Зелёная земля
Шрифт:
«Ничего не бывает зря» -
она речь, она меч, она всё подряд:
прямизна, кривизна, заря.
Она сердце твоё, и оно – болит,
оттого оно и горит,
совершая свой пламенный перелёт
через каменный лабиринт.
Где другим устав, мне – полуустав,
ибо я-то давно готов
к двум страстным неделям, где двух Христов
снимут вскорости с двух крестов
и где жизнь, пугаючись и двоясь,
вдоль своих крадётся небес,
ибо
а с земли – кривославный бес.
PantomimeTeater, Тиволи
(парусина, красная охра)
Две развеселые завязки,
в крови манишка -
душа-то есть у этой маски,
да нет умишка:
она, как розовая фея
с глазами лани,
порхает – недругов штрафуя
без промедленья.
Какая острая игрушка
в бумажных латах,
какая вкусная окрошка
из виноватых!
И надо быть последним снобом,
чтоб не прельститься
театром под открытым небом -
виват, артисты!
Там побеждает добродетель
в борьбе со скверной
и счастлив тайный наблюдатель -
со спичкой серной.
Танцующий дурачок
(зеркало, губная помада)
Тут собираются навеки
малоподвижные зеваки
смотреть на трудные подскоки
танцующего дурачка,
который – вижу по лицу я:
чуть опасаясь полицая, -
перемогает жизнь, танцуя,
дитя Господнего смычка.
На маленькой своей планете
он служит прихоти, минуте -
и он на ней, как на канате:
чуть жив, но дерзок и крылат!
И хочет вовсе не оваций,
но от асфальта оторваться
и чтобы рыжая девица,
в окошке, крикнула: «Виват!»
И ангел, слёзы собирая
в хитон нездешнего покроя,
пешком спускается из рая,
запоминая по пути:
вон там бывает обыватель,
вон там горюет гореватель,
а тут – танцует танцеватель
с полпятого до без пяти.
2005
Поездка
Мы давай поедем в бричке -
две продрогнувшие птички,
две простуженные свечки,
не успевшие сгореть:
на две трети и на треть.
Мы отправимся на юг
догорать, лечиться -
жизни учиться
мы отправимся на юг.
А на юге, как мы знаем назубок,
проживает добрый Бог.
Белоснежные у Бога волоса
и сердечные у Бога небеса -
для любого, кто убог,
для любого, кто продрог,
для
жизни поперёк:
для каждой птички
и для каждой свечки
горят сердечки
на синем крылечке.
Клубок
Покатился, покатился
шёлковый клубок -
покатился, покатился не вперёд, а вбок:
побежал клубок по младости, по зрелости,
по долинам, по равнинам, по лесам
да по горним небесам -
через горы перепрыгивал,
через скорби перемахивал, -
так и жизнь прошла
третьего числа:
за неделькою неделька,
за куделькою куделька,
за прыжком прыжок…
Воротись, дружок:
там стоит твоя мечта непочатая,
там стоит твоя надёжа безнадёжная -
и свежи цветы пламён
с незапамятных времён,
ты возьми да собери себе букет
из минувших лет!
Ан, клубок-то всё катится, по глупости, -
он по сумеркам катится, по старости,
собираючи последние новости
и нанизывая новости на ниточку -
на кончик на самый.
Ветром несомый.
Гроза
Тут такое, значит, дело, что душа -
по ночному небу тучкою шурша -
ничего не понимает про себя,
только тихо повторяет про себя
имя золотое – слово пустое.
Полетели за крутой поворот,
где гроза растёт?
Где на ветке у грозы
три серебряных слезы:
первая – шуту,
вторая – королю,
а про третью утаю.
Вот и будет у нас праздник грозовой -
прямо на лету,
с дудочкой во рту,
пахнущий цветами и травой
и живой водой -
молодой.
А у дальнего, душа, у предела
стережёт тебя новое тело -
горькая омела:
белеет во тьме -
одна вечность на уме.
2003
…а ещё у него в тележке есть оранжевая подушка
с дыркой, величиной с улыбку, и следами случайных слёз:
никогда не узнать, кто плакал и оставил тут рыжий локон -
запятою такой волшебной: дескать, свидимся как-нибудь…
Ибо ставится запятая (в данном случае золотая)
там, где нету другого средства жизнь на этом не прерывать
и вернуться – к подушке с дыркой и к коротенькой ночи яркой,
и к коротенькой ноте горькой… – полугорькой: «Пока, дружок!»
А ещё у него в тележке недовыпитая бутылка,
где волнуется кока-кола, как обузданный океан, -
пузырится сухая пена и готовится Афродита
выходить на пустынный берег… Только берега не видать,