Завещание фараона
Шрифт:
Агенор вернулся к Агниппе с известием, что да, это финикийский корабль. Недавно вышли из Афин и почти сразу обнаружили, что во время очистки днища оно было повреждено. Щель почти незаметна, и они рассчитывают ее наспех залатать тут, на берегу, прежде чем вернуться на починку в Пирей. Иначе потом придется воду из трюма выкачивать, а это дополнительные расходы, как-никак.
Агниппа невольно улыбнулась. «Расходы»… В этом все финикийцы!
Впрочем, капитан прав.
— Что ж… Тогда можем продолжать путь.
Она тронула узду своего скакуна.
Финикийское судно становилось все ближе… Вот уже нависло над головами, и тень его накрыла отряд.
Пронзительный свист стрел!
Агниппа едва успела оглянуться — чтобы заметить, как шею Агенора пронзили метким выстрелом. Захрипев, солдат рухнул с седла — как и его люди. Никто ничего даже не успел понять.
На лицо, зажимая рот, легла чья-то сильная ладонь, секунда — и вот царицу уже стащили с коня.
Кнопий!
Агниппа рванулась, как разъяренная пантера, и укусила руку державшего ее мерзавца. Он выпустил свою пленницу — и молодая женщина кинулась к своему коню.
Кто-то бросился ей наперерез…
Удар в живот!
В глазах потемнело…
В следующую секунду ее уже повалили на галечник, связывая руки и ноги, заткнули рот — и потащили на корабль.
Финикийцы действовали организованнее, быстрее и тише, чем египтяне. Во-первых, похищения людей были им привычны, а во-вторых, их не связывало никакое религиозное почтение к ее царской особе.
Агниппа, несмотря на путы, продолжала биться в руках своих похитителей, но ее быстро и почти бесшумно уволокли на корабль и бросили в трюм.
Следом на борт поспешно поднялся Кнопий.
Захрустел песок под днищем толкаемого на воду судна, потом у его бортов заплескались волны. Хлопнул парус, раскрываясь на мачте, мощные весла вспенили ударом темную поверхность моря — и стремительный финикийский корабль быстро полетел по волнам, устремившись своим острым носом в безбрежный простор. Он направлял свой бег к дельте могучего Нила…
Финикийцы, «дети ветра» — как они сами себя называли, — воистину были прекрасными мореходами, и уже через четыре часа высокий берег Эллады окончательно скрылся из виду.
[1] Гинекей — женская половина в домах древнегреческих аристократов.
[2] Гекатомба — жертвоприношение богам из ста быков.
[3] Эолия — тогдашнее название Фессалии.
[4] Метагейтеон — месяц древнегреческого календаря, соответствует второй половине августа — первой половине сентября. На момент событий романа — 2 сентября.
[5] Гиппеи — у древних греков воины-всадники. Считались элитными отрядами и состояли из представителей привилегированных классов.
Часть 3. Глава 18. В царство Аида
К чему рассказывать дальше? Мое сердце сжимается, а рука не поднимается писать. Если вам полюбилась Агниппа, лучше не читать эту главу, эту драматическую развязку первого тома. Но тебе, мой читатель, легче. Ты можешь пропустить этот момент, я же обязана пережить все вместе с моими героями. Идешь ли ты со мной, мой читатель? Будешь ли рядом со мной на этих страшных строках, которые вновь уведут нас к берегам Нила? С тобой, повествуя об этом, я буду не столь одинока… Итак, руку, читатель, руку! Продолжим наш рассказ!
Мы не сразу последуем за кораблем, похитившим Агниппу, а ненадолго еще останемся на берегах Аттики.
Почта в те времена ходила медленно, и спустя шесть дней после того, как греческая царица получила известие о скором конце войны, персы уже не выдержали натиска греческих фаланг и запросили мира — и теперь войска Эллады собирались возвращаться в свою страну, в свои города. Атрид, закончив в Сардах[1] переговоры с персами об их капитуляции, позвал Мена и сказал: «Мена, возьми коня и скачи в Эфес. Не ешь, не пей, не спи, загони коня, возьми другого, загони, возьми третьего, доберись до нашего флота, поднимись на лучший корабль и плыви в Афины. Плыви и в шторм, и в штиль, но только скажи моей милой Агниппе, что война кончилась, что я возвращаюсь, что я люблю ее, хочу увидеть сына, что я так стосковался по ним! Лети, Мена, как если бы у твоих коней росли крылья!»
И Мена скакал, летел, не ел, не отдыхал — и через пять часов, к вечеру, достиг Эфеса. А через два дня, когда закатное солнце окрасило море и беломраморный город прощальным золотом, его триера вошла в порт Афин.
Было шесть вечера. Миновало ровно семь дней после похищения Агниппы.
Советник остановил взмыленного коня у дворцового портика, спешился и прошел в главный зал. Старик был покрыт потом и пылью, но на лице его сияла улыбка. Сейчас он увидит свою названую дочь! Передаст ей слова Атрида, поболтает с ней о том о сем, поиграет с Ирихитом, о котором соскучился едва ли не больше, чем об Агниппе…
— Где царица? — спросил он у первой попавшейся ему навстречу рабыни.
Та всплеснула руками — и испуганно вытаращилась на него.
— О Мена! Боги! Царица… она…
Мена побледнел.
— Что?
Женщина опустила взгляд.
— Никто не знает, что с ней случилось. Мы все очень беспокоимся. Фелла так вообще места себе не находит.
— Ну?!
— Царица неделю назад выехала из Афин вместе с Кнопием, в сопровождении небольшого отряда гиппеев… и до сих пор не вернулась!
— Неделю назад?! И что начальник стражи… начальник порта… да что вы все делали тут?! Куда она собиралась, зачем?
— Я… я не знаю, господин мой! Говорят, Кнопий сообщил ей, будто в парасанге от города разбился корабль из Спарты… якобы на этом корабле плыл Менелай… я не знаю толком. Просто ведь и правда в ночь перед этим был шторм…
— А где Кнопий? — скрипнул зубами Мена.
— Так я же сказала, он поехал с царицей. И тоже пропал. Может, командир стражи знает…
— Ясно. — Мена устало потер лоб и опустился прямо на ступеньки лестницы. — Пошли за ним. Слышала? Немедленно ко мне командира стражи!