Здесь, на краю земли
Шрифт:
— Что ты как баба, ей-Богу, — оборвал я. — Веди, я сказал.
Он осторожно взял меня за локоть.
Замку не нужен был приказ, вспомнил я, он же мысли мои читает, ему все мои желания известны лучше, чем мне самому. Не нужно было слов, достаточно было моей ненависти, чтобы выжечь все до горизонта. Но и мне при этом досталось, стало быть ненависть — палка о двух концах. От деревень моих, конечно, ничего не осталось, я этого не хотел, клянусь… Скажи спасибо, князь, что сам в живых остался. При таком-то мудром и справедливом замке…
Я спотыкался. Перегрин крепче сжимал мой локоть и негромко предупреждал: «Ступеньки… Последняя… Теперь
Я споткнулся снова, и, ощущая неприятную пустоту внутри, громко сказал: — Не может быть, что у меня это навсегда. Скажи, малыш?
— Ступеньки, — ответил Перегрин. — Конечно, не навсегда.
Резкий ветер хлестнул меня по лицу. Мы были на башне. Перегрин безмолвно отпустил мой локоть.
— Ну? — Я почувствовал в ветре привкус дыма, и губы мои странно, незнакомо дернулись в усмешке. Помолчав, Перегрин произнес чуть в отдалении: — Вижу костры. Костры вокруг холма. Возле некоторых костров люди. Палатки стоят. Дождь собирается.
— Что? Что ты сказал?
— Дождь собирается, — мягко повторил он. — Давайте, я отведу вас вниз. Вы ляжете спать, а когда проснетесь, все будет хорошо.
Я все еще ничего не понимал, но вдруг в короткой тишине между порывами ветра издалека донесся хохот, дружный, громовой, какой раздается всегда по окончании хорошо рассказанной солдатской байки. Потом все снова заглушил ветер, я остолбенел, а Перегрин произнес уверенно:
— Все будет хорошо, вот увидите. Завтра.
— Гаденыш, — глухо произнес я и, вытянув вперед руки, двинулся на голос. — Щенок, предатель, на костер тебя!
Только бы коснуться его, подумал я, а там уж вцеплюсь мертвой хваткой и не отпущу, пока не хрустнет тощая цыплячья шея. Торопливый, срывающийся голос Перегрина звучал то справа, то слева, то позади меня. «В жмурки? Изволь…» — бормотал я, поворачиваясь за ним.
— Замок никогда не пустит в ход свою силу, если на то нет причины. Я говорил вам об этом, всегда говорил! Почему-то вы подумали, что замок — нечто вроде человека, вроде слуги. Но он не слуга вам и не человек, с ним нужно быть осторожнее, нужно знать его законы, я и об этом вам говорил, но ведь вы никогда меня не слушали! Осторожно! Да стойте вы, свалитесь сейчас! Прямо перед вами лестница вниз.
Я остановился и что есть силы крикнул:
— Эй, ко мне! Хач, парни! Ко мне, все!
Перегрин замолчал.
— Не вздумай удирать. Поймают — хуже будет, — сказал я и, услышав на лестнице топот ног, крикнул:
— Взять!
— Кого? — послышался голос Хача.
— Меня, — отозвался Перегрин. — И помогите господину, он ослеп. — Чего? — недоуменно переспросил Хач.
— Мальчишку в подвал, — приказал я. — Не выпускать ни под каким видом. Завтра скажу, что с ним делать дальше.
Хач раздумывал.
— Ты понял, дубина? — спросил я сквозь зубы.
— Ага, — ответил он странным голосом. — А и правда… Что тут с вами случилось, малыш?
— Замок улыбнулся, — ответил Перегрин. — Отведите господина вниз, пожалуйста.
Кто-то неуверенно взял меня за плечо. Я вырвался и заорал:
— Все прочь отсюда! Делайте, что я приказал!
Перегрин проскользнул мимо меня.
— Как же вы мне надоели, — сказал он устало.
