Здесь, на краю земли

Сова Наталия

— Ой, — сказал Перегрин.

У подножия нашего холма колонна разделилась надвое и начала неторопливо огибать холм, заключая его в кольцо. Теперь можно было рассмотреть и тусклые запыленные доспехи, и мерно колыхавшиеся цветные перья на шлемах, и самое главное — боевые штандарты с гербами. Слева над войском реяло огромное королевское знамя — «то, что ярче солнца». Танцующий дракон на золотом поле. Уж не знаю, чем оно было расшито, но сияло очень впечатляюще. За ним двигалось много других знамен, поменьше и пониже. Они выныривали одно за другим из пыльного облака и распределялись направо

и налево — разноцветные орлы, львы, единороги, птицы, медведи и прочая живность. Я узнал герб Эрри из Гарнта, Ангелиничей из Флангера, потом увидел клетчатое знамя Ташма Вильского и это меня неприятно удивило — я рассчитывл, что Ташм будет в числе моих друзей. Проплыл в клубах пыли леопард Рыжего и — надо же! — семь переплетенных змей, наш фамильный герб. Пожаловал кто-то из моих драгоценных братьев. А может быть, сразу оба.

Наверное, так в свое время выглядела Объединенная Армия, осадившая Черный Храм: надменные северяне, произносяшие не более трех слов подряд, закованные в латы с ног до головы и восседающие на великолепных долгогривых тяжеловозах; южане из Флангера, быстроглазые, белозубые, вертлявые, со своими знаменитыми легкими мечами; блестящие антарские рыцари, сплошь певцы и поэты, чья отвага в бою превосходит воображение; свирепые парни с холмов, вооруженные топорами и, наконец, неподражаемые нэдльские лучники. Они шли как на большом параде вассалов, который король устраивал ежегодно на празднике Середины Лета — слишком уж нарядным было войско, и за версту несло от этого войска беспечностью.

Когда кольцо вокруг холма сомкнулось, колонна, подходившая по дороге, разделилась еще раз и начала образовывать второе кольцо.

— Красиво, черт возьми! — сказал я.

— Сколько же их… — пробормотал Перегрин.

— Да всего-то тысяч пять, — ответил я. — Самое большее — пять с половиной. Но ты посмотри на гербы! Какой комплект!

Я представил себе короля Йорума с его бледной усмешкой, рысьи глаза Рыжего и гнусные рожи драгоценных братьев. Как давно, оказывается, я их не видел, и сколько во мне за это время накопилось ненависти…

Перегрин молчал. Напал на него какой-то столбняк. Он стоял, обхватив себя за плечи, и не сводил глаз с королевского войска.

— Неужто боишься? — спросил я.

— Да.

Я улыбнулся было, но тут же понял, что боится он не за нас. Он боится за них. И в который раз показалось мне, что он намного меня старше; и, как всегда в таких случаях, мне стало нехорошо.

Выручил Фиделин, пришедший объявить, что обед готов.

— Спасибо, я не хочу есть, — ответил Перегрин.

— А зря, — сказал я.

— Поел бы, — убежденно сказал Фиделин. — А то ты что-то бледный очень.

— Спасибо, нет, — ответил непреклонный Перегрин, и мы оставили его в покое.

В разгар обеда — я как раз покончил с супом и собирался заняться жареными цыплятами — Флум доложил, что прибыли парламентеры, числом три. Причем один из них, граф Дарга, утверждает, что знаком со мною лично.

— Граф Дарга? Впервые слышу. Веди их сюда… Хотя, постой, — мне пришло в голову, что это наглец Мордашка посмел явиться сюда во второй раз. — Я сам сейчас спущусь.

Но то был не Алек-Мордашка. Первым во двор вошел низенький,

шумно отдувавшийся человек в латах, и я с удивлением узнал свекольный нос и неопрятную седую бороду бывшего ссыльного графа, моего в Даугтере предшественника. Сопровождали его два рослых воина с неподвижными глазами и чудовищными шеями. Один из них нес личный штандарт графа, другой — небольших размеров белый флаг на длинном древке. Все трое были без оружия.

— Приветствую вас, молодой человек, — граф отсалютовал перчаткой, неловко придерживая под мышкой шлем с роскошным плюмажем. — Вы неплохо тут все устроили, очень неплохо.

Я ответил, что рад видеть его в добром здравии. Он поблагодарил, заметив между прочим, что здоровье его не так уж хорошо — возраст и все такое… Я выразил надежду, что граф окажет мне честь и согласится если не отобедать, то хотя бы выпить со мной. Услышав слово «выпить», граф Дарга заметно оживился и, произнеся «охотно, охотно», заковылял рядом со мной во внутренние покои. Два его истукана неслышно двинулись следом, но граф буркнул через плечо: «Здесь!» и те послушно застыли.

То, что граф прибыл один, было довольно странно. Насколько я знал обычаи, переговоры должны были вести пять не то семь лучших рыцарей королевства. На мой вопрос граф тихонько засмеялся и ответил:

— Считайте, что я лучший из лучших. Признаться, мне было страшновато идти сюда. Всем известно, как вы обошлись с королевскими посланниками. Я ответил, что здесь действительно побывал какой-то юный выскочка, по виду смахивавший на посланника, но вел он себя так, что пришлось преподать ему урок хороших манер. Другое дело — граф Дарга, истинный аристократ древнего рода и мой давний знакомый…

Он расплылся в улыбке. Конечно, сказал он мне, посланник наверняка перестарался, не учел, что князь обладает истинно княжеским чувством собственного достоинства.

— Но как бы там ни было, своим неслыханным поступком вы поставили себя вне всех и всяческих законов. Будь у вас простой, обыкновенный замок, я бы вам не позавидовал, — он подчеркнул слова «простой, обыкновенный», зорко следя за выражением моего лица.

Я старательно изобразил вежливое удивление и широким жестом пригласил графа к столу. Усевшись, он пристроил свой шлем между тарелок и с неудовольствием поглядел на Фиделина, наливавшего ему вино, и Хача, стоявшего у дверей. — Я полагаю, — сказал он, — лучше нам побеседовать без… э-э… Я кивнул, и мы остались одни.

Мы выпили за встречу и за всеобщее здоровье. Граф крякнул и набросился на жареного цыпленка, будто не ел дня три.

— Так вас, значит, простили, граф? — полуутвердительно сказал я. — М-м, — ответил он, жуя, и протестующе помахал цыплячьей косточкой. — Прощают тех, кто провинился. А я, заметьте, абсолютно невиновен. При королевском дворе никогда не было недостатка в подлых клеветниках. Но разобрались, как ни странно. Поздновато, конечно, но все же…

И он разразился длиннейшим рассказом о том, как король разбирался в его деле, как изворачивались подлые клеветники и как все хорошо кончилось. До такой степени хорошо, что граф Дарга сейчас отнюдь не последний человек в государстве и, можно сказать, даже любимец его величества.