Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860

Баддели Джон Фредерик

В это же время 1200 русских под командованием генерала Гессе вместе с 1500 гурийцами атаковали и уничтожили большой отряд турок, занимавший укрепление в Лимани на берегу Черного моря к северу от Поти. Эта победа спасла Гурию от вторжения врага и памятна ролью, сыгранной самими гурийцами, которые столь недавно при осаде Поти сражались не на стороне русских, а против них.

Этот двойной успех русского оружия несколько облегчил столь тревожную для Паскевича ситуацию, но все равно оставил его один на один с самой серьезной ситуацией в Закавказье с 1812 года. Из заслуживающих доверия источников стало известно, что турки полным ходом готовятся к возобновлению весной военных действий [73] .

73

27 февраля Паскевич пишет Нессельроде, что турки собирают войско в 100 000 человек, что персы наладили контакты с сердаром в Эрзеруме, а потому ему срочно нужно подкрепление хотя бы из одной пехотной дивизии и т. д. Четырьмя днями ранее он писал: «С нынешней численностью войск в Закавказье абсолютно невозможно начинать новую войну против Персии… У меня недостаточно войска, даже чтобы вести действия против турок с уверенностью в успехе». А 30 марта он снова говорит о невозможности вести войну против Турции и Персии одновременно и заявляет, что в этом случае поднимется Дагестан и будет трудно по-настоящему закрепиться в Закавказье.

Силы, находившиеся в распоряжении русского главнокомандующего, были

не в состоянии эффективно вести действия против турецкой армии и одновременно держать под контролем воинственные племена собственно Кавказа. Тем не менее возобновление войны с Персией было уже неизбежно, а в довершение всего отзыв грузинской милиции (вполне разумный и естественный шаг) из-за пренебрежения национальной гордостью привел к массовым беспорядкам и угрожал не только конечным поражением в войне, но и вооруженным восстанием во всем Закавказье. Чтобы справиться с целым комплексом враждебных обстоятельств, требовался не только военный гений, которым Паскевич, как мы видим, в полной мере обладал, но и редкое сочетание мужества, такта и энергии. Не без удивления мы видим, что этот высокомерный солдат при необходимости проявил сдержанность настоящего дипломата и умеренность и твердость прирожденного руководителя [74] .

74

Его дипломатические качества уже проявились в Константинополе во время мирных переговоров.

В любое другое время столь вопиющее событие, как убийство Грибоедова, потребовало бы и неминуемо повлекло бы за собой примерное наказание. Русские двинулись бы на Тебриз, а далее на сам Тегеран. Однако теперь ничего подобного не могло даже и произойти, поскольку это серьезно осложнило бы предстоящую кампанию против Турции и поставило под угрозу не только приграничные провинции, но и саму Грузию. Тем не менее Паскевич подготовил все необходимое для подобного развития событий, зная, что война, которой он так стремился избежать, была на пороге, и только дипломатические усилия могли если не отвести беду, то, по крайней мере, отсрочить ее. Фетх-Али не торопился приносить извинения за произошедшее, и можно не сомневаться, что в это время Порта предпринимала отчаянные усилия, чтобы добиться союза с ним и хотя бы наполовину нейтрализовать силу России. К счастью, в Аббас-Мирзе Паскевич нашел человека, который лучше, чем его отец, понимал пагубность такого курса, означавшего гибель его самого, если уж не его страны. Его столица Тебриз была расположена вблизи русской границы; Азербайджан перешел во владение России, и, какого бы успеха он ни добился на первом этапе войны, собственный опыт подсказывал ему, что в конечном итоге Россия одержит победу и на него падет вся ее мощь. Однако положение его было чрезвычайно трудным и опасным, ведь противостояние с отцом и партией войны в Тегеране могло повлечь за собой для него лично не менее серьезные последствия, чем сотрудничество с ними. Находясь в столь щекотливой ситуации, он тайно обратился к Паскевичу за советом, и тот ответил на его устное обращение, переданное через доверенного армянина, письмом, составленным так, чтобы воздействовать на его личные страхи и амбиции, равно как и на его патриотические чувства. В письме Паскевич предложил единственный, на его взгляд, способ избежать войны, а именно: послать одного из братьев или сыновей Аббас-Мирзы в Петербург с миссией примирения. Аббас-Мирза согласился на это предложение, не дожидаясь одобрения шаха. Его решение было обусловлено опасной концентрацией русских войск на персидской границе. Однако переговоры заняли некоторое время, и лишь к концу апреля Хозрев-Мирза прибыл в Тифлис, и, только когда персидский принц был на пути в Петербург, Паскевич наконец-то смог сконцентрировать все свои усилия на турецкой кампании. К этому времени он уже умиротворил восставших грузин.

