Завтрашний ветер

Евтушенко Евгений Александрович

ряемся, что ужасаемся, а сами, напротив, смакуем

зрелище как любители ощущений сильных, эксцент-

рических, шевелящих нашу цинически-ленивую празд-

ность, или наконец, как малые дети, отмахиваем от

себя руками страшные призраки и прячем голову

в подушку, пока пройдет страшное видение, чтобы по-

том забыть его в нашем веселии и играх».

Однажды поэт Борис Слуцкий сказал мне, что

все человечество

он делит на три категории: на тех,

кто прочел «Братьев Карамазовых», на тех, кто еще

не прочел, и на тех, кто никогда не прочтет. Я заметил

ему, что, к сожалению, самая многочисленная кате-

гория— это те, кто видел «Братьев Карамазовых» по

телевидению. Люди только думают, что они смотрят

телевизоры. На самом деле телевизоры смотрят лю-

дей. Включенный экран — это недремлющее око на-

блюдения, о котором писал когда-то Джордж Оруэлл.

Страшновато, когда создается иллюзия присутствия

везде, хотя ты нигде: когда ты можешь спокойно же-

вать сосиски с капустой и игриво поглаживать вы-

пуклости супруги, в то время когда на экране Отелло

душит Дездемону или каратели в Родезии расстре-

ливают людей. Настоящий экран в мир — это вели-

кая книга, потому что книгу нельзя включить или

выключить, хотя иногда пытаются это делать, но та-

кие попытки обречены, ибо великая книга включает-

ся навсегда.

Создавать великие книги мучительно, и мучитель-

но их читать, потому только великая боль — мать ве-

ликой литературы. Но дай бог, чтобы страдания лю-

дям причиняло только искусство! Ингмар Бергман го-

ворил о том, что когда мы решим все то, что сейчас

кажется нам проблемами, тогда-то и появятся насто-

ящие проблемы. Но до этого, к сожалению, далеко.

Страдания, которые причиняют людям искусство или

любовь, относятся к страданиям необходимым, кото-

рые и делают человека человеком. Но мы еще живем

в мире страданий ненужных, отвратительно унижаю-

щих человеческое достоинство, в мире страданий, на-

вязываемых нам любыми формами насилия, включая

его зловещую кровавую концентрацию — войну. Су-

ществует выражение, что даже плохой мир лучше

войны. Оно иногда подвергается сомнениям. Да, луч-

ше, потому что люди все-таки не убивают друг друга

пулями, бомбами, не сжигают мирных деревень напал-

мом, не давят танками, но я не согласен с тем, чтобы

мир этот оставался на неопределенное время плохим,

ибо при плохом мире тоже идет война, только дру-

гими, более изощренными,

ханжескими средствами,

потому что лживая пропаганда — это война, потому

ЧТО социальное равнодушие — это война, потому что

предательство интересов собственных народов и экс-

Плуатация их — это война, потому что циничное по-

.1111иканство — это война, потому что террор страхом

потерять работу — это война, потому что бюрократы

в штатском, насквозь милитаристские по своей при-

роде,— это война, потому что расизм—это война,

потому что все виды шовинизма, включая сионизм и

антисемитизм,— это война.

Беспринципный мир — это война, притворяющая-

ся миром. Можно и не объявлять войну другим на-

родам, не пересекать границ других государств, но

ежедневно быть в состоянии агрессии против собст-

венного народа, насильственно пересекая границы со-

вести. Но каждый народ — это часть всего человечест-

ва, и агрессия против собственного народа — это аг-

рессия против всего человечества.

Человечество не должно опускаться до морали

мафий, договорившихся не пускать в ход только

одно какое-то определенное оружие, оставляя за собой

право ножей клеветы и недоверия. Нам нужно не та-

кое кажущееся перемирие, а вечный принципиальный

мир — в этом воля всех народов. И такой принцип,

который мог бы объединить человечество, есть. Этот

принцип — сам человек. Нет вероисповедания выше,

чем человек, нет политического убеждения выше, чем

человек, нет, государства выше, чем человек. Каж-

дый человек — это сверхдержава. Мы, писатели ми-

ра, послы этой сверхдержавы — человека. Я не со-

гласен с тем, что мы должны говорить друг другу толь-

ко комплименты о наших обществах,— все общества

в той или иной степени несовершенны, как несовер-

шенна сама человеческая психология. Никто из нас

не живет в раю, и если он и есть на том свете, то ни-

кто оттуда еще не возвращался на землю и не ин-

формировал нас о своих радужных впечатлениях. Но,

говоря даже суровую правду друг другу, мы должны

делать это как коллеги-врачи, склонившиеся во имя

спасения нашего общего человечества над его изра-

ненным телом, должны проявлять такт, чтобы не по-

мочь ни единым своим словом тем, кто так изранил

и ежедневно ранит человечество. Даже правда, ска-

занная со злорадством,— это уже неправда. Полити-