Зелёная земля

Клюев Евгений Васильевич

и подумалось: жизнь, наверное, прожита -

не забыть бы… да было не на чем записать.

2

Время, стало быть, – этакий нежный тать, -

потихоньку стащило дни, фонари, дома:

человек ты небесный, не полно ль тебе летать -

человек ты земной, не сойти бы тебе с ума!

Облака твои здесь превращаются там в снега,

в непролазную грязь на дорогах и вдоль дорог…

Там, внизу, ты судил бы не выше бы сапога -

здесь

ты судишь как бог, но какой же ты к чёрту бог!

Ты сапожник, заброшенный в небо на два часа,

ты безбожник, себя зачисливший в сонм богов,

ты не вяжешь лыка, ты попросту напился -

ты таков, как все, и нисколечко не другов!..

Вот тебе вертикаль, о которой ты бредил там,

и на лестнице – Яков, качающий головой:

ибо вслед за тобой взбирается по пятам

всё, что было тебе суетой, маетой, Москвой.

И тебе невдомёк, что верёвочный этот брод

ненадёжней, чем все твои бездны, небесный гость,

ненадёжней, чем время, чем память, чем гололёд,

ибо зреет и зреет внизу, тяжелея, гроздь

обещаний пустых, невесомых обид, долгов,

полоумных надежд ни на что и на всё подряд…

Ах, по небу ходить хорошо: не слыхать шагов

и светила – дневное с ночным – сообща горят…

Но не выдержит лестница – не для тебя свита,

да и вспомни-ка… сколько тебе уже полных лет!

И отторгнет тебя безгрешная высота,

и задумчивый Яков помашет рукою вслед.

3

Собиратель иллюзий, коллекционер химер,

превращатель всего в песочные словеса,

объясни наконец, как же так оно, например:

в три поднялся с земли – приземляешься в три часа!

И поди докажи, что катался на облаках,

и поди расскажи, как живётся на небесах, -

ни единой звезды не осталось в твоих руках,

ни единого сдвига на сонных твоих часах.

Был ли – не был ли где… да сидел себе за столом,

задремал – и пригрезилась всякая, значит, блажь!

Или ангел бездомный, летя над твоим челом,

прикоснулся крылом… Ты и сам-то гроша не дашь

за историю с небом как действующим лицом:

всё тут выдумки, видишь ли, бред полоумный твой!

Не поднять тебе, милый мой, ног, налитых свинцом -

не расстаться тебе с бестолковой твоей Москвой.

Завари себе, стало быть, что же… покрепче чай -

и, глотнувши, проснись и вычисли интервал:

снова – здравствуйте-Мёбиус, снова – живи-скучай

по неведомым странам, в которых не побывал,

снова – думай, что жизнь бесконечно во всём права,

как была до сих пор – этих самых унылых пор,

и катай языком золотые во рту слова -

хоть такие, как Гамбург, Брюссель или Эльсинор!

…затяни

часовой свой пояс, вели устам

повторять имена незнакомых небесных тел -

вот и здесь скоро три пополудни… так же, как там -

там, откуда ты так и не улетел.

* * *

И мы когда-нибудь придём куда придётся -

своей дорогою чужой, не самой лучшей,

держа в одной руке ружьё, в другой – ведёрце

и зная очень мало слов: «Бог», «дом» и «случай».

Они вели нас за собой в такие дали,

чьи имена припоминать есть смысл едва ли,

где нас не знали никогда, где нас не ждали

и никогда стола для нас не накрывали.

Трубила музыку труба – и, голубея,

летел над нами голубок Святого Духа,

и мы сажали ноготки на поле боя,

где было много мертвецов и было тихо.

Мы шли из людного теперь в пустое после

чужим гонимы ветерком своим попутным,

и не случилось ничего – плохого, в смысле:

снег не занёс, волк не загрыз, бес не попутал.

И скажет Бог нам: молодцы, что вы бродили

по детским по своим путям, как по солдатским,

но надо дать вам отдохнуть, отмыв от пыли

неважно, под каким дождём – тверским ли, датским…

ИММИГРАНТЫ

Абдулла

Абдулла уезжает домой со своею семьёй.

Он устал наконец от холодного неба и моря.

Ни с правительством больше, ни с собственным сердцем не споря,

Абдулла уезжает домой со своею семьёй.

Он с собой ничего – вообще ничего – не берёт:

ни надежды своей, на чужбине прижившейся плохо,

ни любви, ни отваги, ни как её… веры в Аллаха,

он с собой ничего не берёт – даже наоборот:

Абдулла оставляет свою пожилую зурну,

молодую луну – и под сей молодою луною,

оставляет страну небольшую, с ладонь шириною, -

не считая по этой причине её за страну.

Абдулла оставляет чалму дорогую свою:

там, на родине, некому будет похвастаться ею,

все погибли давно… правда, он уезжает с семьёю,

но с собой ничего не берёт.

Не берёт и семью.

Адбдулла собирает друзей, но друзья Абдуллы

не приходят: неблагоприятна погода чужая.

И тогда он им речь говорит: дескать, я уезжаю,

говорит Абдулла и сметает слезу со скулы.

И друзья понимают судьбы трепетанье самой