Зелёная земля
Шрифт:
и подумалось: жизнь, наверное, прожита -
не забыть бы… да было не на чем записать.
2
Время, стало быть, – этакий нежный тать, -
потихоньку стащило дни, фонари, дома:
человек ты небесный, не полно ль тебе летать -
человек ты земной, не сойти бы тебе с ума!
Облака твои здесь превращаются там в снега,
в непролазную грязь на дорогах и вдоль дорог…
Там, внизу, ты судил бы не выше бы сапога -
здесь
Ты сапожник, заброшенный в небо на два часа,
ты безбожник, себя зачисливший в сонм богов,
ты не вяжешь лыка, ты попросту напился -
ты таков, как все, и нисколечко не другов!..
Вот тебе вертикаль, о которой ты бредил там,
и на лестнице – Яков, качающий головой:
ибо вслед за тобой взбирается по пятам
всё, что было тебе суетой, маетой, Москвой.
И тебе невдомёк, что верёвочный этот брод
ненадёжней, чем все твои бездны, небесный гость,
ненадёжней, чем время, чем память, чем гололёд,
ибо зреет и зреет внизу, тяжелея, гроздь
обещаний пустых, невесомых обид, долгов,
полоумных надежд ни на что и на всё подряд…
Ах, по небу ходить хорошо: не слыхать шагов
и светила – дневное с ночным – сообща горят…
Но не выдержит лестница – не для тебя свита,
да и вспомни-ка… сколько тебе уже полных лет!
И отторгнет тебя безгрешная высота,
и задумчивый Яков помашет рукою вслед.
3
Собиратель иллюзий, коллекционер химер,
превращатель всего в песочные словеса,
объясни наконец, как же так оно, например:
в три поднялся с земли – приземляешься в три часа!
И поди докажи, что катался на облаках,
и поди расскажи, как живётся на небесах, -
ни единой звезды не осталось в твоих руках,
ни единого сдвига на сонных твоих часах.
Был ли – не был ли где… да сидел себе за столом,
задремал – и пригрезилась всякая, значит, блажь!
Или ангел бездомный, летя над твоим челом,
прикоснулся крылом… Ты и сам-то гроша не дашь
за историю с небом как действующим лицом:
всё тут выдумки, видишь ли, бред полоумный твой!
Не поднять тебе, милый мой, ног, налитых свинцом -
не расстаться тебе с бестолковой твоей Москвой.
Завари себе, стало быть, что же… покрепче чай -
и, глотнувши, проснись и вычисли интервал:
снова – здравствуйте-Мёбиус, снова – живи-скучай
по неведомым странам, в которых не побывал,
снова – думай, что жизнь бесконечно во всём права,
как была до сих пор – этих самых унылых пор,
и катай языком золотые во рту слова -
хоть такие, как Гамбург, Брюссель или Эльсинор!
…затяни часовой свой пояс, вели устам
повторять имена незнакомых небесных тел -
вот и здесь скоро три пополудни… так же, как там -
там, откуда ты так и не улетел.
И мы когда-нибудь придём куда придётся -
своей дорогою чужой, не самой лучшей,
держа в одной руке ружьё, в другой – ведёрце
и зная очень мало слов: «Бог», «дом» и «случай».
Они вели нас за собой в такие дали,
чьи имена припоминать есть смысл едва ли,
где нас не знали никогда, где нас не ждали
и никогда стола для нас не накрывали.
Трубила музыку труба – и, голубея,
летел над нами голубок Святого Духа,
и мы сажали ноготки на поле боя,
где было много мертвецов и было тихо.
Мы шли из людного теперь в пустое после
чужим гонимы ветерком своим попутным,
и не случилось ничего – плохого, в смысле:
снег не занёс, волк не загрыз, бес не попутал.
И скажет Бог нам: молодцы, что вы бродили
по детским по своим путям, как по солдатским,
но надо дать вам отдохнуть, отмыв от пыли
неважно, под каким дождём – тверским ли, датским…
Абдулла
Абдулла уезжает домой со своею семьёй.
Он устал наконец от холодного неба и моря.
Ни с правительством больше, ни с собственным сердцем не споря,
Абдулла уезжает домой со своею семьёй.
Он с собой ничего – вообще ничего – не берёт:
ни надежды своей, на чужбине прижившейся плохо,
ни любви, ни отваги, ни как её… веры в Аллаха,
он с собой ничего не берёт – даже наоборот:
Абдулла оставляет свою пожилую зурну,
молодую луну – и под сей молодою луною,
оставляет страну небольшую, с ладонь шириною, -
не считая по этой причине её за страну.
Абдулла оставляет чалму дорогую свою:
там, на родине, некому будет похвастаться ею,
все погибли давно… правда, он уезжает с семьёю,
но с собой ничего не берёт.
Не берёт и семью.
Адбдулла собирает друзей, но друзья Абдуллы
не приходят: неблагоприятна погода чужая.
И тогда он им речь говорит: дескать, я уезжаю,
говорит Абдулла и сметает слезу со скулы.
И друзья понимают судьбы трепетанье самой