Завтрашний ветер
Шрифт:
о войне и нищете, ибо война — это моральная нище-
та человечества. В Севастополе под ядрами, разве-
явшими романтический ореол вокруг войны, Толстой
сказал людям, как укоряющий учитель детям: «Вой-
на не любезность, а самое гадкое дело в жизни: на-
до понимать это, а не играть в войну». Неистовый
Гладстон гневно швырнул в лицо апологетов войны:
«Милитаризм есть проклятие цивилизации». Ненави-
дел войну Гоббс, но
дей уничтожить войну: «Человечество — это волчья
порода, всегда готовая растерзать друг друга». Спен-
сер, наоборот, видел возможность уничтожения войны
в нравственном совершенствовании людей: «Сама
идея, что всякие преобразования могут и должны со-
вершаться лишь мирным путем, предполагает высо-
конравственное чувство».
Семьдесят лет, прошедшие с года выпуска этой
книги, сделали войну гораздо страшнее. Но именно
эти семьдесят лет, включающие в себя опыт двух ми-
ровых войн, опыт Карибского кризиса, корейской и
вьетнамской войн, напряжения на Ближнем Востоке,
опасных инцидентов на советско-китайской границе,
именно эти годы, как никакие другие, укрепили идею
п"того уничтожения войны. Порой кажется даже, что
гама атомная бомба, ужаснувшись самой себя, если
бы, конечно, у нее были разум и совесть, покончи-
ла бы жизнь самоубийством. Хельсинкские соглаше-
ния показывают невиданное доселе единодушие самых
разных стран с самыми разными политическими сис-
темами в отношении к кардинальному вопросу об уни-
чтожении войны. Если человек создал войну, он ее
может и уничтожить. Но бомбы уничтожить нетрудно-
трудней уничтожить то, что порождает войну. Недо-
верие—мать войны. В давние времена захватниче-
ство порой носило откровенно варварский характер,
не прикрываясь политикой. Теперь политика стала
хозяйкой мира, а война лишь ее орудие. Ко всем
расизмам вдобавок образовался новый: политический
расизм.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ РАСИЗМ
Начало политического расизма следует искать в ра-
сизме религиозном. Распятие Христа книжниками и
фарисеями было одним из первых проявлений рели-
гиозного расизма, хотя, конечно, не самым первым.
Когда львы раздирали своими когтями христиан в
Колизее, это была попытка разваливающейся импе-
рии разодрать в клочья новую утверждавшуюся идею.
Могли ли знать христианские мученики, что их идея
будет затем растлена другими фарисеями — с крес-
том в одной руке
прерывно распинаем палачами, которые только назы-
вали себя христианами. Крестовые походы, охота за
ведьмами, костры инквизиции, бесконечные религи-
озные войны — долгая, растянутая на столетия
Варфоломеевская ночь средневековья. Затем ду-
ховное средневековье опустилось на Германию Вар-
фоломеевской ночью фашизма. Фашизм был соедине-
нием расизма в первом смысле этого слова и расиз-
ма политического. Что же мы видим сегодня? Расизм
в его первом смысле все еще остается живучим — то
мы видим сионизм, то антисемитизм, то белые прези-
рают черных за то, что они черные, то черные не
доверяют белым только потому, что они белые. Ра-
сизм религиозный тоже еше жив, и хотя и на протес-
тантов и католиков одинаково распространяется за-
поведь «Не убий!», протестанты все еще убивают
католиков и католики—протестантов. Но самое страш-
ное — это все-таки политический расизм, когда неже-
лание позволить другому человеку иметь свою собст-
венную политическую точку зрения на общество пере-
ходит в ненависть, порой даже большую, чем к цвету
кожи или вероисповеданию. Политический расизм
сразу проявился и в западном антикоммунизме, когда
четырнадцать держав пытались еще в пеленках заду-
шить наше молодое социалистическое государство.
Великий русский поэт Есенин, который никогда не
был членом большевистской партии, сразу почувство-
вал этот политический расизм на себе, приехав в два-
дцатых годах с Айседорой Дункан в США: «Оказы-
вается, Вашингтон получил о нас сведения, что мы
едем как большевистские агитаторы. Могут послать
обратно, но могут и посадить. Взяли с нас подписку
не петь «Интернационал». Другой великий поэт —
Маяковский, предъявляя в Европе свой красный пас-
порт полицейскому чиновнику, увидел, что тот берет
этот паспорт «как ежа, как бритву обоюдоострую».
Призывая к открытию второго фронта, Чарлз Чап-
лин сказал на митинге в Сан-Франциско в 1941 году:
«Я не коммунист, я просто человек и думаю, что мне
понятна реакция любого другого человека. Комму-
нисты такие же люди, как мы. Если они теряют ру-
ку и ногу, то страдают так же, как и мы, и умира-
ют они точно так же, как мы. Мать коммуниста та-