Зелёная земля
Шрифт:
говорила Оливия: поживи у меня.
И порхали слова её пестрыми голубями,
и на платье её цвели невменяемые цветы,
и поблизости – в каменной, правильной формы яме -
бил крылами источник немыслимой красоты.
А счастливые жители – надо ж так нарядиться!
–
ей согласно кивали, наполняя бадьи
прихотливыми брызгами сельтерского парадиса,
и по воздуху плыли их бадьи, как ладьи.
Это место такое, где непреклонные скалы
источают медлительно свою нежную злость,
где у некоей Клары Карл украл минералы -
и, наверное, с этого всё вообще началось.
Только ради фонетики, волшебного пустозвонства
я бы и поселился здесь – до скончания дней,
и уж несколько брызгов рукодельного производства
перепало и мне бы от мастеровитых камней.
Ах, на воды, на воды, дорогие мои… ах, на воды -
Баден-Баден бадьями вычерпывать и без конца здороветь,
ублажая Оливию и извлекая из горной породы
третью треть своей жизни… четвертую, пятую треть.
2
Говорила Оливия: для чего тебе эти заметки -
всё тут слишком текуче, попробуй-ка уследи…
а потом, здесь Германия, здесь говорят по-немецки,
говорила Оливия, стоя Германии посреди.
Да и правда, Оливия! Слишком вредная это привычка -
регистрировать сущее, переходящее в грусть,
слишком бочка пустая, чтоб к ней полагалась затычка:
всё давно уже вытекло – пусть…
Но зачем ты сама тогда безутешным кувшином
ловишь тонкие нити – струистую память воды,
каждый день путешествуя к остроконечным вершинам,
пополняя попутчиков дружественные ряды?
Вспомни: нет ничего – ускользнуло, прошло, усочилось,
утончилось и высохло, и не осталось следа,
и теперь на том месте – только чистая велеречивость,
безупречных вокабул стремительная череда.
Только слушать да не понимать – тараторящий некто
упражняется в гулком, сошедшем на нет языке,
в каменистости дробного высокогорного диалекта -
Цицероном немецким, от слушателей вдалеке.
Всё на свете история – очевидцы поумирали
от здоровья, наверное… а живая вода -
это только катящиеся им вослед минералы
кисловатого вкуса, напоминающего «тогда».
3
Говорила Оливия: тут ведь водятся гномы -
я, конечно, не видела… но некоторым довелось,
говорила Оливия, между тем как у самого дома
этих гномов висела целая праздная гроздь.
Гномы были в обычных, красно-зелёных, одеждах,
а висели на окнах – полагая, что не видны:
эти гномы… они ведь любители поглазеть на приезжих,
на приезжих особенно с той стороны.
Между прочим, я тут наблюдаю их повсеместно -
их и правда великая прорва: куда ни взгляни -
непременно наткнёшься на счастливое их семейство,
вечно полное всяких шалостей и возни.
И, понятное дело, никакие на свете камни
не способны очнуться и никогда не начнут
ничего источать, если гномы своими руками
их однажды, тайно от всех, не очнут.
Вот и бегают гномы со свёрлами, с молотками -
там провертят дыру, тут проломят ходок -
и вода начинает, значит, дырами и ходками
пробираться на свет, что Оливии невдомёк.
Ей гораздо понятней про податливость минерала,
чем про гномов, про свёрла, про молотки…
Впрочем, ладно, Оливия, это всё мне вода наболтала -
бестолковые сельтерские ручьи, ручейки.
4
Говорила Оливия: ты себя не узнаешь
через пару недель в минеральном этом раю,
ибо в каждом из нас есть одна потаённая залежь,
говорила Оливия.
Я себя узнаю.
Это пытка, Оливия: счастье бабочки-однодневки,
два весёлых крыла – и крохотная голова…
Всё засады кругом – всё подачки, подарки, обновки,
Бог всецело доволен собою, и жизнь розова.
Научись только топать в башмаках своих деревянных
за здоровьем за сельтерским, ёмкостей прихватив,-
и забудешь навеки обо всяких морях-океанах,
отпихнув башмаком приблудившийся где-то мотив.
Я себя узнаю: я треплюсь с убегающей струйкой
о куда-убежать, о когда-убежать, – и она,
убегая, смеётся – серебристою крохотной змейкой
над пустыми заботами птицы-говоруна.
Золотого руна не найдётся ли – хоть бы и сколько:
на щепотку, Оливия, на полщепотки, на грош?
Чтобы ветры рыдали и было на палубе скользко:
скользко так, что того и гляди – упадёшь… пропадёшь!
Я себя узнаю: я ловлю серебристую змейку -
безвозвратный побег в незаметную трещинку дня.
На полтинничек прошлого, будущего на копейку -
где-то есть за душой, где-то спрятано у меня.
5
Говорила Оливия: поживи до субботы,
поиграй в отдыхающего, поиграй в короля!
Минеральной воды твоей, минеральной свободы
я напился до одури, Сельтерская земля.
Наше дело такое… дело кислое наше:
эти искры выстреливают пустотою тоски,
мы сломались заранее – лишь в предчувствии ноши,
и весёлые, полые лопаются пузырьки.