Лицо его наверняка опять было старым и пугающим, но мне теперь было все равно.
— Врежь ему, Хач, — сказал я. — Я бы сам, да боюсь не рассчитать силу. Не хотелось бы убивать его так быстро.
— Ага, — ответил Хач растерянно.
Потом я услышал, как внизу, на лестнице Перегрина наперебой спрашивают, что случилось, и он отвечает, что к утру все непременно будет хорошо. Голоса стихли, и я остался один.
«Теперь только ждать штурма,» — подумал я, хорошо понимая, что штурма может и не быть. Произнеси кто-нибудь в королевском войске «Черный Храм!», и войско как ветром сдует. Нет ничего позорного в отступлении перед колдовскими силами, это каждый знает. Даугтер, правда, не слишком напоминает Черный Храм, каким я его знаю по рассказам, но чем черт не шутит… Граф говорил про какие-то семь признаков. Может быть, врал… Даугтер выглядит слишком легкой добычей, это может их насторожить… Перегрин сказал — все будет хорошо, вот что скверно… Нет, не может этого быть. Ты ведь знаешь, чего я хочу, Даугтер. Не может быть, чтобы ты не хотел того же, ведь мы одно целое с тобой. Ты ведь ждал, Даугтер, ты ждал меня. Дремлющий невидимый сгусток силы, ты был терпелив. Века шли, мастера проходили мимо, и одному из них ты, наконец, позволил себя увидеть, потому что я, наконец, появился здесь, рядом с тобой. Я был нужен тебе так же, как ты нужен мне сейчас, Даугтер. Без меня ты — странное гиблое место, не более того. А я без тебя… Ты сам знаешь, ты все должен знать обо мне. Давай же договоримся, не может быть, чтобы мы не смогли договориться, Даугтер. Пусть я навсегда останусь слепым. Пусть даже не стану королем. Ты сильнее Черного Храма, сильнее и коварнее, Даугтер. Ты можешь уничтожить меня вместе с ними, я знаю это, и я готов, если нельзя иначе. Только позволь им завтра начать штурм и сделай, что должно!
Ветер косо швырял крупные тяжелые капли. «Даугтер. Даугтер,» — безмолвно повторял я в нараставшем шелесте дождя.
— Это… Господин, — услышал я вдруг голос Фиделина. — Так и будете тут?
— Убирайся, — ответил я. — Мне надо побыть одному.
— Можно побыть и где посуше. Малыш просил вас отсюда увести.
— Убирайся, сказал!
— Щас, — проворчал Фиделин, и что-то плотное и тяжелое накрыло меня с головой. На ощупь это оказался кожаный плащ, подозрительно похожий на один из тех, что я строго приказал закопать вместе с убитыми посланниками. — Ты что же это на меня напяливаешь, скотина ты горбатая? — вскинулся я.
— Плащ, — ответил Фиделин с вызовом. — Хороший, дорогой и, между прочим, совсем новый. Если б я его тогда не припрятал, мокнуть бы вам сейчас, как последнему бродяге. Не с нашим теперешним достатком такими вещами швыряться. Вот будете императором, тогда и швыряйтесь, хоть горностаевыми мантиями, а пока…
Я наугад ткнул кулаком. У Фиделина лязгнули зубы, и он замолчал. Однако плащ посланника я сбрасывать не стал. В нем действительно было хорошо. — Малыш просил передать, чтоб вы не убивались тут, — гораздо почтительнее сказал Фиделин.
— Ты еще здесь?
— Нету меня. Если что, зовите, я тут на лестнице буду.
Время шло, и мне казалось, что давно уже должен наступить рассвет. Дождь прекратился, кругом царило безмолвие и безветрие.
— Даугтер… — прошептал я, и в ответ будто длинный вздох донесся из недр башни. И тут же вдалеке раздался одинокий вопль, такой жуткий, что у меня мороз прошел по спине. Через мгновение кричало уже несколько голосов, и к ним присоединялись все новые и новые.