Зелёная земля
Шрифт:
У Серой Птицы блик на боку
и тень во весь живот,
но Серая Птица сидит на суку
и не знает, зачем живёт.
А ей говорят: живи для себя,
пока ещё не стара…
но она говорит сердце скрепя:
Боже, какая мура!
А ей говорят: живи для детей,
помогут – придёт пора…
но она говорит, ускользнув из сетей:
Боже, какая мура!
А ей говорят: живи для идей
и будь наконец мудра…
но она говорит, ускользнув от людей:
Боже, какая мура!
А ей говорят: тогда будь добра
и живи хотя б для добра!
Но она говорит: тарарам-тара,
тарарам-тарам-тара,
тарарам-тарам-тара…
Чёрная Птица
Чёрная Птица плачется,
что ни в чём, дескать, не виновата,
но она ведь у нас ключница -
с ключами от всего света.
Значит, душенька, плачь не плачь,
а тебе запирать на ключ,
связкой своей золотой звеня,
светлое время дня.
И она запирает все хижины,
все дворцы и так далее -
и в замочные скважины
говорит до свидания,
запирает все крепости,
все шалости и все глупости,
все игрушки, все денежки,
все кадушки, все ладушки,
запирает все да, все нет,
и все междусобицы…
И тогда уже белый свет
на ней клином сходится.
Пятнистая Птица
Пятнистая Птица, понятно, пятниста
и чуть-чуть золотится:
это кто-то рассыпал мониста -
получилась Пятнистая Птица:
южный бог поблизости танцевал -
соблюдая нежный свой ритуал,
но взмахнула хвостиком нотка -
и порвалась нитка.
Ах, такое бывает на каждом шагу,
и ещё не такое бывает,
когда Бог обо всём забывает -
Бог на зелёном лугу:
среди них, богов, тоже всякий люд:
иные танцуют себе да поют,
а потом вдруг… вот, полюбуйся:
крошатся бусы
или рушатся все мосты -
и уже через миг с высоты
раздаётся вздох каменистый:
«Мои мониста!..»
Полосатая Птица
Полосатая Птица расписная
в пустом перелеске
размышляла о вечном, не зная,
для чего ей полоски.
Будь она арбузная корочка
или тигровая лилия…
но она была обычная дурочка,
каких везде в изобилии.
И большого в ней не было смысла:
её жизни узкое русло
в ширину простиралось на два
каких-нибудь сантиметра,
и была её голова
полна ветра.
Её даже иногда порицали -
особенно всякие полицаи.
И было невдомёк этим неучам,
что есть план у небесного зодчества,
что по птичьим полоскам, по линеечкам,
тоже пишут историю человечества.
Треребристая Птица
Треребристая Птица
не желала водиться
ни на небе, ни на воде -
нигде:
ни в садах, ни в домах,
ни в мучных закромах,
ни в посудной лавке,
ни на острие булавки,
ни в пробирке,
ни в табакерке,
ни в пудренице,
ни в сахарнице,
ни на глади покрывала,
ни там, где она не бывала,
а уж там, где она находилась,
она и совсем не водилась -
нигде не водилась и ни с кем не водилась,
и где родилась – там не пригодилась,
а где зажила потом славно… -
там и подавно.
Скарбузная Птица
Скарбузная Птица не пряталась в листве,
Скарбузная Птица не таилась в полутьме -
она жила у нас в голове:
она была в уме.
Ещё там имелась старая ветла -
и птица над нею летала, как метла,
летала и очень красиво
на все лады голосила:
«Как хорошо мне живётся в голове,
как хорошо мне живётся в уме:
в голове как в синеве,
а в уме как в кутерьме!»
И многие относились к ней
как к мысли или в этом роде,
а многие относились к ней
как к зажжённой лампаде -
а многие относились к ней
как к далёкой планете -
и все были правы до конца своих дней.
А неправых нету на свете.
Всё закончилось мятным ликёром
да измятым одним разговором
с без пяти до семи десяти.
Со стола подхватили монетки,
резко встали, собрали манатки -
и затеяли было идти.
А не шлось – и игравший на банджо
всё подглядывал грустно и нежно
в наши карты, качал головой
и одною струной золотою
перечёркивал нашу затею -
и одною звенел тетивой.
И – не шлось, и арабики запах
на тяжёлых, на бархатных лапах
пританцовывал в лунке следа,
хоть его вообще не касалось
ничего из того, что казалось
завершённым уже навсегда.
И – не шлось, и печальная крона
покатилась без звука и крена
в направленьи другого стола,