Зеркала и галактики
Шрифт:
Он понял, что вот-вот огребет, и унялся. Хлопнул меня по плечу, притянул к себе и встряхнул, будто одобрял какой-то мой выдающийся поступок. Что это с ним? Лисовин расплылся в ухмылке и показал большой палец; зеленоватые глаза искрились.
У меня родилась неприятнейшая мысль.
– Ты меня слышишь? – Я дотронулся до собственного звенящего уха.
Он кивнул.
Ох. Том разобрал, что я говорил Юне-Вэл. Значит, они втроем успели добежать до глайдера и спрятаться, прежде чем «Испаньола» вдарила по Чистильщикам. И только мы с капитаном оглохли, да еще Рейнборо.
Мой верный, замечательный друг. Как он радовался! Прямо-таки светился от того, что наш «бывший навигатор» –
Джон Сильвер поднялся из кресла, с досадливой гримасой потер уши. Он все-таки контужен? Лисовин расслышал, что я говорил, а Юна-Вэл – нет? Тьфу, пропасть.
Из здания неподалеку вышел человек. Стал, то ли разглядывая глайдер, то ли давая нам возможность как следует рассмотреть себя. Форма RF – черные брюки, серо-голубая рубашка, светлая куртка, длинный черный шарф на шее; в руке штурмовой «стивенсон», на плече два вещмешка. Он был чисто выбрит, как все наши risky fellows, но давно не стрижен – темные космы длинней, чем у любого энглеландца. Худой, побитый жизнью; на щеках вертикальные складки – настолько глубокие, что казались черными.
Из кабины вылез Мэй. Незнакомец махнул рукой, приглашая кого-то следовать за собой, и двинулся к глайдеру.
Из дверного проема вышел доктор Ливси. Очень бледный и тоже нагруженный – за плечами объемистая сумка, к груди прижаты два компа. Он не поспевал за незнакомцем – тот шагал легко и упруго, а у доктора заплетались ноги.
Мы с Томом выскочили наружу, стали рядом с Мэем. Мы побежали бы навстречу доктору, но навигатор не пустил. По-моему, чужак ему не нравился. И особенно раздражал собственный Мэев «стивенсон» в чужой руке.
Третьим из дома показался мистер Трелони в одном ботинке. С виду он был нездоров, под глазами набрякли коричневые мешки. Увидев отца, Том подобрался, как будто на улицу вышел опасный зверь. Сквайр тащил две коробки с едой, поставив их одну на другую и прижимая сверху подбородком. Не такие уж коробки тяжелые, чтобы он так отдувался.
Четвертым вышел человек с лучеметом подмышкой – высокий, широкоплечий, светловолосый, тоже в форме RF. Лицо в запекшейся крови, на лбу и щеке – открытая рана. Это еще кто? Неужто перьевик? Но у того была окладистая борода, и волосы темные. А этот – другой. Окровавленный, страшный, безбровый… У меня сердце повалилось вниз. В голове зазвенело сильней, и я стал хуже видеть. Вглядывался, медленно узнавая крупную фигуру и уверенную походку. Вот только лицо – совсем чужое лицо…
Ноги понесли меня навстречу.
Я прошел мимо чужака, доктора Ливси и мистера Трелони, не сводя глаз с белокурого космолетчика. Остановился перед ним, преградив путь. Лицо в кровавых точках, одной брови нет, только гладкая кожа, на месте другой – голая кость, со скулы мясо будто сняли ножом, и вырвана половина щеки. Он улыбнулся, и от этой белозубой улыбки незнакомое страшное лицо стало знакомым. Хэндс. Это же и впрямь наш Хэндс!
– Израэль, – прошептал я.
Жив. В самом деле жив! Слава богу…
Удерживая подмышкой лучемет, он постучал себя пальцем по уху: дескать, оглох, извини. В другой руке у него был оружейный чемоданчик – явно не пустой. Наши станнеры к нам вернулись.
Пилот терпеливо ждал, когда я уйду с дороги. Уцелевшая бровь была сбрита – она не нужна под маской – а ресницы Хэндс сохранил. Карие глаза зеркально блестели, и я разглядел в них свое отражение. Два Джима Хокинса в чужих невеселых глазах.
