Зелёная земля
Шрифт:
как приедешь ты обратно – богатым,
в экипаже без колёс и без лошадки!
Лавка колониальных товаров
(папирус, сангина)
Херр Иенсен имеет большие весы,
напоминающие двух лебедей,
херр Иенсен имеет большие усы
с тех времён, когда был молодой, -
и в нём всё изменилось, кроме усов,
его усов и его старой судьбы:
и в его лавке – запахи туземных лесов
и ничего не слыхать от пальбы.
Херр Иенсен пошёл на обед, покурил
и вернулся к лебединым весам -
и в пути пару-тройку земель покорил
причём, что удивительно, сам!
Было трудно, но он верил, что победит
и добудет редких приправ, -
и все будут считать, что херр Иенсен бандит,
но он опять будет счастлив и прав!
А под вечер он причешет метёлки усов,
и поправит чашки весов,
и запрёт все запахи туземных лесов
на тяжёлый заржавевший засов,
и, двенадцать эре на ладони сочтя,
скажет: «В общем-то день удался!» -
и – мятежное сердце, захватчик, дитя -
улетит в свои небеса.
Морощенщик
(флорентийская мозаика)
День скатился с небосклона,
и под вечер по предместьям
разноцветного фургона
раздаётся колокольчик.
И сейчас же все стаканы
на столе запотевают,
и сейчас же все законы
отменяются на свете.
И пронзают мир – поврозно,
но в одну секунду оба -
золотой сквозняк соблазна
и серебряный – озноба.
Их счастливый поединок
кончится холодным пиром
и трезвоном лёгких льдинок
на обратной на дороге…
А мороженщик помашет
нам прозрачною ладонью
и в невидимый кармашек
снова осторожно спрячет
ко-ло-коль-чик ле-дя-ной.
Весна в Вальбю
(алюминиевая пластина,
смешанная техника)
Там голуби над низкой башней -
словно разъявшийся Всевышний,
всем раздаривший дух святой:
тебе частичку, мне частичку -
возьми себе любую птичку,
пострел… не убегай, постой!
Потом очнёшься где не вспомнишь,
и в страхе призовёшь на помощь
засаленный дагерротип,
и станешь кликать день вчерашний
и голубей над низкой башней,
да ни один не прилетит.
Истедгаде
(батик, сепия)
Шлюшка-улица Христа ради
разрыдалась при всём народе
в некрасивом своём наряде.
Ты чего… ты давай-ка это…
нам оплатят с тобой билеты
в направленьи ближайшей Леты.
У тебя есть улыбка Моны,
её знают все наркоманы -
посидим подождём измены.
Вот закончат за нами слежку
и начнут звонить в неотложку
или сразу уж в каталажку.
И заплаканные блудницы
будут горбиться и молиться
и проводят нас до границы -
да пойдут по своим борделям:
там и место всем иммортелям,
каприфолям и асфоделям.
И бродяги первого сорта
процитируют строчку Сартра,
и она прозвучит как сутра.
А ближайший фонарик красный,
твой весёлый и нежный крёстный
посулит нам покой воскресный.
У меня тут в кармане крона -
так… на случай услуг Харона,
но пока ещё слишком рано.
Ах, держись, нестойкая свита:
далеко ещё до рассвета
и улыбки из Назарета.
Н ю б о д е р
(ватман, гуашь)
Где ты, сердце, бегало-пропадало,
по каким задворочкам куролеся?
Не ходи по улице Крокодила,
а ходи по улице – вот хоть Лося.
Низкая вода тебя не настигла -
перебраться посуху удалося,
не ходи по улице, скажем, Тигра,
а ходи по улице, скажем, Лиса.
Слышишь, у штакетника, где ракитник,
кружится воронкою лай собачий?
В этой части города тот охотник,
кто пока не стал ещё сам добычей.
Не шути с фортуною, человече,
не буди поклонников и тайфунов,
поживи в спокойствии недалече -
на Дельфина улице, у дельфинов!
Пропади в стихах своих и рисунках -
или новой хочется ипостаси?
Так чего же проще-то… чем на санках
улицею Лебедя пронестиси!
Бог тебе и разум дал, и упорство
ни ловцом не сделаться и ни жертвой -
для таких и выстроил это царство
Кристиан Безвременный и Четвёртый.
Поворот с Фиольстрэде
(фанера, уголь)
…и в руках у него никакая, значит, не цитра,
а волынка некая – с трубками сикось-накось -
помяни, ангел, пламенеющий ангел центра,
городских душ наших вечность и одинокость!
Зажигают лампы, закрывают все магазины,
упражняются на простодушных заезжие воры,
ещё можно перехватить бигмак из тёплой резины,
но уже не успеть подхватить разумного разговора.
Из пустых подворотен выпархивают эфемериды,
мириады эфемерид, в чьих очах задушевных