К этому времени враждебные действия возобновились. На этот раз курды совершили несколько разбойничьих рейдов на русскую территорию, но их изгнали, отобрав награбленное. Ахмет-бек и его аджарцы снова стали угрожать Ахалциху, где, в довершение всего, началась чума. И снова после труднейшего марша на помощь гарнизону пришел Бурцев. Приграничный район был теперь полностью разорен, а потому любое продвижение турецкой армии вперед потеряло какой бы то ни было практический смысл. Тем не менее инициатива оставалась в руках сераскира, поскольку Паскевич, столкнувшийся с описанными нами трудностями и опасностями, еще не был готов к активным действиям. Более того, теперь следовало пристально следить за ситуацией на персидской границе, ведь нельзя было полагаться на столь слабого и непредсказуемого правителя, как Фетх-Али. В результате пришлось внести серьезные коррективы в первоначальный план кампании. Главнокомандующий изначально планировал двинуться на врага с двух сторон – со стороны Карса и со стороны Баязета. Главной целью атаки был Эрзерум. Однако Баязет лежал вблизи от персидской границы и не мог служить базой для военных операций против Турции. Напротив, ситуация в Баязете требовала немедленного вмешательства. Впоследствии это одиноко стоящее укрепление было осаждено войсками паши Вана и выстояло только благодаря героическим действиям гарнизона под командованием генералов Попова и Панюхина.

К середине мая, когда переходы через горы и ущелья еще лежали под снегом, турки начали наступление сразу по нескольким направлениям. Армия под командованием Киаджи-бека подошла к Ардагану, однако, получив отпор от отряда Муравьева, отошла в непроходимые районы Аджарии и оттуда стала угрожать Ахалциху. Авангард главной армии турок под командованием Осман-паши перешел Саганлуг и обрушился на Ак-Булах, а то время как паша Вана двинулся на Баязет. Таким образом под угрозой оказались одновременно и фланги русской армии, и ее центр. Паскевич поспешил на фронт и 19 мая прибыл в Ахалкалаки. 12 дней спустя, приказав Муравьеву соединиться с Бурцевым, он отбыл в Каре в сопровождении драгун Нижегородского полка, нескольких казаков и двух с половиной батальонов пехоты. Через два дня он прибыл в Каре и соединил свое войско с дивизией генерала Панкратьева. 5 июля до него дошли сведения о поражении Киаджи-бека, нанесенном объединенными силами Муравьева и Бурцева под Дигуром.

Этот первый успех был достигнут в основном благодаря быстроте и энергии Бурцева. В тот момент этот командир находился в карательной экспедиции в Санджаке с небольшой частью своего отряда – тремя ротами Херсонского полка, 200 казаками и 4 пушками. Посланник Паскевича с приказом о соединении с войском Муравьева сумел передать его только с большим опозданием, которое могло оказаться роковым. Дело в том, что путь к отряду Бурцева был уже отрезан врагом. Однако Бурцев, моментально оценив серьезность ситуации, в которой мог оказаться Муравьев без ожидаемого подкрепления, отослал своих людей под командованием полковника Хофмана на помощь Муравьеву, а сам верхом бросился в Ахалцих, чтобы поднять свое остальное войско. Двинувшись в путь в полночь, Хофман дошел до Дигура в десять утра. Он увидел, что турки уже спустились с плато Почхоф, атаковал их, и атака турок была отбита. Вскоре подоспел Бурцев с двумя батальонами, и почти одновременно на юге показался авангард Муравьева. Турки отошли к своему лагерю, где на следующий день были атакованы и разбиты после ожесточенного сражения, в котором решающую роль сыграла мусульманская кавалерия, недавно организованная Паскевичем. Турки только убитыми потеряли 1200 из 15 000 человек, задействованных в сражении. Русские потеряли убитыми и ранеными только 8 офицеров и 60 рядовых. Турецкий лагерь со всеми боеприпасами и снаряжением попал в руки победителей, а среди бумаг главнокомандующего было найдено незаконченное письмо, начинающееся словами: «Когда я пишу эти строки, русские разбиты и спасаются бегством!»

