, вернется ли он когда-либо.
Но делать нечего. Медленно тронулись в путь. Пашка уже признаков жизни не подавал. Тихо умер от потери крови. Голова его неестественно болталась. Тащить его было трудно. Обмякшее мертвое тело, то выскальзывало из рукавов гимнастерки, за которую пытались тащить его Николаев и Селиверстовым, то рвались пуговицы, то поясной ремень. Пытались поочередно нести его на плече. Но больше 20—30 метров, прошагать было невозможно.
Мучались пока Серега «Ёлка» не достал из своего бездонного мешка хорошую, крепкую веревку. Обмотали вокруг груди, завязали под мышками и волоком потащили, оставляя за собой две борозды на опавшей листве сначала от Пашкиных сапог, потом от голых его пяток.
Сзади слышались какие-то выстрелы. Затем раскатистым криком прокатилось по верхушкам деревьев: «Аллах Акбар!» Видимо вышли на место драки. Сейчас должны быть взрывы. Да. Два взрыва прозвучали с интервалом несколько секунд. И снова крики злобы и отчаяния.