Зелёная земля
Шрифт:
о былом, настоящем и будущем: мы отдыхаем,
копошась в этой сладости – с полуленивым желаньем
разыскать в ней хоть что-нибудь, но ничего-то в ней нету.
И захочется дьявольской горечи: адский напиток
этот чёрный, как целая Африка, кофе со вздохом -
и такой глубины, что нырни туда – и не вернёшься,
зачарованный адом: виденьями, грёзами, смертью.
Всё танцует в глазах – и мы помним, что это за танцы,
что за пляски, но нам всё равно: густо пахнет корицей
или это цикорий… а, в общем, коренья, коренья,
как оно и должно быть в аду… Вам хотелось иного?
Так возьмите чуть-чуть шоколада – возьмите украдкой
грех на душу свою, и покажется горечь другою -
хоть и горечью, но не такой, не такой уж и страшной:
здесь ведь тоже, в аду, существуют свои утешенья!
Дальше просто вода – минеральная, значит… источник:
вот он бьёт перед нами, как конь своенравный копытом,
высекая из сердца всё сразу – и самое сердце
высекая, и Бог с ним… нам как-то теперь не до сердца.
Это сытость: она безмятежна, как некая святость,
она неколебима, и в ней открываются взгляду
пузырьки: они скачут всё выше, и выше, и выше,
но, не выдержав выси такой, разбиваются прежде,
чем взлететь… а источник всё не иссякает.
И нелепая трезвость – смешная незваная гостья
из провинции – ставит манатки у запертой двери,
поджидая хозяев: они ведь однажды вернутся!..
И теперь уже фрукты – в безумном своем изобильи:
стол не стол, рай не рай… не терзайся и не разбирайся,
ешь хоть с этого дерева, хоть вон с того, хоть с другого:
плод покоя, плод вечности, плод бытия, плод забвенья…
Ничего с нами не было: это всё только обманы,
только шалости духа… конечно же, Вы были правы,
и обед как обед – в дорогом и пустом ресторане
на углу Vestergade, по самому высшему рангу:
просто в сердце столицы – в состарившемся, в предынфарктном.
Что касается этого дерева… яблони, значит,
можно есть и с него – всё завертится снова, конечно,
но пугаться не стоит: ведь это опять ненадолго!
Мы напрасно полагаем,
что запаздывает скорый:
здравствуй, здравствуй, Копенгаген,
Копенгаген разнопёрый -
весь на мачтах, весь на сваях,
весь устойчив, весь усидчив!
Ходит голубь и кивает
по перрону, как носильщик.
Он по-датски ни бельмеса,
а по-птичьи я не точен -
мне с ним очень интересно,
а ему со мной – не очень.
Ему зяблик интересен,
ему ворон интересен:
зяблик прибыл тем же рейсом,
да и ворон – тем же рейсом.
И уже вся эта живность,
городская и лесная,
возле ног расположилась,
Копенгаген вытесняя -
в облака, откуда родом
мачты, паруса и башни
и где спят, обнявшись, рядом
день грядущий и вчерашний.
2004
На ветреном перекрёстке,
на полном таком ходу
купи в овощном киоске
Рождественскую звезду -
в корзиночке неказистой,
тесьмою перевитой,
цветок такой остролистый -
пунцовый и золотой.
Среди огневых прогалин
почти не видна зима:
сегодня весь Копенгаген
на звёздах сошёл с ума!
И каждый несёт в пакете
на уровне головы
звезду, ибо все мы дети
а, кроме того, волхвы -
и на золотую точку
бредём в свою темноту:
на каждого – по цветочку,
на каждого – по Христу.
Да какая разница, бабочка-капустница,
душенька-беспечница, где тебе порхать,
где склонить головушку на седое крылышко:
не на этом камушке – так на том бы хоть!
Время твоё чистое, время твоё гласное -
два глоточка воздуха, больше ничего:
золотая азбука – с отзвука до отзвука,
с праздника до праздника: А, да И, да О…
С этим и откланяться: что с тебя – ты странница!
А уж кто откликнется – тот и молодец:
кстати ли, некстати ли… милые читатели -
им бы пару крылышек, им бы полететь!
Но однажды спустится по высокой лестнице -
кто ни то да спустится с дальних облаков:
ибо в той обители тоже есть читатели,
тоже есть любители всяких пустяков!
Кто ни то да спустится, бабочка-капустница,
душенька-беспечница, – жди кого-нибудь!
…ехали мы, ехали, ехали с орехами -
твёрдыми согласными вымостивши путь.
2004
Когда едешь никуда ниоткуда
и автобус на ухабе подлетает,
бухту видно всего лишь секунду -
но секунды, как ни странно, хватает:
чтоб прочувствовать присутствие моря,
и прочувствовать, что рядом есть берег,
и забыть про это время хромое,
и избавиться от старых истерик,
и задуматься о чём-нибудь путном,
непонятном… то есть, видимо, вечном,
приспосабливаясь к солнечным пятнам -