Зеркало, или Снова Воланд

Малыгин Андрей Борисович

— Ну вот, по-моему, это уже похоже на дело? — заключил он, глядя на готовую картину. — Теперь ты доволен, Бегемот?

— Вне всяких сомнений… Петр Петрович, отличная работа. И цветовая гамма совершенно не нарушена, — убежденно согласился кот, с важным видом рассматривая картину. — А как твое мнение, Галактион?

— Дык, знамо дело… плохо не покажется, — глубоко вздохнув, протянул парнина.

— Здоррово! — закричала восторженно птица. — Такую карртину нужно поместить только в Трретьяковскую галеррею, Ррусский музей или, наконец,

в Эррмитажж!

— А вот это ты, Гарпия, напрасно, — тут же с жаром возразил кот, — клянусь своим аппетитом, что подобные шедевры способны украсить любые музеи мира. И парижский Лувр, и галерея Уффици во Флоренции, и мадридский музей Прадо почли бы за честь приобрести ее в свои коллекции. К тому же как истинный почитатель живописи должен заметить, что эту картину надо демонстрировать только в отдельной затемненной комнате и с направленной подсветкой, точно так же, как в свое время в Петербурге знаменитую картину Куинджи «Лунная ночь на Днепре», которая произвела в рядах ценителей этого вида искусства полнейший фурор.

Лишь только кот закончил свою речь, как все удивленно уставились на него, а конопатый пионерчик даже присвистнул:

— Вот это да! И откуда это ты все знаешь, Бегемот? Очень странно, что у тебя вдруг проснулась любовь к живописи. С чего бы это?

— Все понятно, — проговорил «Воландин». — А я-то думаю, кто это в моих книгах по живописи копался, и почему от них так рыбой несет? Так значит это ты, плут, без разрешения туда залез! Ты помял двести вторую страницу в одной из них и оставил на репродукции какие-то странные следы? Признавайся!

Кот тут же сделал виноватое выражение и извиняющимся тоном произнес:

— Честное слово, Петр Петрович, я только одним глазком заглянул… Прошу прощения, не утерпел. Но так захотелось узнать, и чего ради вы эти толстые книги порой листаете. А на той самой странице, что вы упоминали, уж такая невозможная вкуснятина изображена. Такие аппетитные и жирные рыбы, ну прямо как живые, что, признаюсь, не удержался и всего-то пару разочков нечаянно лизнул. — Виновато опустил он голову вниз. — Даже сам не знаю, как это и получилось…

— Ну еще бы, — снисходительно засмеялся «Воландин», — эта картина под названием «Рыбная лавка» вместе с четырьмя другими живописными холстами на сходные сюжеты как раз и была в свое время заказана художнику Снейдерсу епископом Антонием Тристом для украшения столовой его дворца в Брюгге и является как бы хвалебным гимном изобилию морских даров природы. Но больше без разрешения не смей туда лазить, понял? — тут же посерьезнел он. — Двумя разочками там, конечно, и не пахнет, а вся страница порядком излизана.

— Клянусь клыками саблезубого тигра, что больше ни разу без вашего разрешения не прикоснусь, — смиренно пропел котяра, — но уж если мне очень захочется, Петр Петрович, надеюсь, что вы не откажете своему верному слуге?

— Ладно, ладно, подлиза, — примирительно ответил «Воландин», — посмотрим на твое поведение.

Глядя

на то, что теперь покоилось на мольберте, Валерий Иванович в прямом смысле слова картиной никогда бы не назвал, потому что это было не творение рук человеческих, а причудливая игра света и тени, в которой угадывались подлинное пространство и объем, живое движение воздуха. Словно кто-то, вырвав из действительности понравившийся ему пейзаж, заключил его в великолепную раму и в уменьшенном виде выставил на всеобщее обозрение. Хотя местоимение кто-то, как вы понимаете, здесь совершенно неуместно, а с полной определенностью можно было сказать, что автором так называемой картины теперь являлся сам глава могущественного ведомства.

Кот покрутил головой, потом, глядя на картину, почесал лапой за левым ухом и неожиданно обратился к «Воландину»:

— Прошу прощения за излишнюю навязчивость, но нельзя ли и мне здесь тоже следочек оставить?

— Ну что ж, попробуй, если ничего не напортишь. А что, я разве какую-то деталь упустил? — недоуменно посмотрел на свое детище «Воландин».

— Да нет, конечно, шеф, это точная копия оригинала. Я не в этом смысле говорил. Совсем не это имел в виду.

— А что же тогда?

— Ну это маленькое добавление, — хитро промурлыкал котяра и неизвестно откуда взявшимся простым карандашом написал на стене дома рядом со входом крупное слово «БЕГЕМОТ». — Ну вот теперь все!

Тут все наблюдавшие за действиями нахального кота от изумления даже пораскрывали рты, подивившись столь неприкрытой наглости, а глава могущественного ведомства даже насупил брови.

— Ну уж это слишком! Ты зачем испортил картину, негодяй? Теперь копия отличается от оригинала. Где ты видишь в действительности надпись на стене?

— Сейчас будет, мессир… Петрович, — сделал наивное выражение кот, направляясь в сторону музея, — в один момент исправим это пустяковое несоответствие.

— Стой! — грозно прикрикнул «Воландин», — никаких исправлений! Этого там только и не хватало. Сейчас вслед за тобой и всем остальным захочется в память о себе чего-нибудь понацарапать на стене и превратить приличное здание черт знает во что!

— Но я ведь первым заметил недостаток, — напыжился обидчиво кот, — и если бы не я, то, согласитесь, что справедливость не была бы восстановлена. Разве не так? Имею я право на моральное удовлетворение?

— Имеешь, — недовольно проговорил «Воландин», — но не подобным образом.

— А я больше никак не хочу, — упрямо надулся кот. — Подумаешь, всего-то одно безобидное слово! Можно, конечно, и поменьше размером…

— Согласен уменьшить в… пятьдесят раз, — отрезал «Воландин», — или вообще никак.

— Ну ладно, что с вами поделаешь, — недовольно пробурчал Бегемот, — только бы лучше не в пятьдесят, а хотя бы в сорок девять, тогда в бинокль было бы заметнее…

— Ну пусть будет в сорок девять, — согласился «Воландин» и еще раз подул на картину.