Поскольку правое крыло русского войска выполнило свою задачу и пока что не было задействовано в сражении, Муравьев и Бурцев объединили свои силы с основной армией напротив Карса, и 13 июня Паскевич начал поход на Эрзерум во главе войска, насчитывающего 18 000 человек (12 340 штыков, 5785

кавалеристов, 70 пушек). При такой армии, хотя и уступающей по численности противнику, любой главнокомандующий уровня Паскевича вполне мог чувствовать себя уверенным в успехе сражения против храбрых, но недисциплинированных и не имевших хороших командиров турок. Тем не менее задача перед русскими стояла непростая, и любая ошибка могла стать роковой. Главная армия турок стояла у Хасан-Калы; авангард, состоявший из 20 000 человек под командованием Хагхи-паши, занимал хорошо укрепленную, практически неприступную позицию на северо-восточной оконечности Саганлугской гряды, контролирующей Меджингертскую дорогу, одну из двух дорог, соединяющих Каре с Хасан-Калой. Паскевич со своей обычной смелостью решил пойти по другой дороге, ведущей к Зевину, и зайти Хагхи в тыл. Таким образом, он отрезал бы ему дорогу к отступлению, но одновременно поставил бы свою армию в опасное положение между двух враждебных сил, каждая из которых превосходила его армию численностью. Паскевич ударил по Хагхи, штурмом взял его лагерь, уничтожил армию и повернулся лицом к персидскому султану. Благодаря обстоятельствам, предвидеть которые не мог никто, ход событий был изменен – но результат был тем же самым. Рискованная природа предприятия была очевидна, хотя реальная степень опасности стала ясна, только когда отступление без боя оказалось невозможным. Оставив лагерь 19 июня ближе к вечеру, Паскевич направил по Меджингертской дороге отряд Бурцева, чтобы замаскировать свои собственные передвижения, пошел по дороге на Зевин с основными силами и, пройдя расстояние в 26 миль (39 верст) по скалистым горам, местами покрытым лесом и снегом, сумел незамеченным подойти с тыла к лагерю турок, где к нему присоединился Бурцев. Русские без потерь перешли Саганлугские горы. Генерал Монтейт сравнил этот марш-бросок с переходом Суворова через Альпы. К своему великому удивлению, Хагхи утром обнаружил, что произошло, однако, зная, что сераскир приближается из Хасан-Калы с 30-тысячной армией, и считая собственную позицию неуязвимой, с мрачным удовольствием ожидал развязки того, что считал роковой ошибкой. Действительно, укрепленный лагерь Милли-Диуз оказался столь хорошо прикрыт тройной грядой заснеженных гор и глубоких каменистых ущелий, что Паскевич, имея своей конечной целью Эрзерум, не желал нести тяжелые потери, которые были неизбежны при штурме такой цитадели. Три дня (с 15 по 17 июня) были потрачены на тщательное изучение обстановки. За это время к лагерю был подтянут обоз с боеприпасами и амуницией. Тогда же было решено продолжить движение кружным путем на юго-восток, чтобы занять более выгодную позицию, хотя этот путь занял лишних 50 километров. Однако перед тем, как возобновился поход, случилось нечто, что обещало успех всей кампании. Была получена информация, что отряд противника численностью 1600 человек занял сильную позицию, контролирующую дорогу на Эрзерум. Чтобы выбить этот отряд с позиции, было послано достаточное число пехоты, кавалерии и артиллерии, а более крупный отряд отрезал врагу отступление к Милли-Диузу. Результатом стала полная победа русских, и опять важную роль сыграла недавно сформированная мусульманская кавалерия, которая сражалась со своими единоверцами столь яростно, что русские офицеры с трудом пытались спасти жизнь хоть кого-то из них. В связи с этим можно сказать только одно: если бы религия Аллаха сумела сформировать более тесные узы между ее приверженцами, то успех России на Кавказе был бы по меньшей мере поставлен под сомнение.

Более трехсот турецких пехотинцев были изрублены на куски; многие попали в плен; однако Осман-паша с большей частью кавалерии сумел ускользнуть.

Разведка, проведенная Муравьевым по дороге в Эрзерум, позволила сделать открытие чрезвычайной важности. Авангард русской колонны столкнулся с отрядом турецкой кавалерии; казачий сотник внезапно заметил белые палатки регулярной пехоты, а разведчик, посланный вперед с обещанием крупной награды, принес известие о том, что эти части являются авангардом армии сераскира.

В соответствии с полученными приказаниями Муравьев вернулся в лагерь.