А кого же казнили на перекрестке? Выходит, перьевика? Старший пилот содрал с себя биопласт и налепил на этого садиста, затем раздел его и оставил, а сам вовремя смылся. Маньяки не заметили подмены, и пока перьевички казнили собственного шефа, Хэндс разыскал доктора Ливси со сквайром, наши покраденные вещи и чужого risky fellow. Мэй-дэй! Я ведь знал, что он ушел побеждать. Как я мог в нем усомниться?
Вскинув руку, я отсалютовал ему – так же, как в свое время салютовал мне экипаж «Испаньолы». Хэндс удивился. Потом улыбнулся и мотнул головой, указав на глайдер: пойдем, мол. И мы пошли. Я отправился бы с ним хоть на край света.
У глайдера началась радостная суета: Хэндса облапил Мэй, затем Сильвер, потом мистер Смоллет. Чужак стоял рядом. Глаза у него были голубовато-серые, в цвет форменной рубашки, и холодные, оценивающие. Мэй думал забрать у него «стивенсон», но чужак не отдал – отступил на пару шагов и красноречиво приподнял ствол. Между ними вклинился мистер Смоллет, оттолкнул Мэя. Раз навигатор лишился оружия, оно теперь принадлежит тому, кто его первым нашел? В этом была своя справедливость. Хэндс отдал Мэю лучемет, но замена была неравноценной, и навигатор сильно разозлился. Чужак усмехнулся; черные вертикальные складки на щеках искривились. Разъяренный Мэй ушел в салон, забрав принесенные доктором Ливси компы.
Доктор всплеснул руками, словно что-то неожиданно вспомнив, и полез в объемистую сумку, которую принес за плечами; оказалось, аптечка. Он достал из нее нечто, похожее на легкий шлем, и протянул мистеру Смоллету. Капитан изобразил на лице глубокое сомнение. Доктор Ливси решительно нахлобучил «шлем» ему на голову; надо лбом загорелись два синих огонька, красный и желтый. Мистер Смоллет морщась потер переносицу, доктор Ливси кивнул: дескать, так и должно быть. Постучал пальцем по наручным часам и поднял обе руки, растопырив пальцы. Мистер Смоллет дернулся, изображая ужас: «Десять часов?» Доктор предъявил ему часы и показал на табло: минуты. Капитан смирился.
Из добытых вещмешков была извлечена одежда – одни только куртки, а рубашек, которые с нас сняли, не было. Наверняка их уничтожили или надежно укрыли из-за кнопок связи на воротниках. Неизвестно, есть ли кнопка у чужака, – под шарфом не видно; из наших связь осталась лишь у Рейнборо.
Доктор Ливси обнаружил в салоне «камеру жизни». Он пробежался по кнопкам пульта, проглядел информацию о состоянии пациента, затем схватился за комп, усадил рядом Рейнборо и что-то быстро отстучал на клавиатуре. Пилот прочел на экране мнение доктора и помотал головой. Я поглядел: доктор требовал, чтобы Рейнборо сию минуту отправлялся в «камеру». Отправится он, как же. Я положил ладонь ему на сердце. Рейнборо благодарно улыбнулся и обернулся к доктору Ливси: «Видите? Куда лучше и надежней». Доктор отступился и занялся Томом. Его усталое, помятое лицо сделалось несчастным, когда он принялся обрабатывать ожоги лисовина. Кого доктор категорически не замечал, так это сквайра – хотя мистеру Трелони тоже не повредили бы лечебные меры. Вид у него был совсем больной; сквайр тяжело дышал, откинувшись на спинку кресла.
В салон зашел чужак. Глубокие складки у него на щеках были черные, будто нарисованные углем. Холодный взгляд остановился на выжженных у Тома на груди иероглифах. Брови удивленно вздернулись, затем на скулах шевельнулись желваки. Чужак глянул на Рейнборо и Мэя с откровенной неприязнью, словно в том, что перьевик издевался над лисовином, виновны были наши космолетчики. В глайдер вернулся мистер Смоллет; он стянул с головы «шлем», на котором красный и желтый огоньки уже сменились синими, и передал Рейнборо. Чужак наблюдал за капитаном с брезгливой гримасой. Чем ему не угодили, хотел бы я знать. По-моему, мистер Смоллет понимал, чем чужак недоволен, и ему было очень неприятно.