Зелёная земля
Шрифт:
Небо в сердце и небо на шляпе,
и ещё одно небо – во рту.
И разверзлись небесные хляби,
и обрушили вниз высоту.
И не стало совсем уже света
над прибежищем нашим Земля -
Безделушка, Игрушка, Комета
или Палуба Корабля.
И владели судьбой как хотели
все стихии, сцепившись в клубок, -
дни летели без смысла и цели,
и бездействовал Бог…
Вечерело, штормило, знобило,
волочило кормой по песку,
а потом ненароком прибило
наконец к одному островку,
где последний забрезжил мне берег
на беспамятном чёрном ветру -
разговор за пятнадцать копеек
обо всём, без чего я умру.
Как на маленьком парусе
детства – или далече -
нас качает на паузе
в ожидании встречи:
вы откуда отчалили,
побросав свои флаги,
два внезапных отчаянья,
две весёлых отваги?
Я – от шумного общества,
что почти незнакомо,
я же – от одиночества
в людном хаосе дома.
Леденея от ужаса,
без единого звука
нас баюкает лужица
на окраине века.
А стихия незрячая
всё колдует над чашей
моего красноречия
и безмолвности Вашей.
Жизнь снова бьёт через края
и снова кажется иная -
так ничего не знать, как я,
нельзя… но так я и не знаю:
мне ощупью в кромешной тьме -
поди пойми по очертанью -
мир перемалывать в уме,
за тайной тайну!
Сухая белая мука
далёких смутных истин, манна…
нет ничего наверняка,
нет ничего, усни, осанна!
Спи, славословье, спи, тоска, -
без снов, без просыпа, без звука
и на границе городка
чужого – спи, моя разлука:
жизнь не добра, но и не зла,
а так… нема лишь.
Что морок мой тебе и мгла -
забыв про все свои дела,
ты спишь во все колокола
и всё на свете понимаешь!
Напрасные хлопоты, карточный домик надежды,
сердечко и пика, квадратный бубенчик, трилистник -
дорожка шагов, бесконечно лукавых и лисьих,
обманщицы-жизни, чьи речи темны и мятежны!
Всё слушать, и слушать, и слушать мятежные речи -
пустые слова: позабудем, оставим, уедем…
все наши дороги известны дотошным соседям,
все наши дороги кончаются тут, недалече.
И сыпятся наземь сердечки, трилистники, пики
под звуки бубенчика – частые и золотые,
и сыпятся вслед двоеточья, тире, запятые:
ах, жизни мятежные речи бессвязны и дики!
Куда как нелепы все эти возьмите, храните… -
напрасные хлопоты, карточный домик надежды!
Но там, где кончается время и дни безмятежны,
две парки, пожалуй, уже перепутали нити.
Искусимся, пожалуй, немного
белым светом в начале весны -
ну-ка, что это тут за дорога,
где не видно ни чёрта, ни Бога,
ни дороги… не думай, рискни:
мы ещё никогда не ходили
мимо стольких далёких вещей -
мимо тонкого этого шпиля,
капителей коринфского стиля…
мимо всех, мимо вся – вообще!
Мимо маленькой, но златоглавой
светлой церкви о трёх куполах,
мимо славы и мимо расправы,
мимо прав, мимо льгот, мимо благ…
Небо ласково, небо сурово
смотрит сверху на милых людей -
и молчит, и не скажет ни слова,
а прекрасная Vita Nuova
лёгкой лодкой плывёт по воде.
Это всё уже неважно,
это всё уже не суть:
скрипка-и-немножко-лажа -
Бог желает отдохнуть.
Бог сказал, ничто не ново.
Мирозданье, поостынь!
Всё равно до Дня Седьмого -
сколько? Ровно шесть пустынь.
Как это – воздать сторицей
или, скажем, рваться в бой?
Если что-то сотворится,
то не мной – само собой.
Из каких-нибудь материй,
неизвестных естеству,
из фантазий, из мистерий
не во сне – так наяву.
Помнишь музыку былого
в переплёте золотом?
Там, в Начале, было Слово,
да забылось, что потом.
…В этом городе прекрасных миражей,
где действительность не знает, что ей делать,
было столько уже разных виражей
на мостах и мостовых заледенелых!
Появлялось божество из-за угла,
и два призрака владели нищей нишей,
и судьба моя меня подстерегла
львиной мордой, неожиданно возникшей…
Это было – я не помню, на каких
длинных улицах без всякого названья
и в каких-то переулочках глухих,
где встречались вы не с нами, мы не с вами,
где к утру уже от жизни кочевой
и от жизни вообще – такая жалость!
–
вдруг совсем не оставалось ничего,
сновиденья – и того не оставалось!
А был когда-то розоват
наш белый свет – и, между нами,
приятно было называть