Завтрашний ветер
Шрифт:
моя воля, я бы посылал каждого достигшего совер-
шеннолетня гражданина Земли в хиросимский му-
зей. Учить миру надо памятью об ужасах войны.
А если эта память слабеет, небесполезно вспомнить
слова квакера Томаса Пейна одного из первых борцов
за американскую демократию: «Когда опыт прошлого
нам не помогает, мы должны вновь обращаться за
знаниями к первопричинам и рассуждать так, как
будто мы — первые мыслящие люди». В книге
вов хиросимского музея много записей, сделанных
американцами. Чаще повторяется: «Никогда боль-
ше!» Но реальность такова, что, по подсчетам Сток-
гольмского международного института по изучению
проблемы мира, мировой запас ядерного оружия всех
Категорий епц- в 1973 году составлял около 50 тыс.
мегатонн, т, е< приблизительно в 2,5 миллиона раз
больше мощности бомбы, сброшенной на Хиросиму!
Где го недавно я читал, что запасы ядерного ору-
жия таковы, что можно каждого человека на Земле
уничтожить 150 раз. Если даже в этой цифре есть пре-
увеличение, это мало радует. Что же произойдет с на-
ми всеми, если историей движут те самые драматурги-
ческие законы, когда, согласно Чехову, ружье, висящее
на стене в первом акте, должно выстрелить хотя бы в
третьем? Ядерная «сверхдержавность» СССР и США
может оказаться временной. Взрывы атомных испы-
таний доносятся и из других стран. На кого-то, мо-
жет быть, слишком раздражающе влияет чья-то
атомная «сверхдержавность» — им самим хочется вы-
биться в сверхдержавы любой ценой. Проклятое
стремление к превосходству над другими людьми,
которое подменяет стремление к собственному нрав-
ственному совершенству! Но нет, никакая военная
мощь не может помочь стать человеку сверхчелове-
ком, а державе — сверхдержавой. Нет сверхдержавы
выше человека. Сверхдержава — это сам человек.
Уничтожение войны не может быть делом только так
называемых сверхдержав. Уничтожение войны дол-
жно быть делом единственной сверхдержавы — само-
го человека. И если человек осознает свою духовную
силу, то тогда, может быть, и сбудется пророчество
Эдисона: «Наступит день, когда наука породит ма-
шину, как силу, столь страшную, столь беспредельно
ужасающую, что даже человек — воинствующее су-
щество, обрушивающее мучения и смерть на других,
с риском принять это мучение самому, — содрогнет-
ся от страха и навсегда откажется от войны».
ВОЙНА — ЭТО АНТИКУЛЬТУРА
Впечатления участника Парижского форума мира
1
Париж — перекресток
исторически сложилось, что мысли французских воль-
нодумцев пересекли океан под шляпами с просолен-
ными Атлантикой перьями, контрабандно завезли
через невольничьи рынки Нового Орлеана в Америку
дрожжи будущей революции. Не эти ли самые дрож-
жи были сокрыты под душистым нюхательным таба-
ком Вольтера, и не на их ли крупицах, вроде бы по
рассеянности роняемых на паркеты петербургских
салонов, забражживала декабристская жженка?
Франции повезло, что она не успела привыкнуть
быть империей, и поэтому потеря молниеносных на-
полеоновских завоеваний не была для нее столь бо-
лезненной, как для Британской империи, которой все
доставалось гораздо медленнее, натужней. Но отда-
I,, впрочем, присвоенные впоследствии территории
И фрянции не было приятно. Франция постепенно
и | I 1.1 остатки былых колоний, напоминающие если
н< .» мировом господстве, то хотя бы о его попытке.
Им I нам, Алжир. Президент Сенегала Леопольд Се-
ли р Сенгор, наверно, благодарный Франции за куль-
руру, которую она ему подарила, на прекрасном
французском пишет стихи, утверждающие отнюдь не
наполеоновские идеи, а идею негритюда. Гоген, по-
павший на Таити, оказался не экспортером, а им-
портером красоты.
Если поражение имперских претензий спасает на-
цию, хотя и унижает слишком чувствительное наци-
ональное самолюбие, то есть поражения, которые
унизительны без всякой одновременной спасительно-
сти. Такими были поражения двух французских ре-
волюций, переваренных вместе с древками их знамен
всепожирающим чревом буржуазии, а затем практи-
ческая сдача страны, без всякого Роландова рога,
зовущего к борьбе, голубоглазым зигфридам с за-
катанными рукавами. Французское Сопротивление
было моральным искуплением этой сдачи. Не слу-
чайно в Сопротивлении воскресла французская граж-
данская поэзия...
За послевоенной порой с ее духовной и экономи-
ческой мерцательной аритмией последовал спазм
мая 1968 года с его полуопереточными баррикадами.
По господа бонасье излишне поспешили испугаться
за витрины своих магазинов. Тени Кон-Бендита и
его соратников растворились в плазме ежедневно-
сти, как бледные копии трагических теней Робеспье-
ра, Дсмулена, Дантона, чьи имена сейчас стали