На следующий день, 18 июня, Паскевич продолжил марш на Эрзерум. Последние три дня он по утрам поднимался на высоты, смотрящие на лагерь Хагхи. Чтобы скрыть свое круговое движение, он повторял один и тот же маневр: в нем было задействовано 6 батальонов пехоты, казачья бригада и 20 пушек под командованием генерала Панкратьева. В то же время меньший по размерам отряд был выслан вперед, чтобы замаскировать фронт приближающейся армии. Когда, ближе к полудню, армия наконец пришла в движение, Паскевич, повернувшись к своей свите, воскликнул: «Теперь моя армия подобна маленькому кораблю: я обрубил канат и двигаюсь в открытое море, не оставляя себе шанса на возвращение». Из-за узости и опасности дороги в тот день было пройдено лишь 10 верст, и ближе к ночи Панкратьев, выполнив свою задачу, присоединился к основной армии в качестве арьергарда, а отряд Муравьева стал авангардом. Когда русская армия двинулась по Ханской долине, утром 19 июня она столкнулась с вражескими пикетами, и стало ясно, что битвы избежать не удастся. Нужна была информация о составе и количестве неприятельского войска, которое даже теперь Паскевич считал частью армии Хагхи. Кстати, прямо напротив него стоял сам сераскир с 12-тысячным войском, и не успела колонна Муравьева спуститься в долину и образовать фронт, как турецкая кавалерия бросилась в атаку. Действия русской пехоты и артиллерии охладили пыл нападавших, бой превратился в дуэль артиллерийских расчетов. Однако на левом фланге Бурцев, располагавший только Херсонским полком и 12 пушками, не имевший подкрепления и резервов, был вынужден отражать натиск превосходящего численностью врага – от 5000 до 6000 кавалерии – из лагеря в Милли-Диузе при поддержке такого же количества из основной турецкой армии. На какой-то момент Паскевич и его свита буквально затаили дыхание. Казалось невозможным, что русские смогут выжить под таким натиском, однако, когда дым пушек рассеялся, все увидели, что маленький отряд Бурцева жив и невредим, а турецкая кавалерия – далеко. Паскевич воспользовался моментом, чтобы начать решающую атаку на центр вражеского войска, расположенного напротив левого фланга русских за рекой Загхин-Кала-Су. Маневр был успешным; турецкий центр был сломлен, левый фланг отрезан от центра и отброшен к горам. Турки в беспорядке бежали к деревне Каинли под прикрытием собственных резервных отрядов. Тем временем правое крыло вместе с кавалерией Хагхи совершили еще одну отчаянную попытку опрокинуть Бурцева. И опять русское каре держалось стойко, но туркам удалось зайти русским в тыл. Они как раз разгромили обоз с продовольствием и амуницией, когда на помощь русским пришла подмога в виде двух казачьих полков, посланных Панкратьевым. Почти одновременно подошло и подкрепление под командованием барона Остен-Сакена, и враг, которому теперь угрожали с двух сторон, бежал.

Казалось, битва подошла к концу. Поскольку было уже 5 часов, отдали приказ разбить лагерь на берегах Каинли-Чая, однако пришедшие новости сразу же изменили положение вещей. Стало известно, что турецкий главнокомандующий вовсе не имел намерения давать сражение в тот день. Информированный не лучше своего противника, он понятия не имел, что русское войско, вклинившееся между ним и Хагхи-пашой, и была вся армия Паскевича. От Милли-Диуза он отозвал только кавалерию, а основная часть его войска – 18 000 человек – только приближалась к Зевину. Он окапывался на покрытых лесом горах, чтобы дождаться подхода остальной армии, и намеревался дать решающее сражение на следующий день. Именно этого и хотел избежать Паскевич; объединенное турецкое войско численно превосходило его собственное в три раза. В таких условиях даже победа могла обойтись столь дорого, что это поставило бы под угрозу (если вообще не сорвало бы) его поход на Эрзерум и дальше. Момент был критический: время терять было нельзя. Было решено предпринять ночную атаку на турецкий лагерь. К 7 часам вечера диспозиция была готова; враг, не ожидавший ничего подобного и атакованный с центра и с флангов, не оказал сопротивления и в панике бежал, преследуемый русской кавалерией. Возле Зевина было сконцентрировано войско в 2000 человек, которое не принимало участия в сражении, однако появление разбитых отрядов и рассказы о численности и мощи русских посеяли среди воинов панику, и они тоже поспешно стали отступать. Так, совершенно неожиданно, 19 июня турецкая армия была разбита наголову; теперь ключи от Милли-Диуза находились в руках русских, а Хагхи и его армия были обречены.